Софи Ханна - Домашняя готика
Гиббс фыркнул в кружку.
– Ты видел их дом. Там футбольную команду можно спрятать.
– Ладно, предположим, она написала все это в среду 11 июля и поставила даты прошлого года. Зачем? – Селлерс начал отвечать на свой вопрос: – Может, это способ донести до мужа «я так себя чувствовала годами, а ты даже не заметил». Но почему даты именно прошлого года? Первая 18 апреля 2006 и последняя 18 мая 2006. Не слишком большой промежуток. Почему она не раскидала фальшивые даты по нескольким годам вместо месяца?
– А мне откуда знать? – Разламывая подставку для стакана, Гиббс отправлял кусочки картона в плавание по озеру разлитого пива на столе. – Может, дневник написал кто-то другой.
– Тот, кто убил Джеральдин и Люси? Кто?
– Уотерхаус бы сказал – Уильям Маркс.
– Слушай, ради…
– Стэпфордский муженек тоже колеблется. По-моему, у него есть сомнения.
– Просто он еще нервничает, потому что новенький. Эта фигня с неправильными датами не значит, что дневник фальшивый. Подумай: если бы ты убил двух человек и хотел подделать дневник одного из них, подставить его, ты не стал бы привлекать внимание, выбрав столь давние даты. Ты бы выбрал даты посвежее. В конце концов, если ты несчастная в браке женщина, которую бесит муж, логично преподнести ему подарочек на вашу десятилетнюю годовщину, не так ли? Десять лет этого дерьма, подумаешь ты, – пора открыть дневник и спустить немного яда… – Селлерс остановился, заметив, как покраснел Гиббс.
– Ждешь вашей с Дэбби годовщины?
Гиббс рассмеялся:
– Вряд ли Дэбби будет так себя чувствовать через десять лет со мной. Она совершенно изменилась после того, как мы поженились. Она просто не может мной насытиться.
Селлерсу совершенно не хотелось слушать о повышенном спросе на Гиббса.
– Есть еще что по поводу ноутбука?
– Норман пока работает.
Дверь паба открылась, вошли две девчонки в топиках и мини-юбках. У одной в пупке поблескивал камешек. Селлерс ощутил, как локоть Гиббса вонзился ему в бок.
– Достаточно молодые для тебя?
– Отвали.
– Давай, попускай на них слюнки. Колин Селлерс, король обольщения, стильные бакенбарды. «Ладно, детка, вот твое такси. Четыре утра уже, заплатишь за себя сама, лады?»
Попытка изобразить донкастерский акцент позорно провалилась. С каких пор Гиббс заделался комиком?
– Ну ты козел! – Селлерс думал о Мэнди и вечернем мероприятии в благотворительном магазинчике. Да он хоть до утра высидел бы на сером пластиковом стуле, если бы Гиббса рядом не было.
Чарли открыла дверь, увидела Саймона, и сердце ее мгновенно провалилось через дыру в груди и приземлилось в самом низу живота. Потом с такой же скоростью и так же неожиданно оно начало подниматься, как будто кто-то наполнил его гелием. Саймон здесь. Он сделал над собой усилие и пришел повидаться с ней. Вовремя.
– Привет, – сказала она. Он держал что-то за спиной. Цветы? Вряд ли, если он не брал частные уроки по ухаживанию, пока они не виделись.
– Что здесь творится? – спросил он, разглядывая ее пустую прихожую.
– Я делаю ремонт.
– А, понятно.
– Не прямо сейчас, не в данный момент. А прямо сейчас я как раз собиралась взять ложку и поужинать чили из банки. Хочешь?
– Почему не разогреть? – Саймон выглядел озадаченным. – У тебя же есть микроволновка.
– Думаю, ты бы предпочел домашнего изготовления и с соевой говядиной.
Да замолчи! Ты отпугнешь его прежде, чем он войдет в дверь.
– Почему ты не отдала письмо мне? – На ее агрессию Саймон ответил своей. – Насчет того, что Марк Бретерик не тот, за кого себя выдает? Почему отнесла Прусту?
Они смотрели друг на друга, как в старые времена. Удивительно, как быстро им удалось вернуться в прошлое.
– Ты знаешь почему.
– Нет, не знаю. Я вообще ничего не знаю. Я не знаю, почему ты перестала разговаривать со мной, почему ушла с работы. Ты винишь меня за то, что случилось в прошлом году, все из-за этого?
– Я не хочу об этом говорить. Серьезно! – Чарли схватилась за дверь, готовая захлопнуть ее. Конечно, было уже поздно – неловкость уже заполнила дом. Она возникла еще до того, как Саймон произнес «в прошлом году». Ведь Чарли знала, что он знает, и этого было достаточно.
Саймон уставился на свои ботинки.
– Ладно. То есть ты меня наказываешь, и я должен догадаться – за что?
Как Чарли могла сказать, что уважает его даже сильней с тех пор, как исчезла из его жизни?
– То есть ты просрала свою карьеру, просто чтобы позлить меня, – злобно констатировал он. – Я польщен.
Чарли рассмеялась:
– Мир не ограничивается полицейским управлением, знаешь ли. А что насчет твоей карьеры? Не думаешь, что уже пора сдавать на сержанта?
– В один прекрасный день до них дойдет, насколько глупо держать меня в констеблях. Не буду я напрашиваться.
– Что за хрень ты несешь?! – Чарли не смогла сдержаться. И как Саймон этого добивается? Каким образом он умудряется каждый раз выводить ее из равновесия? – Ты не можешь стать сержантом, не сдав экзаменов, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь.
– Я знаю, сколько народу мечтает дать мне по зубам. Не буду я выпрашивать повышение. Лучше навсегда останусь констеблем и буду стыдить всех тем, что я лучше них. Денег мне хватает.
Только Саймон мог бы добровольно выбрать такую линию поведения и упорно держаться ее. Он действительно так думал. Чарли хотелось расплакаться.
– Что мы разговариваем в дверях? Заходи. Но я серьезно: некоторые темы закрыты. – Она повернулась и пошла по узкому коридору в кухню. – Что ты там прячешь? Если вино, давай сюда.
Она достала из буфета банку чили. Другой еды в доме не было, кроме яиц с рисом, купленных на вынос два дня назад.
Послышался шорох бумаги. Чарли обернулась и увидела на кухонном столе две уродливые открытки. Обе мятые и потертые.
– Что это? – спросила она, подходя ближе.
– Поздравления с годовщиной.
Странно, но она рассмеялась.
– Дорогой, только не говори, что я забыла про нашу годовщину.
– Прочти, – мрачно буркнул Саймон.
Чарли открыла открытки, внимательно посмотрела, нахмурилась.
– Не волнуйся. Я не крал их с места преступления. Настоящие у Бретериков дома. Но написано в них то же самое, слово в слово.
– Сэм заставил тебя купить еще две открытки и скопировать послания? Почему просто не отксерить?
Саймон слегка покраснел.
– Не хотел приносить копии. Я хотел, чтобы ты увидела их как открытки. Как я их увидел на каминной полке в том доме.
Для большей точности Саймон даже специально выбрал открытки для десятилетней годовщины. На обеих красовались массивные десятки.
– Где ты их купил?
– На заправке, дальше по улице.
– Убийственная романтика.
– Не смейся надо мной, ладно?
Предостережение в его глазах было даже более серьезным, чем его тон. Он напоминает, что она больше не в том положении, чтобы чувствовать себя выше его? Выше вообще кого-нибудь? Неважно, имел он это в виду или нет. Она просто напоминала себе.
Чарли взяла банку с чили, открутила крышку и выложила содержимое в маленькую оранжевую сковородку. Добро пожаловать на самый жалкий обед в мире. У нее даже пива не было.
– Я хочу поговорить с тобой об этом. О Джеральдин и Люси Бретерик. Только с тобой я и хочу об этом говорить. Без тебя все не так. В смысле, работа. Дерьмово все.
– Сэм держит меня в курсе.
– Сэм? Комботекра?
– Да. И нечего корчить такую рожу.
– Ты виделась с ним? Где? Когда? – Саймон даже не пытался скрыть недовольство.
– Они с женой иногда приглашают меня поужинать.
– Зачем?
– Спасибо, Саймон.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Зачем?
Чарли пожала плечами:
– Они недавно сюда переехали. Не думаю, что у них много друзей.
– Меня они никогда не приглашали.
– Ну так позвони мамочке и поплачься. Ты жалок, Саймон.
– Почему ты ходишь к ним?
– Бесплатная еда, бесплатная выпивка. И они не ждут, что я приглашу их в ответ, потому что я одинока, несчастна и нуждаюсь в присмотре. Кейт Комботекра думает, что все одинокие женщины старше тридцати живут в борделях без кухонь.
Саймон вытянул из-под стола табуретку, царапая ножками новенький паркет. Сел и склонился вперед, положив большие руки на колени. Судя по его виду, он был готов взорваться в любой момент.
– Ты не разговариваешь со мной целый год, но захаживаешь на обед к Комботекрам.
Чарли прекратила размешивать чили, вздохнула.
– Ты самый близкий мне человек. Был. Мне сейчас проще с людьми, которые…
– Что? – Губы Саймона сжались. Еще миг – и он ударит ее. Он часто бил людей. Мужчин. Чарли надеялась, что он помнит, что она женщина, но с Саймоном никогда нельзя быть до конца уверенной.
– С людьми, которых я не слишком хорошо знаю. С людьми, с которыми я могу не волноваться, что они понимают мои чувства.
Лицо Саймона разгладилось.
– Понятия не имею, что ты чувствуешь, – пробурчал он, следя глазами, как она беспокойно перемещается по кухне.
