Игра на одевание - Алексей Викторович Макеев
Миль с сожалением отставила тарелку с солянкой и, будто прощаясь, посмотрела на стоявшее на ее подносе пирожное-корзиночку с разноцветными жирными кремовыми розами. Ее рука нервно легла на чашку с кофе.
– Видите ли, – она сделала глоток, – жизнь научила меня реагировать на слова «вы бы очень помогли» так же, как на «заранее благодарен». То есть заранее ставить крест на любом варианте коммуникативного взаимодействия. Это раз.
– А два? – Не дождавшись приглашения, он сел напротив нее.
– Не надо структурировать мою речь и перехватывать инициативу в общении, – произнесла она сквозь зубы. И продолжила в том же наставительно-учительском тоне: – Я не помогаю в том, в чем не компетентна. Мое дело – учить, ваше – расследовать.
Гуров меланхолично приступил к «Оливье».
– Давайте, – подытожила Миль, – не делать салат из мух и котлет.
Гуров едва не поперхнулся:
– Спасибо за аппетитное замечание. Оно существенно снизило привлекательность моего «Оливье».
Миль рассмеялась.
– Анна Игоревна, – мягко сказал Гуров, – вы единственный в городе специалист по шифрам маньяков и средневековому карнавалу.
Он положил на стол афишу.
– Вы плохо осведомлены о круге моих научных интересов, – снова стала резкой Миль. – Меня попросили подготовить небольшое исследование на хайповую тему. Я согласилась во имя популяризации науки и небольшого гонорара от Coffee 3.
– Я слышал каждое слово на занятии, которое вы только что провели.
– Подслушивали?
– Просвещался. Ведя расследование страшной гибели нескольких человек. Их убийца копирует шутов прошлого. Мы нашли в его почерке отсылки к Пеннивайзу из «Оно» и Шико из «Графини де Монсоро».
– Вы действительно хотите заманить меня в историю, где фигурируют убийца детей Джон Уэйн Гейси и дуэлянт Шико?
– А также Панч.
– Как мило! Учитывая, что я в курсе судьбы Джуди побольше других.
Гуров чувствовал, что заинтересовал ее. И ему тоже было интересно с ней говорить.
– Анна Игоревна, – он посмотрел в упор на Миль, – убийства Остряка – такой же шифр, как тексты, с которыми вы работаете. Этот человек ищет дешифровщика…
– Чтобы его убить?
– Я обещаю вам любую круглосуточную защиту. Просто, как сделали с Зодиаком, разгадайте его шифр.
Сыщик положил на стол афишу лекции.
– Я не разгадывала шифр Зодиака, – поправила Миль сухо, – а лишь расскажу о том, как это сделали другие. И как жестоко обманулись. Ведь, вопреки данному в письме обещанию, сложенные вместе куски криптограммы не дали сведений о самом убийце. Разве что он, как в третьесортных ужастиках, собирает армию порабощенных зомби.
– Но ведь, – Гуров вспомнил рассказы своего друга-энциклопедии Крячко, – одно из писем Зодиака не разгадано. Одно состоит из тринадцати символов и начинается со слов «Меня зовут».
Миль посмотрела на него с удивлением и заинтересованностью. Очевидно, она не ожидала таких познаний от кого-то не дослужившегося до профессора.
– Его и не разгадают. Считается, что в нем слишком мало символов для подбора кода.
– Тем не менее нельзя прекращать поиски. Разгадка даст успокоение родственникам жертв. Подумайте о матери последней убитой – Сосновской, тех же Мельниковых.
Он достал из кармана распечатанные фото Аллы и Кати.
– А вот московская жертва Остряка – Ольга Воронова.
Он показал на телефоне фото Ольги из ролика Филина. Оно сразу оказалось в топе поисковых запросов «Яндекса», как только попало в блог.
Миль явно задержалась на нем взглядом гораздо дольше.
– Послушайте…
– Лев Иванович.
– Да. Лев Иванович… Настоящая семиотическая система, будь то письмо Зодиака, костюмы и грим Гейси или то, что делает ваш Остряк, куда сложнее языковой игры, которой я занимаюсь. Сравните диалоги у Шекспира или в анимационном фильме «Монстры на каникулах». За вечернее выступление, – она кивнула на афишу, – мне просто заплатили. Можете прийти на лекцию и откроете все, что я знаю о маньяках, за полтора часа. Вникать глубже я не собираюсь. Вы же не станете специалистом по древнеегипетскому языку, если прочтете внучке определение иероглифа из параграфа в учебнике истории за шестой класс.
– У меня нет внуков.
– Извините.
Она действительно казалась смущенной.
– Знаете, если бы у меня были внуки, я бы хотел растить их в мире, где родные Кати Мельниковой не ждут возможности похоронить дочь, пока с ней не закончит работать судмедэксперт.
– Вы серьезно? – Миль смотрела с презрением. – Манипулируете ради своей выгоды горем Мельниковых? Может, в кино это и работает. Но не здесь. Не с лингвистом, который изучает человеческую речь.
Гуров покачал головой:
– Анна Игоревна, мне как раз нужен лингвист, который расшифрует почерк маньяка. Выделив его черты, мы будем находить все более и более ранних жертв Остряка, пока не дойдем до нулевой. Она важна, потому что обычно принадлежит к кругу знакомых преступников.
– Как в «Молчании ягнят»? Та, которую он каждый день желает и видит?
– Верно.
– Иными словами, работа с вами будет означать такое глубокое погружение в знаковую систему и мировоззрение Остряка, что мне понадобится психологическая помощь. Вы готовы ее обеспечить? Выплатить гонорар, достаточный для оплаты продолжительной психотерапии, антидепрессантов, йоги, пилатеса или любой другой чертовщины по утрам? А что, если о моем участии в расследовании станет известно и мне придется заботиться о безопасности своей семьи? Я мать-одиночка. Моя мать живет со мной после развода, ей уже шестьдесят пять лет.
– Эти кольцо и крест, – он показал ей фото украшения на шее Аллы Сосновской, – убийца намеренно оставил на теле последней жертвы. Вместе они образуют знак Зодиака. Так я и попал на вашу лекцию.
– Может быть совпадением. – Миль посмотрела с вызовом.
– Таких совпадений не бывает. – Гуров говорил уверенно. – И в поле зрения серийных убийц не попадают зря. Если этот человек вас заметил, если он знает, чем вы занимаетесь и что делаете вечером, ваша встреча неизбежна.
– Отлично! – Миль стиснула зубы. – Теперь вы запугиваете меня!
– Предупреждаю.
– Как раз так реализуется речевой жанр угрозы.
– Анна Игоревна, послушайте… Ваша лингвистика не защитит вас при встрече с преступником.
– Нет, это вы послушайте! Я не муза маньяков, как Хелен Хадсон из фильма «Имитатор». Не мыслю как преступник, в отличие от нескольких голливудских секс-бомб из ФБР. У меня маленькая дочь и пожилая мать – бывшая школьная учительница, которая заговаривает с первым встречным-поперечным. Подходя к домофону, она не спрашивает «кто?», а называет имя предполагаемого гостя и добавляет «ты?». То есть зайти к нам в квартиру, несмотря на консьержа, может каждый. Не то что Остряк. И я не полезу тягаться с маньяком, убившим несколько женщин, даже чтобы защитить от горя других детей. Голливудские сценаристы ошибаются, предлагая это героиням-матерям в диалогах. На такое может решиться только чайлдфри. Обычная мать всегда будет думать: «Кто позаботится о моем ребенке, если меня убьют?» И у матерей-одиночек тут выбор невелик. Моя дочь, – она запнулась, но заставила себя выговорить мысль, которая, кажется, как опухоль, засела у нее в голове, – не нужна никому, кроме меня. Я не могу позволить себе погибнуть. Уж простите. Но вы не по адресу пришли.
– Журналистка
