Варвара Синицына - Муза и генерал
Я выскакиваю из машины, бросаю через плечо:
- К черту.
Прямо по курсу - значительный, как корабль на гребне волны, штаб флота. На высоких каблуках не очень-то удобно бежать, но я бегу. Бибигон черным колобом выкатывается из черной "Волги" и двигается к широкой парадной лестнице. Стараясь не афишировать свое появление, я лавирую за спинами. Мои каблуки уравновешены адмиральским весом, поэтому к огромной дубовой двери, в проеме которой - дежурный по штабу, мы с Бибигоном подходим одновременно. На этом идентичность наших восхождений заканчивается. Капитан, экипированный блямбой дежурного, козыряет Бибигону, мне же преграждает путь.
- Ваши документы.
Удостоверение давно у меня в руке, но как назло капитан долго и недоверчиво изучает его от корки до корки. Я нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу. Бибигон уже у лифта, вот-вот распахнется дверь. Я вижу его широкую фигуру из-за спин офицеров, ожидающих лифт.
- Головной убор снимите, - требует капитан, пытаясь рассмотреть мое лицо.
Двери лифта распахиваются, Бибигон, а за ним и все остальные, заполняют кабину.
- Товарищ Би... товарищ адмирал! - нарушая все конспиративные законы, кричу я. И даже машу рукой. А что еще прикажете делать, когда чья-то меткая рука уже нацелилась дымовой шашкой на Бибигоново окно?
Все из лифта оборачиваются в мою сторону, Бибигон узнает меня, кивает.
- Пропустите.
Схватив удостоверение, бегу в лифт. В прятки уже не играем, расступившись, военный люд дисциплинированно освобождает мне место возле адмирала.
- Спасибо, - говорю я.
Но Бибигону плевать на мою благодарность, его волнует причина моего появления. Меня же волнует, когда заглохнет лифт; если верить толчкам, второй этаж мы уже миновали. Военный Совет, по моим сведениям, проходит на шестом этаже.
- По заданию редакции, - плету я первое, что пришло на ум.
- И что задали? Опять про Чуранова? - допытывается Бибигон, неудовлетворенный услышанным.
Едва я успеваю открыть рот, чтобы выпалить очередную дозу фантазии, которую сегодня нельзя назвать искрометной, как лифт дергается в конвульсиях и останавливается. Майор в черном мундире одной рукой жмет на все кнопки, другой стучит в дверь, хором они орут:
- Лифт застрял! Позовите лифтера!
Из-за их криков, гулко разносившихся в шахте, звонок в портфеле, который Бибигон прижимает рукой к бедру, едва слышен. Его улавливаю одна я, и только потому, что хочу услышать. Увлеченный же вызволением из заточения, адмирал не реагирует на мелодичную трель. Приходится наступить ему на ногу.
- Извините, - опустив голову, еле шепчу я.
Переключившись на тихую волну моего голоса, Бибигон наклоняется ко мне и... наконец-то слышит то, что ему давно пора услышать.
- Тихо! - орет Бибигон, прижимая трубку мобильника к уху.
Не достучавшиеся до лифтера столбенеют. В предвкушении главной тайны дня я превращаюсь в одно большое ухо. Перед глазами картина: квартира в дыму, Бибигонша спасает самое ценное. После первого шока она звонит мужу.
- Я не могу, застрял в лифте! - кричит Бибигон и тут же жестко и внятно приказывает: - Прекрати истерику!
Развернувшись, он утыкается лицом в угол и переходит на самый низкий голосовой регистр.
- В спальне, в крайнем правом углу, прямо под пальмой, поднимешь паркет, достанешь сверток. Потом вызывай пожарных. Поняла?
Хотя какая в тесном лифте конспирация? Тем более главный слушатель дышит в затылок и все-все мотает на ус - и про пальму, и про паркет в крайнем правом углу.
На его последних словах лифт вздрагивает и как-то неуверенно ползет вверх. Меня охватывает чувство парения, но, возможно, не поехавший лифт тому причина, а эйфория от разгадки большой Бибигоновой тайны. Пока адмирал грузно поворачивается из своего угла, я успеваю протиснуться к выходу. Матерясь, все вываливаются на площадку.
- У меня пожар, - бросает на ходу Бибигон и, игнорируя лифт, вышедший из доверия, несется вниз по лестнице.
Но мелодичная трель мобильника не оставляет его и здесь.
- Але-е, - орет Бибигон, - уже еду! Как не надо? Что тебе показалось? Ладно, приеду, разберусь, - намного спокойнее говорит он.
Сверху, перегнувшись через перила, я вижу, как он вытирает ладонью вспотевшее лицо, как долго смотрит в окно.
- Свяжись с дурой, сам дураком станешь. - Бибигон выразительно стучит кулаком по лбу, затем измотанно начинает восхождение в обратную сторону вверх по лестнице.
Избегая повторной встречи, я залетаю в лифт и, нажав кнопку первого этажа, уезжаю подальше от выпотрошенного Бибигона. Что дальше по плану? Муза Пегасовна - ей я доверю облагородить свою внешность для встречи с генералом. О Бибигоне, ворующем антиквариат и разбрасывающем его где ни попадя, я подумаю потом. Боже, как я плагиатарно мыслю! И тем не менее, зачем рубль Константина лежал под моим столом? Если для того, чтобы я думала, будто в моем доме побывал генерал, так это излишняя забота, я и без всяких наводок так думаю.
Верно говорят: коготок увяз, птичке - труба.
- Только ты, Варвара, сможешь без шума и пыли проникнуть к нему в дом, - говорит Роман.
Ведя "Форд" по центральному проспекту, тесному от машин в этот обеденный час, он возвращает меня туда, откуда взял, - к дому Музы Пегасовны.
- Тебе даже и проникать не надо, - уговаривает меня Роман, - просто придешь к Бибигонше в гости, бутылочку вместе раздавите.
- А пальму двигать? Тоже не надо? - спрашиваю я.
- Надо, и пальму двигать, и паркет вскрывать, - говорит он, газуя на четвертой скорости по пешеходному переходу. - А как по-другому ты узнаешь, что я ничего не придумал и твой рубль - подарок от Бибигона? Ведь я же бандит, разве мне можно верить на слово?
- Спасибо, что предупредил, - говорю я, скорбно вздыхая. - С такими друзьями, как ты, еще неизвестно, останусь ли я в журналистике, а вот воровать точно научусь.
Смеясь, Роман шлепает меня по плечу.
- Не дрейфь, Варька, везде люди.
Машина тормозит у подъезда дома моей подружки-старушки, и тут я вспоминаю:
- А что значит Б.М. на рубле Константина?
- Божьей милостью, - говорит Роман.
- Ну, если так...
Роман принимает мои слова за согласие и крепко жмет мне руку.
КАРМЕН НА ПЕНСИИ
Я знала, что Муза Пегасовна натура впечатлительная, но что она будет так кричать... Конечно, даме ее возраста и фактуры орать неприлично, но у Музы Пегасовны в вопросах этикета один цензор - она сама. Любопытно, что при всей эпатажности натуры окружающие находят Музу Пегасовну дамой, добровольно и безоговорочно признают ее авторитет и жизненное кредо: "Что хочу - то и могу". Что мой разбитый лоб на фоне многочисленных потрясений ее жизни!
Ладно бы, как и подобает пенсионерке, тихо охала и причитала от сострадания, так нет - Муза Пегасовна изображает прямо-таки мексиканские страсти: стонет, заламывает руки и все обещает упасть в обморок. Жгучая брюнетка, своей экзальтацией и красотой испепеляющая сердца не только сверстников, Муза Пегасовна во всем оправдывает свое же определение самое себя: "Кармен на пенсии". И когда я всерьез западаю на трагический этюд о моем покалеченном лбе, ощущая нешуточную боль, то задаю риторический вопрос:
- Я так плоха?
Муза Пегасовна смотрит на меня с удивлением и говорит словно из другой пьесы:
- Почему ты так решила? Прекрасно выглядишь, Варвара!
Ей нравится моя короткая юбка, но все-таки она бы ее несколько подрезала, каблукам добавила бы не менее десяти сантиметров, ногти покрасила синим лаком, короче: оделась бы так, как в ее возрасте одеваться неприлично, а очень хочется. Вот такой радикально-сексуальный взгляд на моду и мое место в ней.
Слава Богу, что у Музы Пегасовны мозги на месте, без малейшего намека на плесень, с хорошей порцией цинизма, поэтому и не молодится. Полный натурализм. В возрастной градации она застолбила за собой место старушки, единственное желание которой - чтобы Создатель усмирил ее желания, коим несть числа. Музе Пегасовне не слабо в один присест съесть целый торт, скатиться на пузе с ледяной горки, совершенно по-гусарски, под песни и пляски, в развеселой компании уговорить батарею шампанского, при этом читать Пелевина, разделять теорию пассионарности Гумилева, мечтать о том, что внук станет хакером.
Из-за колоссальной начитанности влияние великих довлеет как над ее жизнью, так и над смертью. Пример вечного Агасфера - для нее плохой пример. В своем дневнике Муза Пегасовна завещает похоронить ее скромно, как Льва Толстого. Никаких помпезных памятников - могилу просто обложить дерном. Траурные марши тоже отменяются, только "Реквием" Моцарта. После смерти Муза Пегасовна обещает перевоплотиться в репейник, цепляющийся за одежды прохожих. И в качестве резюме на той же странице: "А лучше - любите меня сейчас, живой и настоящей".
Мы познакомились лет пять назад, тогда она только вышла из заключения. Судя по итальянской народной мудрости: "Своруй апельсин - сядешь в тюрьму, своруй миллион - станешь министром" - она позарилась на апельсин, точнее на вазочку, которую ей, педагогу музучилища, преподнесли благодарные студенты. Органы квалифицировали вазочку взяткой и упекли мать троих несовершеннолетних детей в места лишения свободы. В последнем слове женщина просила не сдавать детей, в одночасье ставших сиротами, - бывший муж затерялся где-то на просторах жизни, - в детдом и не конфисковывать фортепиано. Неадекватность преступления и наказания была столь очевидна, даже для нашего, самого гуманного суда в мире, что просьбу учли.
