Шам - Виталий Фёдоров
– Зелимхан!
Эшреф успел первым. Молодой чеченец, прекрасно понявший сложившуюся перед этим ситуацию и не смогший удержаться от широкой улыбки, на глазах побелел, услышав своё имя.
– Брат, готов ли ты принять шахаду во имя Аллаха?
Двое сурово-колоритных бородачей, приехавших вместе с начштаба, синхронно шагнули к второму только что назначенному добровольцу, намекая что вопрос, вообще-то, риторический. «Группа поддержки и агитации» была не только у Аслана.
Командир джамаата, тем временем, что-то почтительно и негромко, но явно настойчиво говорил Эшрефу. Марат, не желая стать мишенью для гнева обоих начальников, сделал пару случайных шагов воде как в сторону, но затем обошёл «Тойоту» сзади и оказался в зоне слышимости. Благо, практически все братья отвлеклись на растерянно принимающего хвалы и поздравления (насколько искренние – другой вопрос) Зелимхана.
– …учитель, Зелимхан не умеет стрелять из пулемёта! Позвольте, я назначу другого!
Марат нервно сглотнул – о его боевом опыте были в курсе оба.
– Просто заряди пулемёт и покажи ему, где нажимать. Времени перезаряжать всё равно не будет.
Аслан на секунду замолчал, подбирая аргументы:
– Но… Зелимхан совсем молодой, он ещё даже повоевать не успел! И… простите, учитель, я знаю, это не хорошо, но… он мой земляк, его отец был другом моего отца… я прошу вас, пожалуйста…
Наверное, самым простым для Эшрефа было бы сказать что-то идеологически выдержанное, в духе «разве ты не рад, что он сегодня попадёт в рай?». Возразить на это Аслану было бы нечего, а уж что бы он там подумал – вопрос десятый. Но Эшреф не пошёл по лёгкому пути.
– Аслан, ты помнишь, как мы встретились?
– Да, учитель. – голос Аслана изменился, такое впечатление, что он заранее признал проигрыш спора.
– Ты был молод и только приехал, и на третий день, когда нас отрезали, ты вызвался добровольцем совершить истишхадию.
– Но вы мне запретили. – вздохнул чеченец. – И смогли вывести нас из окружения.
– Как ты думаешь, почему запретил?
– Э-э… я не знаю. – признался Аслан после небольшой заминки. – Сначала думал, вам меня жалко стало, потому что молодой. Но потом я видел… э-э… разное видел, да. Понял, что не поэтому. Но почему – не знаю.
– Нет, не поэтому. – Марат почувствовал по голосу, что Эшреф улыбается. – Принять шахаду и попасть в рай – лучшее, что может случиться с человеком, о чём же тут жалеть?
Прозвучало это совершенно искренне, и Марат уже не в первый раз за эти дни подумал, что искренне верующие, всё-таки, сумасшедшие, независимо от уровня интеллекта.
– …потому, что я видел – у тебя большой потенциал, ты сможешь многое совершить на праведном пути. Человек не должен уходить из этого мира прежде, чем совершит максимум благих дел, на которые способен. Да, я не дал тебе тогда совершить подвиг и уйти, забрав с собой нескольких врагов. Но с тех пор ты уничтожил их куда больше, сейчас ты амир джамаата, и однажды, если не позволишь твоим слабостям влиять на тебя, возглавишь ещё больше воинов.
Ударение на «слабостях» не осталось незамеченным.
– Простите, учитель! Я просто… тоже ведь так подумал про Зелимхана! Молодой ещё, но горячий! Много может совершить! Хорошо воевать будет!
– Зелимхан слаб. – это прозвучало не как рассуждение, но как констатация неоспоримого факта. – Он подведёт своих братьев, подведёт тебя и, что хуже всего – подведёт себя, закрыв себе дорогу в рай. Наш долг – спасти его от этого. Приняв сегодня шахаду и став мученником, он получит лучшую судьбу из возможных.
Аслан явно понял, что спор окончен.
– Да, учитель. Спасибо, что объяснили. Мне бы чуть-чуть вашей мудрости…
Дальнейший обмен любезностями Марат слушать не стал, здраво рассудив, что не стоит нарываться и маячить тут – кто-нибудь в итоге да заметит.
Тем более, ему стало совершенно ясно, что спасти Линара не получится.
* * *Пересохший арык был широким, с ровным и плоским дном, так что «джихадка», в принципе, проехала бы здесь без проблем. Другой вопрос, что толку от этого не было бы ни малейшего – трёхметровые стены не позволят ей стрелять, а ближайший выезд наверх, который они миновали по дороге сюда, слишком далеко. Но вообще, на будущее, надо этот момент учесть – в чистом поле буквально из-под земли может выскочить машина, дать очередь из крупняка и скрыться обратно.
Если оно будет, это самое будущее. С учётом пары крайне мрачных взглядов Аслана, пойманных Маратом за время пути по арыку – совсем не факт.
– Видел? Чечен своего не хотел назначать. – Артур (официально переименованный в Абдулсалама, но никто его так не называл), глухо пробормотал фразу, почти уткнувшись носом в закрытый бетонными плитами склон. – Так и будет нас щемить, Эшреф же не всегда рядом будет.
– Не сейчас! – Марат нервно огляделся. Вроде бы никто не слышал, но… – Потом обсудим.
Что-то со сложившейся ситуацией делать и правда надо, но пока что у них бой на носу, не до размышлений и жизненных стратегиях. Ну, а если кто-то из кавказцев шмальнёт в спину прямо сегодня – тогда уже точно ни до чего станет.
Умар, единственный, кому Аслан разрешил подняться наверх для наблюдения за обстановкой, тихонько съехал вниз по склону и махнул рукой – «Едут!». Личный состав подобрался, готовясь карабкаться навстречу врагу.
Звука мотора Марат, как не старался, так и не услышал – всё-таки, до дороги отсюда прилично, к тому же они в яме.
Вспомнился совершенно потерянный, чуть не плачущий Зелимхан, с его понтовым пустынным камуфляжем и оптикой на автомате («земляки подарили, да!»), трясущимися руками обнимающий Аслана на прощание. Кто-то излишне хозяйственный из киргизов предложил не тратить зря нужную вещь и снять прицел («да и вообще, зачем ему автомат там?»), но взвинченный Аслан рацпредложение не оценил и самозванный «завхоз», получив прикладом по морде, лишился сразу нескольких зубов. Так вот, интересно – Зелимхан всё же сможет собраться, или как? Ему же, вроде как, ещё стрелять надо.
Как не удивительно – смог. Хотя, с другой стороны, может быть это иракцы поняли, что происходит, и открыли огонь? Как бы там ни было, рассредоточившиеся на добрых полутора сотнях метров арыка бойцы услышали три коротких очереди «крупняка», затем буквально секунду заполошной стрельбы из всего подряд, после чего всё исчезло в чудовищном грохоте.
Марат не знал, сколько взрывчатки запихали в трофейный «Хамви», но явно немало – взрывная волна весьма чувствительно ударила по ушам даже им, укрытым на дне глубокого арыка в сотне с лишним метров от блокпоста. Каково было тем, кто находился рядом со взрывом, оставалось лишь догадываться. Хотя, не до того сейчас. Аслан яростно орёт: «Вперёд-вперёд!!! Пошли!!!», и все лезут вверх, не обращая внимание на свистящие над арыком камни и обломки, выброшенные взрывом. Что-то больно попадает Валееву по плечу, но он продолжает карабкаться.
Перевалившись через край и продравшись сквозь заросли сухих колючек, окаймляющих арык, он вскакивает на ноги и, наконец-то, видит перед собой блокпост. Точнее, то место, где он был – всё скрыто в облаке пыли дыма, что-то горит, со всех сторон слышна стрельба и больше всего Марат сейчас опасается не обречённо отбивающихся иракцев и не коварных чеченцев, а своих идиотов-товарищей, не смотрящих, куда они стреляют. Вот, вроде этого – он едва успел отскочить в сторону, когда какой-то придурок, кажется, таджик, споткнулся и рухнул на землю. Палец со спуска придурок, разумеется, не убирал, и теперь с воем катается по земле, держась за простреленную ступню.
Ладно, некогда отвлекаться, надо воевать. Марат двинулся вперёд, стараясь держаться подальше от куч, в которые, вопреки строгим наставлениям Аслана, немедленно сбилась большая часть братьев. Естественный человеческий инстинкт – сбиться в кучу при опасности, но, увы, с появлением огнестрельного оружия (и даже луков, пожалуй) его польза весьма сомнительна.
Из пыльно-дымной тучи впереди выскочил безоружный, голый по пояс мужик и помчался вперёд, не разбирая дороги. Впрочем, далеко убежать ему не удалось – сразу два десятка стрелков открыли огонь, компенсируя отсутствие меткости плотностью пуль на квадратный метр, и бегун рухнул.
Оборона иракцев так и не стала организованной – джихадисты ворвались на остатки блокпоста, изрешетили в упор всех, показавшихся недостаточно мёртвым и принялись радостно стрелять в воздух и кричать «Аллаху Акбар!», пока
