Ли Ванс - Расплата

— Вы принадлежите к какой-нибудь церкви? — спросила мисс Джонс, и ее румянец стал ярче.

Отец открыл дверь перед мисс Джонс, придержал ее и галантно наклонил голову набок, в сторону выхода.

— Вы были очень любезны, — сказал он. — Спасибо за все.

Мисс Джонс с горящими щеками выскочила за дверь.

— Мы дадим ей несколько минут, — сказал отец, закрыв дверь. — Было бы очень неловко ехать вместе с ней.

Он особо не разговаривал, пока мы не заехали в свой гараж. Выключив двигатель, отец закрыл дверь в гараж с помощью пульта, однако не пошевелился, чтобы выйти из машины. Его машина была его офисом, «Chevrolet Caprice» с полицейской раскраской, за рулем которой он сидел во время своих еженедельных тысячекилометровых разъездов по территории, примерно ограниченной Гранд-Рапидсом (штат Мичиган), Индианополисом (штат Индиана), Юнион-тауном и Западной Сенекой (штат Нью-Йорк). Он продавал металлорежущие инструменты и любил заниматься делами в машине.

— Записывай, — сказал отец.

Я вынул карандаш и блокнот из пластмассового ящика между сиденьями и открыл чистую страницу.

— На ближайшее время: никакой школы завтра или в среду. Две ночи подряд в похоронном зале будет время бдения. Тебе понадобятся: синий блейзер, синяя рубашка, чистые брюки цвета хаки, коричневый ремень и пара приличных коричневых туфель. Тебе нужно купить что-то из этого списка?

— Нет.

— Я хочу проверить все до того, как ты пойдешь спать — все должно быть вымыто, выглажено и почищено.

— О’кей.

— Утром ты первым делом пойдешь в магазин «Кларке». Тебе понадобятся: новый синий костюм, белая рубашка, темный галстук, черный ремень и черные туфли.

— Кое-что из этого у меня уже есть.

— Не имеет значения. Ты не пойдешь на похороны своей матери в старой одежде. Спроси мистера Шермана и скажи ему, что все это тебе нужно получить в среду к обеду. Его жена наверняка сумеет подогнать все по тебе. Похороны в четверг. После похорон кто-то наверняка захочет зайти в дом. Я позабочусь о еде и напитках. Твоя работа — заниматься посудой и следить, чтобы у нас хватило бокалов и тарелок.

— Хорошо.

— В пятницу ты возвращаешься в школу. В пятницу вечером у тебя первая университетская игра. Я собираюсь прийти. На этих выходных мы уберем во всем доме и отдадим все, что нам не нужно, Армии спасения. Я разберу вещи твоей матери. У тебя, наверное, куча детского барахла, которое надо было выкинуть давным-давно. После этого мы разделим обязанности и обсудим планы на будущее. Покупка продуктов может стать проблемой, пока ты не получишь водительские права, но как-нибудь справимся. Ты ведь немного умеешь готовить, верно?

— Да.

— Конечно, — заметил отец и потер лоб рукой. — Ты знаешь, как делать все то, что матери обычно делают для своих сыновей.

Освещение в гараже автоматически выключилось, и я протянул руку, чтобы включить верхний свет. Однако отец перехватил мою руку и мягко оттолкнул ее.

— Давай поговорим, Шерлок, — предложил он, называя меня моим детским прозвищем. — Тебе рассказали, что произошло?

— Только то, что это был несчастный случай.

— Она врезалась в фонарь на перекрестке Перл и Майнер-стрит. Она не пользовалась ремнем безопасности.

— Она была пьяной?

— Да, — ответил отец, не уточнив, что она была пьяна большую часть времени. Мы минуту помолчали, слушая щелканье остывающего двигателя.

— Я знаю, у тебя полно вопросов, — сказал отец. — Сейчас самое время задать их — ты ведь не хочешь прожить всю свою жизнь, оглядываясь на прошлое.

— Почему она столько пила?

— Эта твоя школьная медсестра, та, с большими сиськами…

— Мисс Джонс.

— Почему я на нее обозлился?

— Она ничего о тебе не знает. С ее стороны было неуважением заявить, будто она знает, что ты чувствуешь.

— Именно.

Мой отец нажал на прикуриватель, вытащил сигарету из пачки в ящике и постучал ею по приборной панели. Прикуриватель выскочил с легким щелчком; отец зажег сигарету, глубоко затянулся и медленно выдохнул дым.

— Половину всего времени, — сказал он, — женщины думают, будто знают, что ты чувствуешь. А вторую половину они тратят на то, чтобы выяснить, так ли это. Каждый раз как ты что-то говоришь или делаешь, в их мозгу начинает работать маленький процессор, пытаясь понять, что ты хотел этим сказать. А чего они хотят больше всего на свете, так это все время знать, что ты думаешь и чувствуешь. Но здесь-то и зарыта собака. Они хотят, чтобы ты думал и чувствовал только то, что им хочется. А во всем мире нет ни одного парня, который бы думал и чувствовал так, как того хочет женщина — если только он не волочится за нею. Это просто факт. Поэтому или мужчины врут женщинам, или женщины в результате испытывают разочарование.

Отец сделал еще одну затяжку и выдохнул; между нами повис серый туман.

— Никто не может контролировать свои чувства, и стесняться их — пустая трата времени. Мальчик может любить свою мать и одновременно стыдиться ее, а иногда, возможно, и вовсе желать ей смерти. И если бы она и вправду умерла, его горе было бы смешано с мыслью о том, какой он плохой, что желал ей зла. Это происходит все время, и не только с мальчиками.

Я отвернулся, чтобы отец не заметил моих слез.

— А теперь послушай, — продолжил мой отец, — потому что это важно. Никто не знает, что на самом деле чувствует другой человек. Мы все одиноки в этом мире. Но это не имеет значения. Что действительно имеет значение, так это то, что мы делаем. И мужчины это понимают. Ты даешь свое слово и держишь его, что бы ни случилось. Дружба означает, что ты можешь доверить другому человеку прикрыть твою спину, вне зависимости от того, что он сейчас чувствует. Пара хороших друзей позволит тебе многого достичь в жизни. Но если ты начнешь беспокоиться, что же люди все время чувствуют, рано или поздно ты закончишь тем, что станешь разъезжать по городу с открытой бутылкой водки на переднем сиденье.

— Ты думаешь, именно поэтому мама пила? — спросил я, не в силах скрыть горечи.

— Я не знаю, почему она пила. Именно об этом я тебе и говорил. Никто на самом деле не знает, почему другой что-то делает. Единственное, что мне известно, — что она это делала.

Я открыл дверь машины. Мой отец грубо схватил меня за рубашку.

— Закрой чертову дверь, — сказал он. — Возможно, ты меня сразу не понял. Когда мы выйдем из машины, то проведем черту. Все это должно остаться в прошлом. Так что если ты не хочешь двадцать лет каждую ночь до рассвета ходить по комнате из угла в угол, предлагаю тебе выложить все, что у тебя на душе, прямо сейчас.

Закрыв дверь, я глубоко вдохнул и бросился в омут головой.

— Она говорила мне, что пьет, потому что ты ее не любишь.

— И?

— И что ты изменяешь ей. Что у тебя есть подружка в Мичигане и еще одна в Пенсильвании. Она сказала, что ты не ночуешь дома гораздо чаще, чем необходимо, потому что ты не хочешь быть с нами.

— Причина и следствие, — ответил отец. — Всегда трудно разобраться, где что. Она была несчастна, потому что я ей изменял, или я ей изменял, потому что она была несчастна? Возможно, мисс Джонс удастся получить ответ от Всемогущего.

— Ты ей изменял.

— Это правда.

— Ты же сказал: важно, что ты делаешь! — закричал я; меня захлестнул гнев. — И быть мужчиной — значит поступать правильно! Разве ты поступал правильно?

— Было бы правильнее лгать твоей матери о моих чувствах к ней? Или проводить больше времени в ссорах?

— Разве изменять правильно? — не сдавался я.

— Мужчина есть мужчина, — ответил он, качая головой. — И мужчина не может позволить себе быть заложником женского разочарования. — Отец постучал большим пальцем по сигарете, сбивая пепел в пепельницу. — Наверное, ты хочешь знать, почему я не уехал.

Я уставился на свои колени, не желая отвечать ему.

— Я остался из-за тебя.

Мой отец, когда был дома, никогда не отказывался от приглашения помотать круги на подъездной дорожке. Мы устанавливали фотоаппараты и загружали мышей в модели ракет, а когда мне было двенадцать, выиграли местные гонки на мыльных ящиках,[18] собрав мне «автомобиль» из подручных средств. Однажды в среду, три года назад он проехал более трехсот километров, чтобы посмотреть, как моя команда будет сражаться за титул Футбольной лиги «Папы» Уорнера.[19] И мы провели бессчетное количество часов вместе с телескопом.

— Я ненавижу тебя, — заявил я, и мои глаза снова наполнились слезами.

— Я не сомневаюсь, что в тебе есть чувство ненависти ко мне, — ответил отец. — Это нормально. Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, я тоже ненавидел своего отца. Но когда я вырос, я стал совсем по-другому судить его. Он делал все, что мог, чтобы быть хорошим отцом — как он это понимал. И что бы ни происходило между мной и твоей матерью, я старался сделать для тебя все, чтобы быть хорошим отцом — как я это понимаю.