Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения
— Мясо по-грузински, — сказала девушка. — Пожалуйста.
Сняв с подноса, она поставила на стол две тарелки с длинными, похожими на люля-кебаб, кусками мяса.
— Ты всегда в таких заведениях обедаешь? — спросил Крамской.
— Бывает, — уклончиво ответил Борисов. — А что? Под ваши мерки это не подходит, сэр?
— Почему?.. Под мои мерки вполне. Мне казалось, под твои…
— Ты попробуй лучше, попробуй. Божественное блюдо, ей-богу!
Крамской отрезал небольшой кусочек мяса и отправил в рот.
— Ну? Что скажешь?
— Что скажу? Соус мог бы быть и потоньше. Гарнир — поинтересней… А так ничего. Съедобно.
— Э-э, да вы, братец, зажрались! Все у Суханова трудишься?
Борисов говорил с набитым ртом, поразительно быстро орудуя ножом и вилкой.
— Да. Где же еще?
— Перебирался бы к нам, в столицу… Нашли бы тебе работу приличную… Тут, знаешь, перспективы такие, что тебе и не снилось.
— Да ладно. У меня все в порядке. Спасибо.
Крамской отодвинул от себя тарелку, на которой оставалось еще полпорции.
— Что, не нравится? Ну закажи сам. Свинина жареная здесь отличная. Так в меню и написано — «Свинина жареная»… Очень советую.
— Да ладно. Я сыт. Спасибо.
— На самом деле… — Борисов вытер рот салфеткой. Он, в отличие от гостя, доел мясо, подобрал с тарелки ломтики жареного картофеля, быстро проглотил несколько черных маслин и веточек салата. — На самом деле я не случайно тебя сюда притащил.
— Не случайно? — рассеянно переспросил Крамской, в очередной раз осматриваясь по сторонам.
Ресторан располагался в полуподвале. Окна-бойницы выходили на тротуар, за стеклами мелькали ноги пешеходов. Стены были обшиты обыкновенной вагонкой. Доски покрывал толстый слой лака, и от этого они казались жирными и какими-то несвежими. Дешевые люстры под потолком, излишне громкая музыка, разливающаяся по залу из приемника на стойке бара… Заведение трудно было отнести к категории «приличных». Скорее, забегаловка для рыночных торговцев со средним достатком. Обед в этом ресторанчике (Крамской вспомнил строчки меню) обошелся бы рублей в двести-триста на человека. По московским понятиям — даром. Обслуживание вполне соответствовало уровню цен.
— Так что же тянет тебя в столь уютное местечко? — спросил Крамской после короткой паузы.
— А ты не догадываешься?
— Нет. Где уж нам, провинциалам!
— Просто в этих стенах можно спокойно говорить. Здесь не слушают.
— Ты хочешь сказать, что по всей Москве, во всех ресторанах микрофоны под столами? У тебя, Вася, или понты играют, или просто мания величия в серьезной форме. Ты уж извини, конечно.
— Нет, Юра, это не понты. Ты прав. Не по всей Москве. И не для всех людей. Но там, где у нас принято бывать, там — вполне вероятно. Даже более чем вероятно. Ты же знаешь мои дела.
— Хм… — Крамской усмехнулся. — Так что же, когда ты совсем перейдешь работать в Кремль, мы, выходит, в «Макдональдсе» будем встречаться? Пущей конспирации ради?
— В «Макдональдсе» мы встречаться, бог даст, не будем, — неожиданно серьезно ответил Борисов. — Если, конечно, глупостей не наделаем. Но мы люди как-никак взрослые, так что, надеюсь, не наделаем. Не хотелось бы мне, если честно, на гамбургеры садиться. Годы не те, знаешь ли… Давай к делу. Что ты хотел узнать?
— Да как тебе сказать… Может быть, ты в курсе…
— Не тяни. Мне на работу ехать. Обед, знаешь ли, обедом… Если разговор длинный, может быть, вечером?
— Вечером я не могу, — сказал Крамской. — Я сегодня улетаю.
— Тогда валяй, и в темпе.
— У вас что-нибудь слышно про Греча?
— Про Греча? — Борисов удивленно вытаращил честные круглые глаза. — А что тебя интересует? Я думал, раз он у вас в Городе заправляет, так ты и должен про него знать. Причем побольше моего.
— Перестань, Вася. Ты же понимаешь, меня интересуют все эти дела вокруг него. Квартиры и прочее…
— Ты газеты вообще читаешь? — спросил Борисов сощурившись.
— Вообще читаю.
— Плохо читаешь. Там, на самом деле, все написано. Я, собственно говоря, ничего не могу добавить. Коррупция. Грешен ваш мэр, что поделать. Не он первый, не он последний…
— Ладно, Вася, я же серьезно спрашиваю.
— А что именно тебя интересует?
— Меня интересует, откуда идет инициатива.
— Как это — откуда? Из прокуратуры, откуда же еще? Дело Ратниковой. Я тебе повторяю — читай газеты.
— Ну да… И про бригаду следователей из Москвы тоже в газетах написано? Вернее, не из Москвы, а из провинции.
— Про что? Не понял. Повтори-ка.
— А то ты не знаешь! Бригада следователей… Вызваны в Москву из провинции. Из разных городов. Отправлены к нам с единственной целью — свалить Греча. Лучше всего — посадить. Хотя иск против него не возбужден. Он проходит как свидетель по делу этой самой Ратниковой.
— Откуда у тебя такие сведения? — улыбнувшись спросил Борисов. — Поделился бы. Очень интересно. Я и не знал ничего такого…
— Ой ли? Вася, кончай дурить. Мы же сто лет друг друга знаем.
— Да. Знаем. Только все меняется, Юра. Я тебе еще раз говорю — бросай ты свою возню, перебирайся в столицу. Ответственно заявляю — работа будет. Устроим. Нам люди нужны. Молодые, со сметкой этакой… деловой. Как вот ты, к примеру. Да и не чужие мы с тобой. Подумай. Ты даже представить себе не можешь, какие сейчас открываются перспективы.
— Я подумаю, — отозвался Крамской. — А все-таки, Вася, ты не в курсе того, что я сказал? Да или нет?
Борисов достал из кармана пачку «Мальборо», покрутил в руках, сунул обратно.
— Бросаю, — пояснил он. — Здоровье берегу. Знаешь, Юра, не лезь в это дело. Ты что, с Гречем завязан, что ли?
— Да нет.
— А кто? Суханов твой?
— С чего ты взял? Просто интересуюсь.
— Н-да, — Борисов покрутил головой. — Просто. Как все у вас просто. Короче говоря, этот вопрос в моем ведомстве не стоит. Ничем тебе помочь не могу. Читай прессу, там все есть, Это действительно так, Юра. Я не вру тебе.
— Ну хорошо. Спасибо и на этом.
Борисов вытащил бумажник и отсчитал несколько купюр.
— Кредитки здесь не принимают, представляешь?
Крамской вежливо улыбнулся.
— Ну, пойдем, дружище? Ты когда летишь-то? Может, на службу ко мне заскочишь? Посмотришь, как я живу… И работаю. А то действительно сто лет не виделись. Ты где в Москве останавливаешься, кстати? Можно ведь у нас… Мы, знаешь, устроили что-то вроде частной гостиницы. Для своих, — пояснил Борисов. — Так что если какая необходимость — лучше к нам.
— Спасибо, Вася. У меня тут квартира есть.
— Квартира? Купил? — Борисов сделал заинтересованное лицо.
— Да нет. Можно считать, наше представительство в Москве. Служебная квартира, одним словом.
— Ну-ну, — Вася снисходительно улыбнулся. — Представительство — это правильно. Молодцы. Так что, зайдешь? Когда самолет-то?
— В семь часов, — ответил Крамской, честно глядя в глаза старому приятелю.
На билете, лежавшем в его кармане, было обозначено несколько другое время вылета: двадцать часов тридцать минут.
Они вышли на улицу. Борисов пожал Юрию Олеговичу руку, сел в черный «БМВ», дожидавшийся его возле ресторанчика на проспекте Мира, проводил глазами тощую фигуру Крамского, медленно удалявшуюся в сторону Садового кольца, и достал мобильный телефон.
Номер Кустодиева был записан в памяти приборчика. Вася нажал одну из кнопок и тут же услышал голос начальника президентской охраны:
— Да?
— Это Василий. Здравствуйте…
— Привет, привет. Что там у тебя?
— Нужно встретиться.
— Вот, бляха-муха, горит, что ли?
— Ну… Как сказать… Тут по поводу Греча кое-что…
— Подъезжай прямо сейчас. Пропуск будет.
Глава 6
Журковский работал у Суханова уже четыре месяца. Анатолий Карлович даже представить себе не мог, что вот так, на шестом десятке, окунется в новый, неизвестный для него мир — мир, в котором скорость жизни была совершенно иной, само время текло по иным законам, деньги не имели значения и в то же время все определялось деньгами, мир, в котором сжимались расстояния, а государственные границы становились прозрачными.
За эти четыре месяца Анатолий Карлович умудрился, даже не очень вникая в суть поездок, побывать в Швейцарии, Франции и США. Прежде, работая в Институте, он несколько раз выезжал за рубеж, но то были обычные советские командировки — поездки на симпозиум или конгресс без гроша в кармане (не считать же деньгами мизерные суточные, которые экономились для того, чтобы привезти подарки домашним — джинсы жене и блок «жвачки» сыну), с чемоданом, в котором рядом с книгами и рукописями лежали отечественные, грубые, годные на все случаи жизни супы в пакетиках, банки мясных консервов и обязательные бутылки «Столичной» (сувениры для иностранных коллег).
