Семисвечник царя Соломона - Александрова Наталья Николаевна
– Баба Шура! – позвала я шепотом, в ужасе смотря на ее закрытые глаза. – Баба Шура…
В голове вертелась мысль, куда звонить: в «Скорую», в полицию или сначала сестре. Да чем она поможет-то? Да, похоже, что бабулька убилась насмерть, так что и «Скорая» тут не поможет.
Тут я заметила, что веки бабы Шуры чуть дрогнули.
– Ты жива? – обрадовалась я. – Открой глаза, бабулечка, очень тебя прошу! – С этими словами из глаз моих брызнули слезы.
Баба Шура широко открыла глаза и посмотрела совершенно осмысленно. – Что за вой, что за рев! – сказала она. – Там не стадо ли коров? Это не коровушка, это Федя-ревушка.
Говорила уже сто раз, что бабуля у нас исключительно стихами и поговорками изъясняется.
После этой тирады бабуля протянула руки, чтобы я помогла ей сесть. Получилось.
– Что это было? – Она покрутила головой.
– Ты зачем полезла на верхнюю полку? – Я так обрадовалась, что не стала особенно ругаться.
Баба Шура тотчас сморщилась и застонала, но я-то уже отлично поняла, что хитрая старушенция нарочно прибедняется, бьет на жалость, чтобы я на нее не сердилась. Я подняла ее, усадила на стул и ощупала ноги-руки.
Вы не поверите, но везучая бабуля ничего себе не сломала, даже синяков не было.
В общем, оставшийся вечер я провела на кухне, убирала осколки посуды и рассыпанные чипсы, потом мыла пол, заляпанный вареньем, а когда закончила, то застала у себя в комнате бабу Шуру, хотя ей строго-настрого запрещено туда заходить, и у меня на такой случай даже замок на двери есть.
Вот как она туда просочилась? Ну да, я услышала шум падения и не закрыла дверь.
Разумеется, старушенция распотрошила сумку. Одежда не привлекла ее внимания, зато деньги…
Не помню, говорила я или нет, но баба Шура очень любит считать деньги. Она перекладывает их, собирает в аккуратные пачки, тасует… В общем, играет.
Пробовали мы с Василисой подсовывать ей что-то другое: игральные карты, детские картинки, неработающие дисконтные карты… Не проходит, баба Шура требует деньги. И фальшивые, напечатанные на простой бумаге, она тоже тут же забраковала.
Ну, естественно, больших денег я в доме не держу. И не в доме, кстати, тоже, нет их у меня. Поэтому мы отдаем бабе Шуре для развлечения что помельче – сотенные купюры и пятидесятирублевки. Она их считает, складывает, прячет в укромные места – в общем, развлекается с ними по мере сил.
Сейчас она обалдела от счастья, увидев столько денег.
Очевидно, пока я надрывалась на кухне, бабуля наигралась с долларами и пятитысячными купюрами и теперь приступила к маленькой пачке.
Тут были купюры мелкие, ей хорошо знакомые. Я не стала отбирать их, а пока собрала остальные деньги. Баба Шура в это время с упоением раскладывала маленькую пачку, напевая при этом одну ей известную песню:
– Денежки… Как я люблю вас, мои денежки! Вы в жизни счастье, мои денежки, приносите с собой! И это нежное шуршание приводит сердце в трепетание, вы лучше самой легкой музыки приносите покой…
Она еще много знает в таком духе.
– Вот, – сказала наконец баба Шура, любуясь на аккуратно разложенные купюры.
Там было четыре пачки: две тысячные купюры, четыре пятисотки, шесть двухсоток и семь сотенных.
– Всего здесь пять тысяч девятьсот рублей, – гордо проговорила баба Шура.
Я похвалила ее за знание арифметики и отправила спать.
Оставшись одна, я долго смотрела на паспорт Арсения, которого теперь следует называть Андреем. Что все это значит? И надо ли мне показывать его Василисе?
Наверное, все же надо показать, не для того, чтобы посоветоваться, потому, что я твердо знаю, что никакого разумного совета сестрица мне дать не может по определению, но все же хочется с кем-то поделиться информацией.
Я аккуратно сложила вещи в сумку, запихнула в потайной карман деньги и паспорт, саму сумку положила в шкаф, а шкаф закрыла на ключ, ключ спрятала в тайник между подоконником и батареей.
Это еще в детстве мы с Василисой обнаружили, что там имеется небольшой зазор. Баба Шура с нами тогда не жила и про тайник этот понятия не имеет.
Когда я ложилась спать, я с тоской думала, что завтра нужно рано вставать, тащиться на работу и торчать там целый день; но вдруг меня осенило, что сегодня пятница, а завтра, соответственно, суббота, так что впереди два выходных.
Поэтому я утром спала очень долго, а потом, накормив бабу Шуру овсяной кашей (на этот раз она не сопротивлялась, потому что чувствовала вину за вчерашнее), решила заняться хозяйством. Хотя бы стиралку запустить.
Белья накопилось за неделю удивительно много, и одежды тоже. А когда я решила постирать джинсы и проверила карманы, то оттуда выпала карточка.
Обычная такая картонная карточка, вроде как визитка. На ней было написано:
«Алгарве. № 411. А. Савицкий».
Вот почему мне показалось знакомым это странное слово. А карточку эту я нашла в машине Арсения, то есть… теперь его нужно называть Андреем.
А лучше вообще никак его не называть, потому что его больше нет на свете.
Но, с другой стороны, хорошо бы все-таки выяснить, в чем тут дело, потому что странные дела творятся вокруг нас с сестрой…
Я решила поискать в Интернете эту самую Алгарве. Пока искала, то вспомнила, что кроме карточки у меня есть еще телефон Арсения… то есть… ну ладно, пусть будет пока Арсений.
Я ведь нашла его телефон, когда убирала в бабушкиной квартире. И вот интересно, не его ли искали те двое, которые ломились ко мне?
Оказывается, все это время он валялся у меня в сумке. Да, на меня редко находит такая забывчивость.
Телефон был безнадежно разряжен, да еще, надо думать, и заблокирован. Ну, с зарядкой я быстро управлюсь.
– Баба Шура, я в магазин! – крикнула я, натягивая спортивный костюм. – Тебе чего купить?
– И кто его знает, чего он моргает? – отмахнулась бабуля, не отрываясь от экрана телевизора.
Как всегда в ее духе, но я догадалась: конфет и чипсов.
После магазина путь мой лежал в небольшой такой подвальчик, где сидел Вася.
Вася – это бывший наш сосед. Жили с ним когда-то в одном подъезде, в одну школу ходили, он по возрасту между мной и сестрой. У Васи магазинчик, который торгует всякой всячиной: наушниками, зарядками для телефонов, защитной пленкой для экранов, вроде бы у него и карты памяти есть…
– Привет, Вася! – сказала я, входя. – Какие новости? Как твоя жизнь молодая?
– О, Федька! – Он и вправду обрадовался. – Новости есть, дочка у меня родилась!
– Опять дочка? – ахнула я.
– А что такого? – удивился Вася. – Мы с женой давно про это знали, только родственникам не говорили.
– Поздравляю! – Я чмокнула его в щеку.
– Как там моя тезка поживает? – осведомился Вася. – Давненько я ее не видел…
Как-то он мне признался, что в школе некоторое время был в мою сестрицу влюблен. Ну, подумаешь, большое дело, да в нее вся школа была влюблена, и вообще весь район. А Вася довольно быстро излечился, потом женился, и вот уже второй ребенок у него. Но первую дочку назвал все же Василисой.
– Нормально поживает, – сказала я, – ты же ее знаешь, все у нее всегда шоколадно.
– Вот думаю, – сказал Вася, – может, мне вторую дочку Феодорой назвать?
– Ты с ума сошел? – всполошилась я. – Не надо, Вася, она потом тебе спасибо не скажет.
– Да я пошутил… Тебе чего надо-то?
Он подобрал мне нужную зарядку, и, пока мы болтали, телефон немного зарядился.
Вася передал привет сестре и даже взял с меня меньше денег, чем нужно. Сказал, что в честь малышки. А я, выйдя из его магазинчика, только вздохнула.
Вот ведь Вася этот моложе сестрицы моей на два года, а у него уже двое детей. И выглядит он абсолютно счастливым человеком. А Васька… эти ее три мужа… не знаю, как последний, Георгий, а первые два точно счастья ей не принесли. Опять же, проблемы у нее с деторождением.
Тут я поймала себя на том, что рассуждаю как баба Шура, как если бы она была в здравом уме. «Не родись красив, а родись счастлив», «Не в деньгах счастье» и так далее.
