Тревожное эхо пустыни - Ольга Геннадьевна Володарская
Не угадал!
В двадцать один год Фима решила отправиться в Афганистан. Женщины туда попадали редко. В основном добровольно. Заключали контракты и отправлялись в другую страну. Служить родине, смотреть на новый мир, получать двойной оклад и… Опять же знакомиться с мужчинами. На войне любая женщина хороша. На каждую найдется желающий. Знакомая Фимы по диспансеру, косоглазая и прыщавая Зоя, что пошла добровольцем, чтобы выносить раненых с поля боя, как ее бабушка в Великую Отечественную, в Афгане себе мужа отхватила! Бравого танкиста с орденом! Он немного обгорел, прежде чем Зойка спасла его, но с лица воду не пить. Расписались они. Он служит еще, но уже в тылу, а она вернулась на родину беременной. Как родит, дадут квартиру.
Серафима Сивохина отправилась в Афган в 1984-м. Думала, прослужит годик и вернется в Россию, но застряла там на несколько лет…
Работала Фима в штабе. Первые пару месяцев ей казалось, что она вытянула счастливый билет. Тепло, но не адово пекло, отлично кормят, по вечерам танцы. У нее два поклонника. И есть подружка на кухне, которая подворовывает, а они тушенку да консервы местному населению продают. За красивые вещицы. Девушки много серебра и позолоты выменяли на говядину и мойву. Подружка все это для перепродажи брала, а Фима себе оставляла. У нее украшений сроду не было. Даже бижутерии. А ей так хотелось иметь их в таких количествах, что, если все на себя надеть, будешь сверкать, как новогодняя елка.
Но вскоре война подступила близко. Пришлось штабу переезжать. Местом его дислокации был выбран довольно крупный поселок Карагыш. В нем имелись больница, школа и даже музей. Туда привозили ребятишек из соседних кишлаков, чтобы показать, где в конце семнадцатого века жил и творил прославленный афганский поэт Ахмед-хан Дури. Там Фима познакомилась со второй своей большой любовью, Хушхалем. Именно он был смотрителем и экскурсоводом музея. Также он преподавал в школе и писал стихи. Умный, интеллигентный, добрый и по-своему красивый. Лицо его было чересчур худым, уши торчали, но большие карие глаза лучились теплом. Поэтому Фима и обратила на Хушхаля внимание. Когда они пришли с подругами в музей, один из школьников разбил какую-то редкую вазу и испугался, начал плакать. Думал, накажут. Но смотритель потрепал его по голове, сказал: ничего страшного. Потом собрал черепки, отдал мальчишке и попросил склеить. Вскоре ваза вернулась на прежнее место, пусть и не в первозданном виде.
Фима стала регулярно ходить в музей. Говорила Хушхалю, что обожает Ахмед-хана Дури. Увлеклась его творчеством давно, когда еще находилась в России. На самом деле она ничего не смыслила в поэзии. Более того, не любила читать. Может, поэтому дважды не поступила в училище? Но в глазах Хушкаля Фиме хотелось возвыситься. Она декламировала ему отрывки из стихов, что учила в школе, и выдавала их за свои. Все равно он не знает русского! А вот она начала учить пушту. И Хушкаль в этом помогал.
Как-то они засиделись за сборником стихов Ахмед-хана (кого же еще!), и Фима решила остаться в музее до утра. Ей постелили. Но рядом не легли. А она-то думала, у них любовь!
Фима укрылась с головой одеялом и заплакала. А потом услышала голос Хушкаля:
– Я жажду провести с тобой эту ночь. Я никогда не был с женщиной и очень хотел бы, чтоб первой и единственной стала ты, но…
– Но? – сдавленно спросила она. Ее пушту стал к тому времени очень хорошим.
– Я не хочу опорочить тебя. Пожениться мы не сможем. Сейчас точно. Когда все закончится, возможно. И тогда я назову тебя своей женой и разделю с тобой ложе.
– Но мы можем просто полежать вместе? Обнимемся, поцелуемся?
– Я не устою. Ты очень красивая, Серра, – он именно так ее называл. – И я мечтаю о тебе с того дня, как увидел. Но я буду терпелив…
Ей делали комплименты и ранее. Особенно в последнее время. Стоило отправиться на войну, как Фима стала в десятки раз привлекательней. И неудивительно, ведь она была миловидной, большеглазой, густоволосой, полной, но ладной. Угрюмое от природы выражение лица она научилась смягчать улыбкой. Не все понимали, что та натянутая, неискренняя, но видели хорошие зубы, ямочку на левой щеке. А что глаза остаются пустыми, то не каждый это заметит. Фима не понимала тогда, что очень похожа на своего отца. Больше, чем ей бы хотелось.
Но Хушкаль видел в ней только хорошее. И не желал ею воспользоваться. В отличие от тех же двух ухажеров. Одного дома ждала жена, другому требовалась помощь в получении фальшивых накладных. Подружки говорили: выбирай, дурочка. Не оставаться же ни с чем (кем). Но она позволяла угощать себя вином, приглашать на танцы, и только. В Афган она приехала за любовью…
И вот она ее нашла!
С Хушкалем Фима была счастлива. Пусть и недолго. Но надежда на будущее у нее была только с ним. Оба верили, что все скоро закончится, Афганистан снова станет цивилизованным государством, они поженятся и будут жить душа в душу. Фима могла бы преподавать в школе русский язык или стать медсестрой. Первую помощь она умела оказывать. И не только обрабатывать раны, перевязывать, ставить уколы, но и вскрывать гнойники, делать массаж сердца, а также трахеотомию – туберкулезники часто задыхались, Фима научилась рассекать трахею и вставлять трубку. Пожалуй, она принесла бы больше пользы, чем местный фельдшер. А если бы еще поучилась! Хушкаль говорил, что до прихода талибов к власти женщины в Афганистане имели равные права с мужчинами. Они получали образование, ходили с непокрытыми головами… Даже курили! Но это он не одобрял.
К счастью, Фима была лишена вредных привычек. Никакого никотина, изредка два бокала вина, а не спирт или самогон, что употребляли все. И
