Цыпленок Лисы Патрикеевны - Дарья Донцова
Эди оперся ладонями о стол.
– Я удивился – впервые услышал о подобном методе лечения таких больных. Заинтересовался вопросом и через некоторое время вышел на доктора наук, профессора Ксению Федоровну Блюменгуртен. Она сразу сказала…
– …что, скорее всего, речь идет о моей сестре Ренате Ильиничне Леоновой. Мать у нас одна, отцы разные, – быстро перебила Эди посетительница.
– Так чем болела Рената? – задал Димон тот же вопрос, что и я.
– Некоторым людям не следует заводить детей, – поморщилась профессор, – даже если только один из пары со странностями, велик риск рождения нездорового ребенка. А уж когда два таких человека соединяются… Тут прямо каюк! И отец, и мама Рени… они…
Ксения хлопнула ладонью по столу.
– Хорошо, попробую рассказать. Но сразу предупреждаю: история плохая, надеюсь, она из этих стен не вытечет.
Я молча кивнула, гостья завела рассказ.
Глава двадцать вторая
Ксения не помнит своих родителей. Ее воспитывала Антонина Васильевна Блюменгуртен, бабушка по линии мамы. Она часто рассказывала внучке, что ее предков привез в Россию много лет назад князь Трубецкой. Вроде он занимался врачеванием. И уж так повелось, что все родные Антонины Васильевны доктора, а она сама – прекрасный гинеколог.
Родители маленькую Ксюшу особо не волновали. Она знала, что у нее есть мама и папа, они работают в Африке, лечат там больных деток. Почему пара не возвращается в Россию, малышку не интересовало. Любимая бабулечка с успехом заменяла и отца, и мать. Денег у Блюменгуртен хватало, в большой квартире у внучки была просторная комната. Летом ребенка вывозили на море, потом малышка жила на благоустроенной даче. Ксюша прекрасно училась, окончила школу с медалью, легко поступила в институт, где Антонина Васильевна заведовала кафедрой.
Все шло хорошо до того момента, пока молодой педагог, вчерашний аспирант Филипп Романов, не поставил второкурснице Блюменгуртен двойку на экзамене. Рыдающая студентка показала бабушке зачетку со словами:
– Теперь не станут платить повышенную стипендию.
Профессор обняла девушку.
– Успокойся, не умрем с голода. А Романов…
И далее доктор наук произнесла такие слова, что второкурсница разинула рот. Ее бабуля – знаток поэзии Анны Ахматовой, Брюсова, ученый, свободно владеет тремя европейскими языками плюс английским, профессор с идеальной репутацией очень умного врача, интеллигентная дама. И эта женщина знает подобные выражения? Она ранее никогда не произносила даже слово «дурак»…
– Не расстраивайся, кисонька, – продолжила старшая Блюменгуртен, – все улажу. Посиди пока дома, почитай интересные книжки, заешь стресс прекрасными пирожными. Сейчас Маруся в Столешников переулок сгоняет.
Домработница живо сбегала в лучшую московскую кондитерскую, и Ксюша устроилась на диване с томиком Агаты Кристи, который бабуля купила в недоступной простому человеку «Лавке Писателей», и замечательными эклерами. Мысли о двойке выветрились из ее головы.
Антонина Васильевна заглянула к внучке где-то через час – она определенно собралась куда-то уходить – и спросила:
– Прости, что сейчас засовываю скальпель в твою рану, но скажи, каким образом Романов ухитрился тебя завалить?
– Ответила на все вопросы билета, хорошо их знала. Ни одной лекции не пропустила. А педагог начал спрашивать про организацию медпомощи в разных странах…
Брови профессора встали домиком.
– О-о-о!
– Сначала про ГДР, потом про Венгрию спросил. Потом велел рассказать, чем отличается работа «Скорой» в Англии от неотложной помощи в США. А я обо всем этом понятии не имею, мы не проходили данный материал. Ни одной лекции или семинарского занятия по этим темам не было.
– Понятно, – фыркнула бабушка, – тип с царской фамилией решил отыграться на…
Не договорив, профессор ушла.
Через три дня Ксюшу пригласили на пересдачу, отвечала она перед комиссией из неизвестных ей педагогов. Гоняли студентку по всему материалу, задавали каверзные вопросы. Но девушка ни разу не ошиблась, не сбилась.
– Нуте-с, коллеги, – произнес через час самый пожилой мужчина, – давайте похвалим студентку, которая не испугалась армии профессоров и храбро отбила наши атаки. Отлично, Ксения. Вы честно заслужили отличную оценку. Повышенная стипендия останется с вами. И обещаю, Романова вы больше никогда не увидите.
Ксения приложила ладони к щекам.
– Представляете мою глупость? Я не спросила, почему преподаватель решил завалить меня на экзамене. Но правда меня сама догнала. Прошло несколько месяцев, я проходила практику в больнице. И вдруг в коридоре сталкиваюсь с этим Филиппом. Никто из нас не ожидал подобной встречи, оба замерли. Первой очнулась я. «Можете отправиться к главврачу и наврать, что студентка Блюменгуртен убивает младенцев». Мужчина неожиданно произнес: «Прости! Не удержался. Ты вообще ни при чем, похоже, ничего не знаешь». Естественно, я проявила любопытство: «А что мне следует знать?» Романов молчал, но я пристала к нему. Мы вышли в парк при клинике, сели на скамейку. Филипп рассказал мне то, что тщательно скрывала бабушка. Она всегда говорила, что мои родители лечат в Африке больных деток, и я ей верила. Когда я пошла в школу, бабуля сказала, что папа и мама заразились чем-то и умерли прямо на посту, они врачи-герои. Я восприняла информацию без рыданий. Я не помнила лиц людей, благодаря которым появилась на свет, самые близкие родственники для меня были чужими. Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь своей наивности. До беседы с Романовым меня ни разу не насторожило отсутствие в доме фото медиков, которые совершили подвиг, или писем от них. Я никогда не спрашивала, почему родители не берут отпуск. Остается лишь поражаться моей тупости. Так вот. Эта пара…
Ксения глубоко вдохнула.
– Папа – серийный убийца, мама – его помощница. На их совести не один труп. Главный в узком коллективе – папа. Мама – полностью подчиненное, задавленное им существо – служила приманкой. Она определенно обладала артистическими способностями. По указке мужа действовала так: знакомилась с человеком, на которого указывал ей повелитель, приглашала того в гости в дом, который находился в почти безлюдной деревне, подливала в какой-нибудь напиток сильное снотворное. Когда жертва засыпала, появлялся садист. Подробности вам сообщать не хочу.
– Не надо, – быстро согласился Эди.
– Мне исполнилось три года, когда их поймали, осудили. Главаря расстреляли – тогда еще применялась высшая мера наказания. Маму пощадили, учли, что она находилась почти в рабстве, но навесили ей большой срок. А я осталась с бабушкой. Тут вот еще деталь, которую узнала уже от нее, а не от Романова. Мама вышла замуж вопреки бабушкиной воле. Та после знакомства с потенциальным зятем сказала дочке: «Не даю благословение на брак. Парень неприятный». Дочь убежала, хлопнув дверью. Через год-полтора
