Р. Пейтман - Вторая жизнь Эми Арчер
– Да.
– А не могла бы ты сделать это сейчас? – Она с надеждой приподнимает брови. – Я бы завезла в библиотеку и сделала копии, когда закончим собирать пожертвования.
Подруга говорит это своим особым «распродажным» тоном – в нем слышится что-то от строгого завуча и что-то от не терпящего возражений командира скаутского отряда. Сажусь набирать объявление. Она охает и ахает за спиной.
– Ты у нас мастер дизайна, а я – королева благотворительных распродаж. Давай-ка попробуем поставить точку после слова «церковь».
Как обычно, объявление получается почти неотличимым от предыдущего, не считая даты. Джилл стоит у принтера. Я беру ключи от машины и накидываю пальто.
– Поторопись, – подгоняет она. – Мы опаздываем. Пусть мы всего лишь добровольцы, но это не оправдание для непрофессионализма.
В машине она все время твердит, чтобы я следила за дорогой, и поднимает крик, если пропускаю поворот. Когда мы выходим, она напоминает, чтобы я не забыла ключи внутри, и советует быть поаккуратнее с коробками и посудой.
Мы сваливаем громоздкие мешки и коробки в дальнем углу церкви. Я сую руку в черный пластиковый мешок и начинаю разбирать одежду. Изнутри тянет застарелым потом, сыростью и пылью – «Eau de Jumble»[9], как говорит Джилл. Пора бы привыкнуть после стольких распродаж, но тошнота опять подступает к горлу.
Я достаю пальто с меховым воротником, отцепляю от него топ в блестках, складываю то и другое вдвое и бросаю на стол с женской одеждой.
– Быстро ты с этим разбираешься, не хуже самих покупателей. – Джилл открывает еще один черный пластиковый мешок, откуда тоже отвратительно воняет.
– Не хочу весь день здесь торчать, – отвечаю я. – Мне надо домой. Куча бумажной работы.
Это даже не совсем ложь, но я на всякий случай прячусь за длинной занавеской в цветочек.
Закончив, мы отходим подальше и разглядываем вешалки с одеждой и столы, заваленные убогими безделушками. Руки у меня стали грязные и шершавые, свитер пропитался «Eau de Jumble».
Предлагаю Джилл чашку чая, она соглашается. Иду в маленькую кухню при церкви. На руки льется чуть теплая влага из электронагревателя. Жидкое мыло так сильно разбавлено водой, что почти не пенится.
Слышу, как звонит мой телефон, – и бросаюсь к нему, вытирая на бегу руки об юбку. Джилл стоит, склонившись над столом, и смотрит на трубку. Поднимает на меня взгляд: в глазах, все еще прищуренных от усилия разглядеть надпись на экране, читаются любопытство, гнев, разочарование.
– Ты же сказала, что с ними покончено, – шипит она.
– С кем?
Джилл машет рукой в сторону телефона.
– На экране только что высветилось имя Либби! – ярится она. – Я не подглядывала, просто любопытно стало, что это у тебя за новая штуковина. Знай я, как тут отвечать на звонок, все бы ей высказала!
Телефон пикает – пришло голосовое сообщение. Я протискиваюсь мимо Джилл и хватаю его со стола.
– Ты невозможная дура, Бет, – говорит Джилл. – Сама себе злейший враг.
Она быстро уходит на кухню, что-то бормоча себе под нос, и ее шаги эхом разносятся по церкви.
Сообщение оставила Либби. Голос усталый. Подавленный. Злой.
– Надеюсь, вы довольны, Бет. Благодаря вам у Эсме случился припадок, каких еще не было. Она несколько дней в себя приходила. Это вы уговорили ее общаться за моей спиной, письма писать по электронной почте и все прочее. О чем вы думали? Раньше она мне никогда не врала. Мало вам, что дочь и так стала мне чужой из-за всего этого? Не лезьте в нашу жизнь, Бет. Это нечестно по отношению к ней и ко мне.
Я слышу Джилл в кухне, понимаю, что и она меня слышит, но мне нужно перезвонить Либби немедленно. Не ожидаю, что она возьмет трубку, но она берет.
– Что с Эсме? – спрашиваю я, стараясь говорить не слишком громко. – Что случилось?
– Это я у вас должна спросить! Это вы ее доставали расспросами!
– Я ничего не говорила, Либби. Почти ничего.
– Говорили. Спрашивали, помнит ли она, что с ней случилось. – Какое-то время Либби молчит. – Я видела в компьютере.
– А, значит, вы все же разбираетесь в компьютерах! – Я не хочу, чтобы это прозвучало торжествующе, но меня поймали на месте преступления, и теперь волей-неволей приходится огрызаться.
– Нет, – говорит она. – Я прочитала вашу милую беседу, только когда нашла Эсме на полу возле компьютера, а на экране этот… «Фейсбук».
– Это была ее идея. Правда.
Либби вздыхает.
– Как она сейчас? – спрашиваю я.
– Лучше.
– Припадок не вызвал новых воспоминаний? – Я крепче прижимаю телефон к уху. – Она ничего не говорила?
– Только что-то непонятное, про книжку какую-то, – пренебрежительно говорит Либби. – «Человек, который не мыл посуду».
Слова – как удар в живот: у меня останавливается дыхание.
Когда-то Эми была без ума от этой книжки, хотя я никогда не понимала почему. Простенькая сказка, слишком простенькая для такой развитой девочки. Один человек месяцами не мыл посуду и в конце концов уже не мог войти в дом, потому что он весь был завален грязными тарелками. Эми брала ее в передвижной библиотеке так часто, что библиотекарь прозвал ее Девочкой, Которая Больше Ничего Не Читает.
Книжка уже тогда была старой. Я пыталась ее купить, но в книжных магазинах ни одного экземпляра не осталось. «Распродана», – отвечали мне. «У нас такой нет». «Никогда не слышали». А вот Эсме слышала. Потому что Эми ее читала.
Вера снова вспыхивает внутри, и я краснею от жара.
– А больше она ничего не вспомнила? – спрашиваю я.
– Пока ничего. Может, потом еще какие-нибудь непонятные обрывки всплывут. Обычно так оно и бывает. – Либби грустно смеется. – Обычно. Я уже и забыла, что такое обычная жизнь.
Джилл вылетает из кухни, заправляет шарф под пальто, позвякивает связкой ключей.
– Мне надо к ней, – говорит Либби.
– Погодите, я должна кое-что спросить.
– Спрашивайте.
– Это Эсме бросила конверт в мой почтовый ящик на Новый год? – Изо всех сил стискиваю в руке телефон, не смея думать о том, что делать дальше, если она скажет «нет».
– Нет, – твердо отвечает Либби.
Голова идет кругом. Я больна – хуже, чем сама думала.
– Это я, – добавляет она.
Меня словно из горящего пламени выхватили. Из нестерпимого жара безумия.
– Вы?
– Эсме попросила. Хотела, чтобы вы прочитали ее сочинение.
– Ее сочинение? – переспрашиваю я.
Нужно, чтобы Либби подтвердила это, только тогда можно будет поддаться нахлынувшему облегчению.
– Ну не мое же? – торопливо произносит Либби. Какое-то время моя собеседница молчит, потом ее тон делается подозрительным. – Или, хотите сказать, вы не…
– Нет-нет, ничего подобного! Конечно, я верю, что это Эсме написала. – (Джилл качает головой.) – Мне нужно идти, Либби. После поговорим.
Я вешаю трубку, и Джилл смотрит на меня негодующе.
– Что бы она ни наговорила тебе, это все ложь. И общаться с ней позже – вообще говорить с ней – ошибка.
– Но неужели ты не видишь? – произношу я с нарастающим раздражением. – Эсме что-то известно. Наверняка. Откуда бы еще ей знать такие вещи? Либби сказала, что это Эсме написала то сочинение.
– Сказала, еще бы! – Джилл качает головой. – Слушай, Бет. Мы это уже обсуждали. У меня есть дела поважнее. И у тебя должны быть. – Она снова позвякивает ключами. – Идем.
– Но…
– Бога ради, Бет! – Джилл вспыхивает от гнева. На мгновение кажется, что она сейчас даст мне пощечину, и я отшатываюсь. Джилл хватается за переносицу и медленно выдыхает. – Это все только догадки и сплетни.
– Нет.
Я забираю на кухне свое пальто и выхожу из церкви. Подругу не жду. И не оглядываюсь.
Дома снова звоню Либби. Говорю, что должна увидеть Эсме, но Либби не соглашается.
– Пожалуйста! Мне нужно с ней встретиться.
– Она и так много уроков пропустила из-за всего этого. Если снова в Лондон поедет, совсем отстанет.
– Я приеду к вам.
– Нет, Бет. Я не могу на вас положиться, вы станете на нее давить.
– Не стану. Просто здесь я чувствую себя бесполезной. И хотела бы чем-то помочь.
– Ну да, себе помочь, получить желаемое, а на остальных наплевать.
– Нет! Это не так. Правда! – Я с отвращением слышу в своем голосе умоляющие нотки, но поделать ничего не могу. – Эсме сама мне написала. Спросите ее, она скажет. Она скучает по мне.
– По-вашему, мне от этого должно стать легче? – сердито спрашивает Либби. – Оттого, что она по вам скучает?
– Нет, – говорю я, – конечно нет. Но интересы Эсме важны для нас обеих. Почему бы вам не спросить, хочет ли она, чтобы я приехала к ней в Манчестер?
Либби колеблется:
– Она уже сказала. – Голос безжизненный, убитый. – Как только пришла в себя после припадка.
