Безмолвный пациент: комплект из 3 психологических триллеров - Алекс Михаэлидес
Я хотел прижать Кэти к себе и не отпускать… Я хотел обнять ее. И не мог. Она исчезла. Той Кэти, которую я любил, больше нет. Вместо нее теперь чужой человек. К горлу подступили рыдания. А потом по щекам полились горячие слезы. Я тихо плакал в темноте.
* * *
Утром мы поднялись с кровати, и началась обычная рутина. Кэти отправилась в ванную, а я готовил кофе. Она вошла в кухню, и я вручил ей дымящуюся чашку.
– Ты ночью издавал странные звуки, – проговорила Кэти. – Бормотал что-то.
– Что именно?
– Я не поняла. Бессмыслицу какую-то. Видимо, «травка» еще не выветрилась, – ехидно проговорила она и, взглянув на наручные часы, добавила: – Мне пора, а то опоздаю.
Кэти допила кофе, поставила чашку в раковину и быстро клюнула меня в щеку, я едва не отодвинулся от нее. Услышав, как за ней хлопнула входная дверь, побрел в душ. Выкрутил кран горячей воды почти на максимум, а потом долго стоял, подставив лицо под обжигающие струи, и рыдал. Рыдал, не сдерживаясь, как маленький ребенок. После, вытираясь, случайно увидел свое отражение в зеркале. Я выглядел ужасно: серая кожа, усталое, морщинистое лицо старика. Будто прибавил за одну ночь три десятка лет. Я был старым, измотанным, моя энергичность испарилась без следа. И тогда я принял важное решение. Расстаться с Кэти – все равно что отрезать себе руку или ногу. Я просто не был готов так себя покалечить. Плевать на мнение Рут. Она тоже может ошибаться. Кэти – не мой отец, и я вовсе не обречен раз за разом проигрывать сценарий из детства. Я приложу все усилия, чтобы изменить наше с ней будущее. Однажды мы сумели обрести счастье, значит, сумеем и вновь. Рано или поздно Кэти сознается, сама мне обо всем расскажет, и я ее прощу. Мы переживем трудные времена. Я не отпущу Кэти и ничего не стану ей говорить. Прикинусь, будто не читал ее переписку. Забуду. Похороню это. У меня просто нет выбора, кроме как продолжать. В конце концов, я не имею права уступить этому, я отказываюсь сдаться и развалиться на части. Я ведь несу ответственность не только за себя, но и за пациентов, как быть с ними? От меня зависят люди. И я не могу их подвести.
11
– Я ищу Элиф, – сообщил я. – Не знаете, где она?
– А зачем она вам понадобилась? – Юрий посмотрел на меня с любопытством.
– Просто хочу поздороваться. Я хотел бы коротко представиться каждому пациенту. Сообщить, кто я и каковы мои обязанности.
– Понятно. Готовьтесь: с Элиф порой тяжеловато. Ничего личного. – Юрий взглянул на часы. – Сейчас половина – значит, у нее только что закончилась арт-терапия. Идите в комнату отдыха, не ошибетесь.
– Спасибо.
Комната отдыха представляла собой большое круглое помещение, где стояли диваны с потертой обивкой, журнальные столики и книжный шкаф со старыми книгами, которые никто не читал. Мебель пропиталась запахами застоявшегося чая и сигаретного дыма. За одним из дальних столов двое пациентов играли в нарды. Элиф в одиночестве стояла возле бильярдного стола.
– Привет, Элиф! – поздоровался я и, приближаясь, улыбнулся.
Она подняла на меня испуганные, недоверчивые глаза.
– Чего тебе?
– Не волнуйтесь, всё в порядке. Я на минутку.
– Ты не мой врач. Мне уже одного назначили.
– А я и не врач. Я психотерапевт.
– И этот имеется, – презрительно буркнула Элиф.
Я улыбнулся, в глубине души радуясь, что с ней работает Индира, а не я. Вблизи Элиф выглядела еще более устрашающе. И дело было не в ее огромных размерах, а в неистовстве, которым дышала каждая черта лица: неизменно хмурый вид, полные злобы черные глаза, по тому, как она смотрела, явно читалось психическое отклонение. От Элиф разило по́том и самокрутками, которые она без конца курила, отчего кончики пальцев на руках почернели, а зубы и ногти приобрели темно-желтый оттенок.
– Если позволите, я хотел бы задать пару вопросов об Алисии, – сказал я.
Элиф с грохотом бросила кий на стол и начала устанавливать шары для новой партии. Внезапно она замерла, просто застыла без движения, глядя в пустоту бессмысленным взглядом.
– Элиф?
Ответа не последовало. По выражению ее лица я понял, что творилось.
– Элиф, вы сейчас слышите голоса?
Подозрительный взгляд в мою сторону. Пожатие плеч.
– Что они говорят?
– Говорят, что тебе нельзя доверять. И что за тобой нужно присматривать.
– Правильно. Вы меня не знаете, поэтому так решили. Пока еще рано. Может, со временем все изменится.
Судя по взгляду, Элиф весьма в этом сомневалась.
– Любите бильярд? – произнес я, кивнув на стол.
– Не-а.
– А почему?
– Второй кий сломался, и его до сих пор не заменили.
– Вы поделитесь со мной кием, если мы сыграем?
Я потянулся к лежащему на сукне кию, но великанша резко его схватила.
– Отвали, это мой кий! – гаркнула она.
Я невольно отшатнулся, пораженный интенсивностью ее реакции. Она с ощутимой силой ударила кием по шару. Некоторое время я понаблюдал за ее игрой, потом предпринял вторую попытку.
– Может, все-таки расскажете, что случилось в первые дни по прибытии Алисии в Гроув? Не припомните?
Элиф отрицательно помотала головой. Я продолжал:
– В ее личном деле указано, что в столовой между вами произошел конфликт. Это она на вас напала?
– Да, помню… Пыталась убить меня. Черт возьми, она мне чуть горло не вскрыла!
– Согласно отчету, сначала вы что-то шепнули Алисии. Скажите, что именно?
– Ничего я ей не шептала. – Элиф яростно затрясла головой.
– Я не утверждаю, будто вы ее спровоцировали. Мне просто любопытно, что это были за слова.
– Ну я ей задала один вопрос.
– Какой именно?
– Я спросила: «Он заслужил?»
– Кто?
– Хахаль ейный. – Элиф улыбнулась. Вот только это скорее была не улыбка, а уродливая гримаса.
– В смысле, муж Алисии? То есть вы спросили Алисию, заслуживал ли ее муж смерти? – переспросил я, не уверенный, что правильно все понял.
Элиф кивнула и ударила кием по очередному шару.
– А потом я спросила, как этот мужик выглядел. Она ж в него пальнула: череп вдребезги, мозги на стене… – И она захохотала.
Я ощутил сильнейшее отвращение. Наверняка слова Элиф породили и у Алисии подобную реакцию. Элиф вызывала омерзение и ненависть – это была ее патология. Именно такие чувства передала новорожденной Элиф ее мать. Она заставила маленькую дочь ощущать себя мерзкой и ненавистной. И та неосознанно побуждала
