Татьяна Полякова - Вся правда, вся ложь
Одинцова я больше не видела, чему втайне была рада, а вот Ольгу Валерьяновну следовало навестить. Конечно, предстоящая встреча меня пугала: чем я могла ее утешить? Оттого я и откладывала ее, сколько могла, но наконец решилась.
В пятницу вечером, пораньше смотавшись с работы, я купила торт в супермаркете и поехала к ней. Дверь она долго не открывала, я уже начала беспокоиться, но тут лязгнул замок, и я увидела ее, стоявшую на пороге, выжала из себя улыбку и протянула торт.
– Я подумала… – Моя рука так и зависла в воздухе, Ольга Валерьяновна стояла не двигаясь, молча смотрела на меня, и я поспешно отвела взгляд, так и не договорив.
– Наверное, я должна сказать вам спасибо, – произнесла она. – Но… лучше бы я ничего не знала. – И закрыла дверь. А я, немного подождав, побрела к выходу. Никому не нужный торт оставила на скамейке возле подъезда.
Домой я возвращалась пешком, заметила свет в своем окне, и вдруг появилась шальная надежда, но испарилась, едва я вошла в квартиру. С кухни доносились мужские голоса. Димка и Берсеньев. А где этим олухам еще быть в пятницу вечером?
– О, хозяйка явилась! – заорал Димка. – Фенька, давай к столу, водка греется.
Неторопливо сняв пальто и переобувшись в тапочки, я прошла в кухню. Стол ломился от яств, приобретенных в супермаркете. Вереница бутылок на любой вкус. Предусмотрительно: не придется еще раз в магазин бежать.
– Дима, блин, вы не могли бы найти другое место для своих милых посиделок, – съязвила я скорее по привычке.
– Чего сразу Дима-то, – обиделся он. – Серега сказал, у тебя депрессняк. Надо срочно поднять уровень алкоголя в организме. Ты ж должна до потолка прыгать от счастья, что два таких потрясающих мужика жить без тебя уже практически не могут.
– И что в вас такого особенного?
– Горячее сердце, холодный ум и чистые руки, как говаривал один любитель ширнуться.
– Хорошо, что руки успели помыть, – кивнула я. – Сердца ваши мхом поросли, а ума сроду не было.
– Ничего себе, – скривился Димка. – Мы ей комплименты, а она нам гадости. Нет, брат, на свете справедливости.
– Комплиментов я пока еще не слышала.
– Сейчас будут, – заверил он.
Берсеньев пододвинул мне бокал.
– Мартини с водкой, взболтал, но не перемешивал.
– Ну, что, за самую красивую женщину на свете, – поднял Димка свой бокал.
– За единственную, – поддакнул Берсеньев.
– За трепачей и алкоголиков, – хмыкнула я.
– Кто это здесь алкоголики? – засмеялся Ломакин. – Выпиваем исключительно для создания душевной атмосферы.
– Пей уже, – вздохнула я, ну и сама, конечно, выпила.
Вскоре атмосферу и впрямь можно было назвать задушевной. Димка травил анекдоты, мы с Берсеньевым хохотали до слез, а меня потянуло на подвиги, только этим я могу объяснить внезапное желание накормить двух придурков котлетами собственного приготовления.
– Она еще и хозяйственная, – веселился Димка. – Серега, может, нам к ней переехать? Здесь как раз три комнаты. Фенька будет нас кормить от пуза… – Договорить он не успел, входная дверь хлопнула. Ломакин вытянул шею и упавшим голосом сообщил: – Звездец… сестрица пожаловала. Сиганем в окно, пока не поздно?
– Поздно, – сказала Агатка, отличавшаяся исключительным слухом. – По какому поводу застолье? – спросила она, возникая в кухне.
– Так это… праздник, – ответил Димка. – День взятия Бастилии.
– Двоечник. Фимка, купи ему отрывной календарь, будет у человека повод праздновать каждый день.
– Агата Константиновна, – с чарующей улыбкой пропел Берсеньев. – Премного обяжете, если к нам присоединитесь.
Я-то думала, она его пошлет, но сестрица начала расстегивать шубу, подскочивший Берсеньев помог ее снять и джентльменски пододвинул стул.
– Мартини? – спросил задушевно.
– Чего ж мартини. Сегодня пятница. Водки налей, – усмехнулась Агатка.
