Явление «Купидона» - Алекс Джиллиан
Я ничего ей не сказал. Просто взял за руку, и, окликнув близнецов, отвел к нам. Мама напоила всех горячим чаем со свежеиспеченными бисквитами, проявила тактичность, не задав ни одного каверзного неловкого вопроса. Фей постепенно отогрелась, расслабилась, успокоилась и даже начала смущенно улыбаться. А я был счастлив от возможности видеть ее так близко. Чуть позже я проводил Фей домой, хотя меня не оставляла тревога за то, как встретят ее родители, но она заверила меня, что все будет в порядке. Мы обменялись телефонами и договорились иногда созваниваться. Я позвонил ей уже через час, и мы проболтали до утра. Сейчас я даже не вспомню, о чем; я нес всякий бред, лишь бы просто слышать ее голос.
Разумеется, с этого горького, но поворотного события мы больше не могли притворяться незнакомцами и дальше. Утром вместе шли на остановку, болтая обо всем на свете, после школы встречались в городе и часами гуляли по паркам и улочкам Сент-Луиса, бродили по набережной, поедая хот-доги, и глазели на прибывающие в порт суда. Когда у меня оставались карманные деньги, я приглашал ее в кафе или пиццерию. Мы не целовались, не говорили о чувствах, но возникшее между нами притяжение ощущалась обоими, и порой мы страшно смущались, встречаясь взглядами и теряя нить разговора.
Фей оказалась именно такой, какой я ее себе и представлял. Веселой, умной, очаровательной, полной идей, планов и амбиций. Она мечтала стать адвокатом или банкиром и никак не могла определиться с выбором. Ее успеваемость была высокой по всем предметам, как и у меня, и время для окончательного решения у Фей оставалось не так уж и много. Всего два года до выпуска. Кстати, она так и не рассказала, из-за чего так сильно поругалась с родителями. Я спрашивал, но Фей каждый раз меняла тему, мгновенно мрачнея и меняясь в лице. Иногда она уезжала на день или два к своей тете в Рокфорд, откуда переехали ее родители, а я жутко скучал. Возвращалась Фей всегда замкнутая и печальная. Во время наших прогулок не смеялась и не шутила, как обычно, а молчала, словно размышляя о чем-то своём. Но через пару дней она снова менялась, и все возвращалось на круги своя… до следующего отъезда. Я предполагал, что Фей просто скучает по своим друзьям, оставшимся в родном городе. Так уж вышло, что в наших отношениях я много додумывал и сочинял. Фей казалась искренней, живой и открытой, но на самом деле, даже спустя три месяца плотного общения, я знал о ней не больше, чем в наше первое свидание. И хотя девушка с охотой рассказывала о своих планах и мечтах, о любимых фильмах и книгах, жаловалась на слишком строгих преподавателей в школе и глупых одноклассников, но она никогда не говорила о семье, о своём детстве, о родителях и своей тете, к которой периодически уезжала. И я снова сочинил, что, возможно, тетя была больна, а Фей ездила к ней, чтобы поухаживать и отсюда такая отрешенная тоска в ее глазах при возвращении.
Когда в город пришла зима, и стало совсем холодно, мы прятались от морозов в кино. Брали места на задние ряды. Там же и перешли к поцелуям. Я пытался не забывать, что Фей совсем девчонка, но удержаться от соблазна было чертовски сложно. Иногда, увлекшись, я забирался ладонями под ее свитер и сжимал теплые упругие груди в кружевном бюстгальтере. Оттягивая белье вниз, кружил большими пальцами по твёрдым соскам, и она тяжело дышала мне в губы, пока я творил своим языком нечто невероятное у нее во рту. Она никогда не прикасалась ко мне ниже пояса, как и я к ней, но у меня в глазах темнело от желания, и я с огромным трудом заставлял себя вспомнить, что мы находимся в кино. Мне безумно хотелось забраться под ее свитер не только руками, но и лицом, прикоснуться языком к бархатистой коже, к чувствительной груди… Но я держался. Из последних сил.
После таких киносеансов я ночи напролет лежал без сна, глядя в потолок и умирая от болезненного желания. Я сбрасывал напряжение руками, как и большинство парней моего возраста, но облегчение длилось недолго. В школе имелись проверенные безотказные девчонки, с которыми можно было развлечься, но я даже мысленно не допускал подобного. В моей голове, в фантазиях и мечтах была только Фей. Единственная. Фей. Фей. Фей.
В таких муках я дожил до весны. Мне исполнилось семнадцать, а через месяц, в конце мая, и у Фей намечался день рождения. Ее родители снова устроили праздник в саду, но меня, разумеется, никто не пригласил. Мы старались держать в тайне свои встречи. Все произошло, само собой. Мы не сговаривались, словно без слов понимали, что ни с той, ни с другой стороны не встретим понимания и одобрения. Для них мы были еще детьми, и, по их мнению, наши мысли должны быть заняты исключительно учебой и грядущими вступительными тестами в колледж. Нет, они не были против, чтобы я встречался с девочками из школы, и часто спрашивали, нравится ли мне кто-то, но я на уровне подсознания чувствовал, что расскажи я о Фей, нас обоих ждут неприятности. Отец не просто предупреждал меня еще год назад, он в ультимативной форме потребовал держаться подальше от дома Уокеров. Без объяснения причин.
Скрываться от родителей было тяжело и мучительно, я не привык и не умел врать, и каждый раз, возвращаясь домой слишком поздно, и, придумывая очередные вечерние занятия в школе или посиделки с приятелями, или написание доклада в библиотеке, я чувствовал себя паршиво и старался быть идеальным и послушным сыном в оставшееся время. Помогал отцу с легкими ремонтными работами по дому, в гараже, занимался с близнецами, читал им, подтягивал по тем предметам в школе, которые им не давались. Я мыл посуду, готовил завтрак, если мама не успевала. И все равно, каждый раз, озвучивая очередную ложь, ощущал себя предателем. Мне казалось, что они знают, видят насквозь, но закрывают глаза или ждут, когда я признаюсь.
За праздником в
