Дом лжи - Дэвид Эллис
Надеваю платье. Оно слегка помялось. Кристиан, натягивая штаны, говорит:
– Кстати, мы же не поговорили об условиях твоего траста.
– С ними что-то не так?
– Я никогда таких не видел, но ты их оценила вполне точно. Они действенные, и обойти их нельзя никак. Ты должна оставаться в браке ровно десять лет, прежде чем получишь право прикоснуться к деньгам.
– Это я и сама знаю. А вот как насчет моего вопроса?
– Можешь ли ты распоряжаться ими после десяти лет без одобрения мужа?
Я поворачиваюсь и гляжу на него прямо.
– Да, я тебя об этом спрашивала.
Секунду он сохраняет непроницаемое выражение лица, как будто играет в покер, потом вдруг подмигивает:
– Да, можешь. Мой адвокат составит какую-нибудь бумагу, чтобы закрепить за тобой такое право, и если Саймон это подпишет, то у тебя не будет никаких забот. Спокойно сможешь тратить свои деньги на что захочешь. Впрочем, ты и без его официального согласия сможешь их тратить, но лучше все же, чтобы он подписал.
– Подпишет. Он мне доверяет.
В контексте нашего разговора эти слова звучат так двусмысленно, что мы оба невольно умолкаем.
– Мне не безразличен мой муж. Я не хочу ему вредить. Таких намерений у меня нет.
– Ну разумеется. – Кристиан взмахивает рукой. – С теми деньгами, которые я для тебя заработаю, что бы ни случилось, он все равно получит столько, сколько ему и не снилось.
Я киваю, отвожу глаза и продолжаю собираться.
– А что дальше?
– В смысле? Ты составишь бумагу, которую я дам ему подписать.
– Я не об этом. Я… о нас с тобой.
Я смотрю на него.
– Как ты решишь, так и будет, – говорит он. – Не думай, что я на тебя давлю.
– Мне казалось, что этот вопрос обычно задает девушка, нет?
Он хохочет:
– Может быть.
– Ну, так вот, девушка задает тебе вопрос, – говорю я. – Что будет дальше? К чему это нас приведет?
– Ну… – Он взмахивает руками. – Я же тебе сказал, ты мне нравишься. И если ты согласна повышать ставки, то и я тоже.
Теперь подмигиваю я.
– Созвонимся.
Мужчину надо держать в предвкушении.
25. Кристиан
После двухчасовой долбежки с Вики я прихожу домой около восьми. Секс с замужней женщиной – самое лучшее, ведь для нее ты – отдушина, канал «Дискавери», а не старый ворчливый муж, которому она дает только из чувства долга или благодарности. Надо было видеть, на какие штуки я раскручивал многих замужних дамочек в постели…
К слову, о диванах – войдя в квартиру, я обнаруживаю на своем диване Гевина: в одной руке у него пиво, другая бегает по клавиатуре лэптопа.
– Трахался? – Он смотрит на меня, когда я вхожу в комнату. – О, вижу, что да. И кто же она?
Я изображаю небольшую пантомиму – делаю вид, как будто стреляю с прыжка.
– Он стреляет… и попадает в десятку! Публика не может сдержать ликования!
– Серьезно? Номер семь? Та, у которой двадцать лимонов и здоровые сиськи?
Мы не называем имен. Гевин не слышал имени Вики и никогда не услышит. Она для него просто номер 7. Моя седьмая мишень.
Эта китайская стена анонимности хранит нашу дружбу. Я не хочу знать, как Гевин проворачивает свои финансовые аферы, а он не сует нос в мои дела. И не важно, что мы – друзья детства и я ему в общем-то доверяю. Я знаю – если Гевин когда-нибудь попадется, у него может возникнуть соблазн облегчить свою участь, сдав меня. Ну и, конечно, он опасается того же с моей стороны. И хотя я вряд ли сдам его федералам, даже если они возьмут меня за жабры, все-таки анонимность наших дел помогает сохранять дружбу чистой и незапятнанной, устраняя саму возможность предательства.
Так что в моей квартире Вики Ланьер Добиас известна лишь как номер 7. И когда Гевин составлял ее финансовый план, он оставил вместо имени пробел, который я позднее заполнил сам. Заполнил и нажал кнопку «печать».
– Наконец-то я до нее добрался, Гев. Впился в нее, как большеротая пиявка.
Он откладывает лэптоп в сторону.
– Что ж, Ники Мешок-с-Пончиками, повезло тебе.
Я отвешиваю театральный поклон.
– Ну, расскажи, не томи, – говорит он. – Я жажду деталей.
Я подхожу к бару и беру бутылку скотча. В Чикаго я приехал летом, завершив предыдущее дело. Мой номер 6 жила в Лексингтоне, Кентукки, ей было пятьдесят три, и ради меня она бросила мужа. Так спешила, что взяла с него при разводе всего один миллион, который вручила мне, чтобы я вложил деньги в какое-нибудь выгодное дельце. Но я, само собой, смылся и залег на дно, тихо просидел там несколько месяцев, а потом вернулся в Чикаго, где Гевин живет постоянно и где, можно сказать, прошло наше детство.
– Джентльмен никогда не рассказывает о тех, кого он целует.
– О’кей, скажешь, когда появится джентльмен. А пока давай колись. Ты-то раз в двадцать чаще трахаешься, чем я.
– Двадцать помноженное на ноль? – Я наливаю себе четверть бокала виски, поднимаю его, как будто чокаюсь, и пью, а потом смачно причмокиваю.
– Ну, давай, Ник.
Я предостерегающе поднимаю палец.
– Не называй меня так.
– Ах, извини, Кристиан. Какого черта ты выбрал себе такое имечко для прикрытия?
Я наливаю еще виски и снова пью. Алкоголь я предпочитаю употреблять неразбавленным – меньше газов.
– Вот именно потому, что никто не назовется Кристианом просто «для прикрытия».
Будь у меня выбор, моего псевдонима не знал бы и Гевин. Это единственный изъян в моем плане отделять дружбу от чисто профессиональных отношений. Но мою фальшивую личность создает именно он: моя кредитная история и послужной список поддельные, водительские права и кредитные карты – поддельные, дипломы и сертификаты – поддельные, даже заметки обо мне в колонках новостей «Форчун» и «Ньюсуик» – поддельные. И состряпал их Гевин. А он не смог бы этого сделать, не знай моего подставного имени. Кристиан Ньюсом.
Я плюхаюсь на стул.
– Знаешь, Гев, похоже, я напал на золотую жилу. Раньше я думал, что ею была номер пять.
– Номер пять – это из Милуоки? Номер пять была крутая. Пару лимонов тебе принесла, нет?
– Ну да. В те времена это был Клондайк. Но разве сравнишь ее с этой? Двадцать миллионов долларов! Вот получу их – и сразу завяжу. Уйду на пенсию в тридцать два года, как только сорву куш.
– Ей понравилось твое предложение? То, с водой? Или азиатские акции?
– Заглотила и то,
