Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг
— Как вам известно, — начал Прохоров, — Юрий Никифорович Лавров назначен к нам прокурором города. Я еду в район. Мы с Юрием Никифоровичем пригласили вас, чтобы поговорить о том, как должен выглядеть акт приема и сдачи дел, кто из вас и что будет делать…
И Петр Петрович повторил все, о чем они договорились с Лавровым.
Прощаясь с Прохоровым, Юрий Никифорович сказал, что сегодня уже не вернется в прокуратуру, так как вечером хочет познакомиться с начальником городского отдела милиции.
— Хорошо, — сказал Прохоров. — Машина у подъезда.
— Не нужно, — отказался Лавров. — Хочу походить по городу, я ведь здесь впервые.
Назавтра, знакомясь с работой прокуратуры по документам, Лавров уже решал возникающие вопросы и дела, беседовал с сотрудниками, разъяснял им, что для него сейчас наиболее важно и почему, знакомился с делами, которые находятся у следователей. Работа следователей несколько огорчила его: он столкнулся с вялостью, равнодушием и кустарщиной, которые были проявлены в некоторых случаях. Два дела уже побывали в суде и возвращены для дополнительного расследования: одно — из-за недостатка доказательств, другое — из-за пренебрежения к процессуальной форме.
И Лавров решил, что, как только акт будет подписан, он проведет со следователями специальное совещание, выслушает их, предъявит им свои обязательные требования.
«Есть вещи, которые надо ломать круто. Полумерами здесь не обойтись, — подумал он. — А раз так, то и тянуть незачем…»
Приостановленные уголовные дела Юрий Никифорович обнаружил в шкафу, где хранились проверенные жалобы этого года.
«Да… — подумал Юрий Никифорович, — давно не прикасались… Но ведь приостановленные дела — это ненаказанные преступники! Принимаются ли меры к их розыску?» Одно за другим Лавров просмотрел все дела и вызвал к себе следователя Жабина.
— Вот это дело, товарищ Жабин, приостановлено еще четыре года назад, — сказал Юрий Никифорович, показывая на раскрытую папку с желтоватого вида листками. — Учетчик свинотоварной фермы колхоза обвинялся в присвоении двух поросят. Зачем же держать лишнее неоконченное дело? Согласитесь, что оно может потерять всякую актуальность, четыре года прошло с момента совершения преступления!
Жабин слушал молча, не перебивая, и лишь изредка кивал в знак согласия своей крупной лысеющей головой.
— И совсем иное это дело, — продолжал Юрий Никифорович, откладывая в сторону первую папку и раскрывая другую. — Смотрите: в архиве оказалось дело опасного преступника. Несколько лет он уходил от ответственности, а кто знает, остановился он на ограблении той колхозницы или продолжает действовать? Я бы, например, не стал успокаиваться на одном лишь поручении милиции разыскать скрывшегося Николаева, но и сам бы активно занялся совместно с милицией отысканием преступника. Тем более — есть же какие-то нити, известен адрес женщины, с которой этот Николаев был связан: Хоперск… Как хотите, Дмитрий Владимирович, но это дело надо доводить до конца. Думаю, вам придется съездить в Хоперск и начать действовать, искать Николаева. Когда бы вы могли приступить к этому?
Следователь, тяжело дыша, ответил:
— Дня через три могу поехать, Юрий Никифорович… — И глухим голосом добавил: — Вообще-то вы правы, мы с Николаевым здорово просчитались. Но текущие дела, знаете, захлестывают, прямо вам скажу.
Вскоре Лавров занялся данными о преступности, работой милиции, народных судов. Факты говорили о том, что количество преступлений, совершаемых в городе за последнее время, не снизилось. В чем же дело? И почему это ни у кого не вызывает тревоги? Или, может быть, он, Лавров, еще просто плохо знает людей и ему еще рано обвинять их в равнодушии, терпимом отношении к тому, чего нельзя терпеть? В прокуратуре народ совсем неплохой, но как-то не чувствуется инициативы, не видно увлеченности своим делом, творческого отношения к нему. Стиль, что ли, такой?.. И Лавров постепенно приходил к выводу, что опытный и, наверное, даже совсем неплохой прокурор Прохоров, в сущности, мало интересовался результатами своей работы.
— С утра до вечера ни минуты свободной, — жаловался однажды Петр Петрович, — одной только почты столько, что полдня тратишь. Целый день жалобщики, работники милиции приходят за санкциями, за консультациями. Свои следователи и помощники осаждают, множество телефонных звонков с предприятий, учреждений. Смотришь — и день прошел…
Тогда Лавров как-то не придал особого значения этим словам, но сейчас он начал понимать ошибку старшего товарища. Прокурор сидел в кабинете и решал текущие вопросы, а работники прокуратуры выполняли его поручения, причем были и такие, которые не чувствовали своей личной ответственности за порученное дело. Видимо, Прохоров просто не спрашивал с них этого.
«Конечно, кое-что придется постепенно ломать», — размышлял Юрий Никифорович.
И, взвесив все, что ему удалось для себя уяснить за столь короткий срок, Лавров решил в первую очередь внимательно изучить характер жалоб. Именно они помогут понять состояние законности, а также нужды, требования, запросы людей.
Количество жалоб, как показал анализ, из месяца в месяц не уменьшалось. И большинство из них говорило о нарушении трудового законодательства, Устава сельскохозяйственной артели, об ущемлении жилищных прав граждан. Многие жалобы казались вполне обоснованными.
«Надо определить, с каких предприятий поступает наибольшее количество жалоб», — решил Юрий Никифорович и пригласил, к себе Корзинкину Александру Мироновну.
Эта женщина, лет тридцати с лишним, всегда подтянутая, с умным взглядом, сразу понравилась Лаврову. В ней чувствовались деловитость, стремление к самостоятельности анализа и выводов, живой интерес к своей профессии. Иной раз, правда, Юрию Никифоровичу казалось, что Александра Мироновна излишне самоуверенна. Но Лавров не счел нужным говорить с ней на эту тему, решив, что при случае она сама на деле убедится в этом своем недостатке.
Корзинкина вошла в кабинет. Отчетливей, чем обычно, сверкнула седая прядь в темных гладких волосах — «военный трофей», как, шутя, говорила Александра Мироновна, когда ее спрашивали о причине столь ранней седины.
Действительно, через несколько недель после окончания десятилетки Шура Корзинкина добровольно ушла на фронт. Домой она вернулась в сентябре сорок пятого года повзрослевшей, возмужавшей, в солдатской гимнастерке, в повидавших виды сапогах; и выцветшей пилотке, оставлявшей открытым высокий лоб с первыми морщинами и сединой, особенно заметной потому, что лицо Саши было опалено южным солнцем.
Александра Мироновна подошла к столу Лаврова и выжидающе взглянула на начальника.
— Скажите, пожалуйста, — начал он, предложив ей
