Михаил Серегин - Если женщина просит
В этот момент вошла Настя, неся в руках поднос с кофе. При ее появлении Роман Эмильевич встал и проговорил, обращаяся к Алексею:
– Ну что, Гамильтон, пойдем-ка на второй уровень, получишь, что просил у меня. Пусть дамы поговорят о своем, о женском.
* * *На втором уровне своей шикарной двухуровневой квартиры Каминский завел Алексея в небольшую комнату с тяжелыми кроваво-красными шторами и подошел к небольшому сейфу. Набрал код и потянул на себя массивную дверцу.
– Это я для экс-супруги оборудовал, – насмешливо пояснил он. – Да ты же был здесь. Помнишь, наверно. Она тут деньги хранит, драгоценности, ну и оружие. Так, есть тут кое-что. Вот, выбирай. Значит, «беретта» есть. Это Настькин. «ТТ» тут в прошлый наезд забыли… мой охранник Круглов. А вот это поинтереснее.
Роман Эмильевич извлек из сейфа пистолет-пулемет, сильно смахивающий на известную израильскую марку «узи», но все-таки не «узи».
– «Каштан», – отрекомендовал он. – Пистолет-автомат. Один мой знакомый, между прочим, офицер спецназа ГРУ в отставке, сказал, что по сравнению с этой штучкой «узи» – это так, пугач для страдающих энурезом и бессонницей детишек, играющих в войнушку. Конечно, краски он несколько сгустил, но в целом что-то в этом суждении есть.
– Ну давайте ваш пугач, – сказал Алексей. – То есть этот ваш «каштан», в сравнении с которым «узи» – пугач. Хотя сдается мне, что этот ваш спецназовец просто шутил. Если он, конечно, в оружии разбирается.
– Может, и шутил. Я сам в «пушках» не силен. «Узи», «каштан»… Умеешь пользоваться-то?
Алексей вместо ответа презрительно выпятил губу и вложил «каштан» в ладонь.
– А, ну да, я же и забыл, что ты «чеченец», – спохватился Каминский. – Ладно, проехали. Так, вот ключи от машины. Как просили. Конечно, не от того белого «мерса», тот «мерс» уже давно сожгли из гранатомета. Там, на стоянке за домом, стоит черный джип «Опель Фронтера». Он там один такой, с тремя двоечками на номере.
– Спасибо, Роман Эмильевич. А какого-нибудь транспортного средства эдак с тремя шестерками на номере там не водится?
– Что, решил бороться с дьяволом? – усмехнулся Каминский.
Алексей сделал какой-то неопределенный жест рукой и уже хотел было выйти из комнаты, как Каминский придержал его рукой за плечо и вполголоса произнес:
– А с этой Аней у тебя что – серьезно?
Каледин задумчиво потер висок и после некоторой паузы выбрал самый уклончивый и неудачный вариант ответа:
– Какое это имеет значение?
– Да так… Просто я краем глаза видел твое лицо, когда она сказала эту фразу. Про то, что ей снится и что она никогда мне не расскажет.
Алексей опустил глаза, а потом медленно, как будто сдерживая себя, с усилием проговорил:
– Роман Эмильевич, я хотел бы вас просить…
– Как – еще о чем-то? – тут же сыграл удивление Каминский.
– …я хотел бы вас просить, – повторил, не обращая никакого внимания на ремарку босса, Каледин, – чтобы вы приравняли Анну, скажем, к фонарному столбу и не обращали на нее никакого внимания.
– Ты не понимаешь, о чем просишь, – насмешливо отозвался Роман Эмильевич. – Если я приравняю ее к фонарному столбу, то, боюсь, буду уделять ей недопустимо много внимания. Недопустимо – конечно, для тебя. Потому что, если судить по тому, сколько раз я врезался в московские и питерские фонарные столбы, я к ним определенно неравнодушен. Взять хотя бы последний случай, когда я впечатался в столб на своем новом джипе и весь «кенгурятник» в вареную лапшу превратил. Но если серьезно, – поспешил добавить Каминский, видя, как помрачнело лицо Алексея, – то тебя следовало бы уволить за профнепригодность. Это же подумать только – у стриптизера ночного клуба романтический взгляд на жизнь!
– Какой романтический взгляд?
– А такой! Это возмутительно – восемь лет думать об одной и той же девушке. Ты совершенно так же на нее смотришь, как восемь лет назад, когда ты в своей потертой рубашечке вывалился на дорогу, чтобы вступиться за свою любезную! – По лицу Каминского совершенно не представлялось возможным определить, шутит он или же говорит серьезно. Но закончил он все-таки за здравие:
– Но будь спокоен. Я не предприму ничего по отношению к ней. Это мне просто не нужно, если ты именно это хотел услышать.
– Да, – коротко сказал Алексей и, расстегнув ворот рубашки, пошел из комнаты.
Ему было душно.
Каминский на мгновение задержался, и если бы Каледин мог видеть его взгляд и столь же мгновенно, как Роман Эмильевич, умел улавливать тончайшие нюансы душевных движений, то он понял бы, что его шеф подумал с тяжелым полубрезгливым сожалением, так не вяжущимся с его сегодняшними галантными манерами: «Я-то к твоей соске и не прикоснусь. Она сама на меня запрыгнет. Готов прозакладывать свой московский клуб и вообще все, чем владею».
ГЛАВА 11. ВОДИЛЫ С КРЕСТОВСКОГО ПУСТЫРЯ
– А что, этот твой Каминский в самом деле такой добрый дядечка?.. Просто председатель попечительского совета дома престарелых, – произнесла Аня.
– Да нет. Он просто так ничего не делает. Я ему нужен в Москве, вот он и дал мне все, что я попросил. Для него это так, мелочь.
– А что же ему от тебя надо в Москве, если не секрет?
Алексей, выруливая на грунтовую дорогу, ответил:
– Да от тебя – уже нет. Помнишь, в «Белой горе» я говорил тебе про одного очень влиятельного политика? Ну так вот, через неделю у этого политика юбилей, круглая дата, ну и… без меня не обойдется. Капризный господин. Вот Каминский и стелется. А так… Он жестко продуманный товарищ. Даром у него снега зимой не выпросишь.
– Я поняла, – сказала Аня.
– Кстати, мы приехали. Вон там и есть Крестовский пустырь.
Алексей выговорил эти слова, остановив джип Каминского в пяти метрах от какой-то замысловатой, латаной-перелатаной изгороди, очевидно, пресекающей доступ на территорию какого-то огородного товарищества. Судя по тому, что из-за нее не просачивалось ни звука, ни огонька, все огородные товарищи уже мирно разошлись по домам.
Да и что делать на огороде в кромешной тьме промозглым осенним вечером, под ноющим мелким дождем да под треплющим его водяные космы рваным ветром с Волги.
Слева от изгороди, метрах в двухстах—двухстах пятидесяти, если идти напрямик по довольно крутому спуску, величественно влекла свои воды Волга. А справа – справа за мостом через грязный ручей, за черной неаккуратной щетиной лесополосы, – простирался Крестовский пустырь.
Если кто-то и хотел обрести уединенное место для каких-то темных делишек или высокого философского одиночества, так место лучше найти было сложно. Ближайшие жилые пояса находились в трех километрах позади и в четырех километрах впереди. Из созданий рук человеческих близ пустыря торчала только развалина заброшенной лесопилки. Стены ее обветшали, крыша прогнила, пильщики спились и истерлись из памяти старого здания, и теперь только ветер гулял по корпусу да щерился весело в зияющих черными бесплодными пустотами окнах.
Вот к этой-то вымершей лесопилке и примыкал Крестовский пустырь.
– Мрачное место, – сказала Аня. – Тут хорошо играть в игру «догоню – убью».
– Да уж, – кивнул Алексей. – С этим все в порядке. Ближайшие менты тут только на КП во-о-он там, на Волгоградской трассе. Так что режь, убивай, душегубствуй – не хочу. Ладно, теперь тихо. Оставим джип тут. Тут его точно никто не найдет. Пора… уже без десяти девять.
И он вставил в пистолет-пулемет полную обойму.
Аня и Алексей бесшумно перешли через железный шатающийся мостик над пахнущим тиной и прелыми опилками ручьем, преодолели лесополосу и вошли в здание лесопилки.
– Сюда, – шепнул Алексей, подсаживая Аню на карниз. – Там есть такая маленькая комнатка. В нее только через окно можно попасть. Директор этой шаражки там раньше сидел, наверно. И весь пустырь – как на ладони.
Они забрались в комнатку, указанную Алексеем, и сели на корточки, прижавшись к стене. Тут было теплее, чем снаружи. Хотя бы потому, что сюда не попадал дождь и не задувал ветер.
В молчании прошло минут десять. Все те же мрак и тишина оцепенело обволакивали окрестности, и наконец Аня, которой стало жутковато, решилась нарушить сразу и то, и другое – и мрак, и тишину. Просто-напросто достав сигарету и чиркнув зажигалкой со словами:
– Не знаю, Лешка… может, зря я тебя сюда притащила. Может, отозвали эту «стрелку». Труп-то Кирика, наверное, давно уже засветили.
Алексей пожал плечами. Встал, прошелся по комнате и выглянул в окно. Аня еще продолжала курить, когда он молча взял тлеющую сигарету из ее рук и, бросив на пол, потушил носком ботинка.
– Ты что? – вскинулась она.
Он молча указал ей в окно.
Там, на пустом черном пространстве Крестовского пустыря, светились, как глаза чудовища, автомобильные фары. Но это были фары не легкового автомобиля.
