Счастливая земля - Лукаш Орбитовский
Они уселись на деревянной скамье, закурили, как все вокруг. Рядом вертелись седоволосые артисты, одетые в джинсу, проплывали утомленные группы туристов. Пятерка молодых и агрессивных ребят стреляла глазами из-под своих бейсболок. Бартек начал их побаиваться, того гляди встанут и обидят. Сказал, что не курил сто лет, сам не помнит, сколько точно. Последнее было неправдой.
– Это было в те времена, когда у меня были друзья.
– Были, и что дальше?
– Я уехал. Обещал себе, что буду поддерживать с ними связь, но не знал, сколько времени придется посвящать работе. И эти переезды. Франция, Бельгия, сейчас здесь.
– Что случилось?
– Я не понял, о чем ты.
– Ты обычно об этом не рассказываешь. Что стало с твоими друзьями?
Бартек подавился смехом.
– Слушай, я только что стал абсолютно уверен, что сюда придет Генри Роллинс и начнет нас учить обслуживать косилку. Какая красота.
Вдруг его охватил необъяснимый страх. Воздух стал холодным, больничным, люди тяжелыми, словно души в чистилище. Грязная тропка бежала вниз под крутым углом, к яме внутрь земли, которую заслоняли кусты, поломанная лавка, колесо от велосипеда и огромный кальян.
Майя засвистела, он отгадал тут же. California King Bed, Рианна.
17
Наступили сумерки. Майя повела Бартека между потрепанными зданиями с закрашенными окнами. На вершине горы гравия уселся юноша в черном и смотрел поверх голов людей. Бартеку казалось, что он в Чехии. Не знал, почему так казалось. Все тут были чужими, словно заводского выпуска куклы. Он хотел уйти, но Майя напомнила: представление, представление.
Они зашли в подъезд, раскрашенный в красный и светло-зеленый, поднялись по деревянной лестнице. Двери раскрылись, и внезапно они оказались между белых столиков, на которых стояли графины с вином. Ресторан. Бартек зашипел при виде официанта, направляющегося в их сторону, и потянул Майю на выход. Не сюда. Они стояли внизу, у дверей с божьей коровкой, и пили воду без газа.
Майя сказала, что придется подождать, пока божья коровка откроется, тогда они окажутся внутри. Бартека охватил ужас. Если действительно божья коровка раскроет белые деревянные крылья, то что может появиться у нее изнутри? Гнилой череп, огромный, как автомобиль, или охранник, который знает все тайны, и в том числе ту, самую страшную. Он дрожал и хватался за стены.
Было уже темно, когда крылья раскрылись. Охранник был невысоким человеком. Продал билеты по шестьдесят крон и впустил внутрь. Они уселись на тяжелых креслах из искусственной кожи, заказали вино. В полумраке актеры готовились к представлению.
18
Бартек боялся темноты. Его беспокоил мерный звук из динамиков. Хотел попросить Майю уйти отсюда, но ему не хватало смелости. Вокруг, на диванах и у столиков, сидели стройные юноши с волосами до плеч и в очках с черными оправами.
На сцену, темную до сих пор, упали два красных луча. С левой стороны выступила бледная девушка с обнаженной грудью и в золотой рогатой шапке. Напротив нее стоял юноша в цветной длинной мантии, украшенной треугольниками. Он держал копье. Между ними находилась ванна, а барабаны били как сумасшедшие.
Девушка понемногу раздела молодого человека. Татуированный крокодил полз по его животу в направлении сердца. Помогла юноше зайти в ванну, в которую он погрузился по плечи. Вода, благодаря освещению, была красной. Юноша положил копье перед собой. Девушка долго мыла его спину. Внезапным движением затолкнула его голову под воду, барабаны стали оглушительными.
Ладони юноши вцепились в борта ванны. Девушка держала крепко, до тех пор пока он не перестал двигаться. Шли минуты. Бартек поглядывал на восхищенную Майю. Продолжалось все это очень долго. По залу понесся шум. Зрители вставали, бармен нервным шагом направлялся в сторону сцены. Барабаны стихли, а юноша поднялся, как будто вздернутый петлей, весь в красном. Взгляд его был отсутствующим.
Поднял копье и метнул его вслепую. Зрители шарахнулись, а Майя схватила его без труда, словно только этого и ждала. Встала. Ее залил шквал аплодисментов.
Свет погас, представление закончилось. Актеры вскоре вышли к публике. Пили напитки, курили сигареты. Они оказались приятными людьми, а копье оказалось утяжеленным куском пластика. Майя хотела забрать его на память. Бартек, охваченный ужасом, источник которого он не мог объяснить, вымолил, чтобы копье выбросили.
19
Они лежали на постели, потолок был далеким и словно бы мокрым.
– Иногда я хотел бы знать, что же будет дальше, – сказал Бартек. – Даже если будет плохо. Было бы очень здорово ни за что не волноваться. Знаешь, я просто задумываюсь, что с нами будет.
– Интересно. А я так вообще не задумываюсь. Есть как есть, и слава богу, что хорошо. Над чем тут думать?
– Я по-другому не умею.
– Знаю я тебя. Ты задумываешься, когда мы начнем жить вместе, прикидываешь, не пора ли уже заговорить на эту тему, не знаешь, как это сделать, но чувствуешь, что это твоя мужская обязанность. Абсолютно не нужно.
– Ну, что-то вроде.
– Вот именно. Почему ты не можешь принимать того, что есть, вот так, запросто? Ведешь себя так, словно чувствуешь себя виноватым за то, что делаешь то, что хочешь делать. Попробуй это понять, а если не поймешь, то хотя бы перестань бояться.
Он сел на кровати. Майя закопалась под одеяло.
– Я видел такие пары. Люди верят, что все само сложится, не разговаривают о том, чего хотят, что планируют. А потом – бах! – разъезжаются, становятся чужими, и сказать им друг другу нечего. Ну и как мне этого не бояться?
– А я видела пары, которые все себе спланировали. Еще чуть, и выбрали бы комнату в доме престарелых. И что? И чуждость, молчание, ровно все то, о чем ты говоришь. Нет никакого рецепта.
Она перевернулась на живот. Он не мог посмотреть ей в глаза.
– Нынче не те времена, когда идут по жизни вместе. Но куда бы ты ни пошел, было бы приятно, если б ты когда-нибудь вернулся. Или хотя бы помнил обо мне.
20
Бартек проснулся с похмельем и невыразимой тоской. Уселся на край постели и смотрел на Осло, стены отеля, что нуждались в ремонте, на скользкую террасу. Удивлялся тому, что рядом никого нет, потом удивлялся собственному удивлению. Он был в командировке, и шел дождь.
Ужин и немало выпитого вина как-то не зашли ему, и теперь он долго стоял под душем. Не мог избавиться от ощущения грязи под кожей. Тер мочалкой тело, но грязь осталась. На завтрак отвел себе пять минут и пошел к такси, волоча за собой чемодан.
В норвежском офисе крутились норвежцы. Девушка-логист расспрашивала, как все прошло. Бартек хотел понять, чего ей надо. Как конвейер доставал распечатку за распечаткой и обжирался в буфете. После обеда он уже не знал ни где он, ни что делает.
Помнил, однако, что надо купить сувениры.
В поезде, идущим в аэропорт, не мог найти билетный автомат, строго говоря, просто будку с щелью для карты. Кондуктор сказал, что здесь такого нет, но есть на вокзале. Он остановит поезд для Бартека, но тому придется поторопиться. Бартек оставил чемодан и рванулся вперед, лишь только двери открылись. Тут же заблудился. Встал посредине вокзала, растерянно озирался и приставал к прохожим. Ему показали билетный автомат. Побежал. Поезд все еще стоял на станции. На лице ожидающего в дверях кондуктора не было ни нетерпения, ни усталости.
21
Бартек принес сувениры из Осло: сушеную оленину и бутылку джеймисона, купленную в дьюти-фри. В ее квартире горел свет, но Майя не открывала. Дверь поддалась.
Немытые кастрюли, сгоревший тост в микроволновке. Он застал ее в постели, под одеялом, на измятой подушке. Она смотрела на него из-под полуприкрытых век. Было душно. Жирная муха уселась на край стакана с соком. Посреди комнаты лежали предметы гардероба, книги, компакт-диски, флешки, шарф и тому подобные мелочи. Все красное. Бартек присел рядом с Майей, начал выспрашивать, что случилось, может, кто-то умер,
