Елизавета Михайличенко - Неформат
— А ведь ты, сукинсын, знал, что артист мертв?! — вдруг каркнула Светик.
Черт его знает почему, но на этот раз Плоткин согласился. Устало сказал:
— Ну знал. И что? Что с того?
— Ахха! — Светик шваркнула трубкой об стол, да неудачно, табак разлетелся. Недовольный О'Лай, тряся складками, удалился в соседнюю комнату.
— Что, «ахха»? — сорвался Плоткин. — Зачем мне убивать того, кому я платил за то, чтобы его убили вместо меня?! Если уж.
— А тада кто его?
Плоткин укоризненно посмотрел в мою сторону:
— Я вообще-то думал, что… ясно кто.
— Битый линк, — сказала Светик. — Мы тада вместе все были, када Кабанова делитили. Так что не, не то. Значит некому его было хакать… Кто ж его тада заскринил?.. А кста, ты откуда инфу скачал про смерть?
— Я ему звонил с утра, — неохотно признался Плоткин.
— Трупу? — уточнила Светик.
— Я тогда еще был не в курсе. А наоборот, хотел ему дать деньги и чтобы он сходил в казино. Раньше меня. Чтобы если засада, то чтобы обнаружилось.
— А этта… че, если бы засада и Кабанова бы схавали, че, пошел бы рулету крутить? — Светик заинтересованно подалась вперед.
— Света, тебе бы в психологи играться, а не в следователи, — любовно укорил Санька. — Давай к делу.
Но к делу Плоткин как раз не хотел, поэтому начал подробно рассказывать Светику, как долго он сомневался идти — не идти, как долго мучился сомнениями, как, узнав о смерти Кабанова, решил, что раз уж у него теперь репутация трупа, то надо как раз идти, потому что ловить труп в казино скорее всего не будут. И, нарядившись хасидом…
— Лажанулся, — закончил я.
— Да если бы ты, Боря, меня не узнал, ничего бы я не лажанулся!
— Да не узнавал я тебя! — неприязненно сказал я, ежась под взглядами коллег.
— Во! Ахха! — вспомнила Светик. — А мы ж еще тебя, Мутант, не разъяснили. С чего ты на Плоткина бросился? Ты ж его не знал?
— Вырядился он по-идиотски! — занервничал я. — Ну кто надевает литовский галстук и хасидские пейсы? И пиджак на нормальную сторону. Ну как не израильтянин, честное слово…
Плоткин заволок глазки пеленой грусти, как умирающая птица. И тоном еврейской мамы, терпеливой лишь от осознания, что все равно «смерть моя пришла», ответствовал:
— Ой, да господи, Боря! Что ты выдумываешь. Да так весь Бней-Брак ходит.
— Да нормально он был одет, — поддержал Санька, — я тоже таких у вас видел. Один к одному!
— Ну конечно! — мне стало обидно, что и тут мне нет веры. Да что же это такое, в самом деле? Санька будет меня учить, как одевались мои предки, даже если я их в глаза никогда не видел! — Где ты в своем Бней-Браке литвака с такими пейсами видел, Эфраим?
Плоткин задумался.
— Литвак — это фамилия? — уточнил Санька.
— Литвак — это образ жизни, — сказал я. — Это религиозное направление.
— Фанатик? — прояснила Светик.
— Не без того.
— Да, пожалуй… литвака с большими пейсами пожалуй что и не видел, — вдруг пробудился от воспоминаний Плоткин, растягивая узел своего галстука. — А вот хасида… видел, между прочим, хасида в галстуке. Точно. Видел. Эка невидаль, хасид в галстуке.
— Вот видишь, Мутант, — Санька закурил и развалился на стуле, — дуришь ты нас зачем-то. Как, Света, думаешь? Дурит?
Светик, не оборачиваясь на него, пожала плечами:
— Кста, могу в Сетке порыскать, если нада.
— Порыскай, — поддержал я, — много интересного узнаешь. Есть даже такой хасидский анекдот. Хасиды во время молитвы подпоясываются, чтобы отделить «высокое» от «низкого». А литваки — нет. Вот в хасидской ешиве ученик и спрашивает у ребе, чем же отделяют «высокое» от «низкого» литваки. А тот отвечает: «Галстуком». — Я принужденно рассмеялся, но меня никто не поддержал. Пришлось объяснять: — Хасиды верят еще и сердцем, а литваки только головой.
Молчание.
— Вот и намекают, что у литваков сердце осталось в «низком», — все-таки закончил я.
Светик, Санька и примкнувший к ним Плоткин мрачно на меня смотрели. Наконец, Санька разжал губы:
— Ха. Ха. Ха. Никому еще, Боренька, не удавалось вот так, с ходу, придумать анекдот. Во всяком случае смешной. Трудный это жанр. Так, Света?
— Там еще было, что у литваков — галстук, а у арабов, вообще… как это… — продолжил я зачем-то. — Ну забыл я, как эти кольца на куфие вокруг головы называются.
На этот раз хоть Плоткин слабо улыбнулся.
— Нимб они называюцца, — сказала Светик неприязненно. — Иссяк бы уже, а? — она вскочила и, колеблясь в утреннем размытом свете, поднялась на второй этаж. На лестнице она обернулась и сипло сказала:
— Мутант. Я тебя предупреждала, ахха?
— Све… — начал было я, да это существо уже вознеслось.
Санька переводил взгляд с меня на Плоткина, с Плоткина на меня, словно пытался выбрать, кто ему больше не нравится. Наконец, он решил, что не может работать в такой недружественной обстановке и махнул рукой:
— Пауза нужна. Кофе хочу.
— Я бы тоже… — осторожно пискнул Плоткин.
Ну и я кивнул.
Кофе пили в тишине, медленно. Каждый по своим причинам. Но и кофе когда-то кончается.
— Все! Хэрэ балдеть! — Санька осторожно отставил чашку, как-то облегченно вздохнул и решительно припечатал ладонями столешницу, словно там как раз пробегала пара гнедых тараканов. — Дамы нет, кофе тоже, так что пришло время по-мужски поговорить. Плоткин! Ты мне должен. Из-за тебя меня… ну, в общем все проблемы. Убивать тебя не будем. Незачем. А мучить будем. Пока не поймешь, что лучшей гарантии, чем мое честное слово, у тебя не будет. Так, Боренька?
— Вроде так, — согласился я.
— Вот. И Боре ты тоже должен. Так что давай бабло, Эфраим. Мы с Борей пока еще добрые. Мы тебе знаешь что… Мы тебе тоже несколько лимонов оставим, на старость и на рулетку. Так, Боренька?
Я машинально кивнул.
Плоткин задумался глубже обычного, заморгал и вдруг изумился:
— Я что-то… я что-то не понял… Кто мне несколько лимонов оставит? Кто вам это позволит? А вы что… А вы вообще… от Наума???
— От Наума? — хмыкнул Санька. — Ну разве что Боренька, да и тот в смысле, что от Наума смылся.
Плоткин замер, как человек, оглушенный счастьем большого выигрыша:
— Я… Боря!!! Так и ты с Роненом?! Отстегните меня! Я — свой!
— Свой ты будешь, когда деньги отстегнешь, — сурово сказал Санька. — Сдавай бабло, короче.
— Конечно сдам. Почти уже сдал.
Мы трое посмотрели друг на друга с удивлением.
— Кста, — вдруг пробасила сверху Светик, — неграмотно ты, Мутант, Плоткина опознал.
Теперь мы все трое смотрели вверх, не менее изумленно.
— Че зависли? — как-то зловеще захохотала она. — Он просто из ружинских хасидов. Этта, они в геринге и в пейсах колбасятся.
— Какой Геринг? — не понял Санька.
— Нет таких хасидов! — возмутился я.
— Конечно неграмотно! — взвыл Плоткин.
— Ignorantia non est argumentum, — заявила Светик. — Александыр, переведешь? Не? Ну и не морщи лобок. Геринг — этта селедка и обзывалка для галстука.
Плоткин с готовностью кивнул:
— Идиш.
— Иди ш твою мать! — вдруг заорал Санька. — Мы тут делом занимаемся или где?! Корифеи языкознания гребаные!.. Извини, Света. Утро. Нервы. Мля.
Светик медленно и величественно подплыла к столу, кивнула, принимая извинение и добавила:
— Есть такие хасиды, Мутант. Просто не раскрученные. Мне дежурный раввин тока что разъяснил, на форуме. Ацтой ты, Плоткин, какую отмазку упустил. И этта, тебе еще гет надо подписать.
Плоткин вздрогнул и глубоко задумался. Потом осторожно уточнил:
— Кому?
— А ты как сам думаешь, кому? — заржала Светик в голос. — У тебя че, многа вариантов?
Плоткин молчал.
— Этта, — вдруг предложила Светик. — А желаешь — подпиши кому сам хочешь.
Светику почему-то было очень весело. Нюхнула она что-то там наверху, что ли? Хотя, скорее, просто решила получить с Умницы оговоренные 90 штук. Наверняка общнулась с ним только что. Умница, конечно, должен был тянуть время, объяснять, что заплатит только после подписания Плоткиным гета, вот Светик и хочет сообщить ему, что развод подписан, и поверхность бочки для денег освобождена. Вполне по-женски. Пока Санька, размахивая дубинкой, выбивает миллионы, она аккуратно подберет колоски и коренья.
— Вот той подпиши, которая мне по яйцам вмазала, — посоветовал Санька. — Прости, Света, конечно.
— Да лана.
— Той не могу, — вздохнул вдруг Плоткин жалостно и, кажется, искренне.
— Че, лубофф или за убитых енотов?
— Светлана! — с места в карьер возопил Плоткин. — Мужики! Я больше с ней не могу! Это же провокатор!
— Че, так плющит? — участливо поинтересовалась Светик. — Тада ты должен сделать свой выбор. Родину ты один раз уже выбрал. Теперь нада женщину, ахха.
