Даниэль Клугер - Непредсказанное убийство
— Нет.
Розовски кивнул, прощаясь. У двери он остановился.
— Чуть не забыл. Какой марки ваша машина? — спросил он. — Ах, да, у вас их две.
— У Ицхака «хонда», — ответила Мирьям. — У меня — «Дайатсу»
— Светло-голубая? — уточнил Натаниэль. — Я имею в виду «дайатсу».
— Да.
— Номер 399–411, — уже не спрашивая, а утверждая произнес Розовски.
— Да, а в чем дело?
— Скажите, я мог бы осмотреть ее? В вашем присутствии, разумеется? — спросил вместо ответа Натаниэль. — Где она сейчас?
— На стоянке, рядом с домом. Пойдемте, — Мирьям не высказала ни удивления, ни раздражения.
Они вместе вышли во двор, на стоянку. Натаниэль еще не решил толком, что именно он хочет найти. Сев на место водителя, он рассеянно окинул взглядом салон.
— Вы ездили вчера куда-нибудь? — спросил он.
Мирьям отрицательно качнула головой.
— Ездил муж, — ответила она. — Он иногда берет машину.
— Понятно… — Натаниэль открыл бардачок, переложил лежащие там предметы. — Ничего, что я здесь роюсь? — спросил он. — Вообще-то частным детективам по закону не разрешается проводить обыски. Вы можете мне запретить.
— Смотрите, мне-то что? — холодно сказала Мирьям. — Я не запрещаю.
— Спасибо… — он нащупал в самом углу бардачка, под бумагами маленький цилиндрик, извлек его. Цилиндрик оказался тюбиком помады вишневого цвета. — Это ваша?
Мирьям взяла в луки помаду, повертела в руках.
— Нет, — ответила она чуть удивленно. — Не моя. Цвет похожий.
— Позвольте, — Натаниэль поднес тюбик к глазам. — «Барбара Клайн», — прочитал он. — А вы какой пользуетесь?
— «Ланком».
— Да, правильно… А эта, «Барбара Клайн» — дорогая помада?
— По-моему, из самых дешевых. Не знаю, откуда она взялась, — сказала Мирьям. — Может быть, Лариса забыла? Я несколько раз подвозила ее.
— По-моему она пользуется помадой другого цвета.
— Не знаю, — повторила Мирьям.
— Вы говорили, что муж недавно пользовался вашей машиной, — напомнил Натаниэль.
— Да, но… — Мирьям замолчала, лицо ее приобрело отрешенное выражение. Натаниэль некоторое время молча смотрел на нее. Вышел из машины, хлопнул дверцей.
— Послушайте, — сказал он. — Не стоит пока говорить ему об этом. Хорошо?
Мирьям не ответила.
— Это моя просьба, — настойчиво сказал Натаниэль. — Обещайте мне пока молчать.
— Хорошо, — Мирьям не смотрела на него. — Хорошо, обещаю.
— А помаду я возьму с собой.
Она равнодушно пожала плечами.
— До свидания, Мирьям.
25
— Ты будешь звонить в Америку? — спросила мать. Натаниэль, только что вернувшийся домой и занятый своими мыслями, не разу понял.
— Мальчик обещал приехать после Песаха, — напомнила мать. — Уже полгода как после Песаха. Так что?
Речь шла о сыне Натаниэля Йосефе, жившем вместе со своей матерью в Бостоне. Натаниэль пожал плечами.
— Мне некуда звонить, — ответил он. — Йосеф сейчас в колледже. Живет в кампусе и домой приезжает в пятницу. Куда я буду звонить?
— Позвони ей, — сказала мать. — Скажи ей, чтобы она напомнила мальчику, — мать никогда не называла бывшую жену Натаниэля по имени, только «она».
— Она не передаст, — сказал Натаниэль. — Ты же прекрасно знаешь, что она не передаст. Она не хочет, чтобы мальчик приезжал, — такой разговор возникал между ними в среднем раз в месяц. Розовски мог не задумываться над ответами. Подсознание само подкидывало необходимые слова, это было довольно удобно. Но сейчас даже подсознание было занято совсем другими проблемами.
— Тряпка, — сказала мать.
— Ради Бога, мама, — с досадой сказал Натаниэль. — Можно я сначала поем?
Мать замолчала и вышла из кухни. Натаниэль пододвинул к
себе тарелку с бутербродами и чашку кофе.
Спокойно поесть ему не дали. Едва он сделал первый глоток, как раздался звонок в дверь. Натаниэль насторожился. Услышав голос Зеева Баренбойма, весело здоровавшегося с матерью, он с тяжелым вздохом отодвинул чашку и вышел из кухни.
— Привет, Натан, — Баренбойм энергично потряс руку Натаниэля. — Я только сейчас узнал, что ты, оказывается в отпуске. Если ты в отпуске, то что ты делал сегодня на работе?
— Только сегодня? А вчера? — добавила мать. — Спросите его, Володя, спросите. Я уже молчу. Когда все люди ищут возможности устроиться на государственную службу, мой замечательный сын все бросает и нянчится с бандитами — не про вас, Володя, будь сказано. Хорошо. Пусть возиться с бандитами. Пусть живет так, что матери стыдно смотреть в глаза соседям. Но он может себе позволить отпуск?
— Может, — твердо сказал Баренбойм.
— Нет! Он не может. Он незаменим.
— Да? — Баренбойм перевел взгляд на Натаниэля. Тот стоял с невозмутимым выражением лица.
— Натан, — сказал Баренбойм. — Я должен сводить тебя на кладбище, — он повернулся к Сарре. — Слышите, тетя Сарра? Я должен сводить его на кладбище!
— Зачем? — спросил Натаниэль. — Еще успею.
— На кладбище ты увидишь очень много людей, которым вовремя не нашлось замены, — серьезно сообщил Баренбойм.
Натаниэль хмыкнул.
— Ладно, — сказал он. — Мама, напои гостя чаем.
— С коржиками, — сказала Сарра. — Вы любите коржики, Володя?
— Ваши коржики? О чем вы спрашиваете, Сарра? — Баренбойм в восхищении закатил глаза. — Я их обожаю.
Мать с гостем пили чай, обсуждая последние новости — сначала израильские, потом зарубежные. Придумывать темы для обсуждения не стоило большого труда — перед приходом Баренбойма Сарра Розовски переключила телевизор на российскую программу.
— Вы слышали? В Киеве опять вводят новые деньги, — сказал Баренбойм.
В это время зазвонил телефон. Розовски взял трубку.
— Натан, я уже возвращаюсь, — по интонации Натаниэль понял, что Маркину есть о чем рассказать.
— Выкладывай, — сказал он, пытаясь не слушать разговор матери с гостем. Те, похоже, не обратили внимания на телефонный звонок и продолжали болтать с прежней громкостью.
— Они сошли с ума, — убежденно заметила Сарра.
— А что там у тебя за шум? Гости? — спросил Маркин
— Если это можно назвать так, — проворчал Розовски, слыша как Баренбойм объясняет Сарре Розовски тонкости изготовления бумаги с водяными знаками. Он прикрыл трубку рукой и сказал: — Вы не могли бы чуть-чуть приглушить громкость? У меня важный разговор. Баренбойм с готовностью замолчал.
— Слава Богу, я застал дома тещу Мееровича, — сообщил Алекс. — Оказывается, в тот самый день он приезжал к ней.
— В какой день?
— В тот самый, когда его убили, — объяснил Маркин. — Насколько я мог понять, теща у них в семье имела решающий голос — по всем вопросам. Ну, это чувствуется с первого взгляда. Весьма серьезная дама… — Алекс издал короткий смешок. — По ее словам выходит, что Шломо примчался к ней попросить о содействии в восстановлении семейного очага. То есть, чтобы она переговорила с дочерью. По возвращении последней.
— А что — дочь приезжала после ссоры к ней?
— Да. И жила у нее все эти дни, до отъезда. Так что пожилая дама знала об их ссоре.
— Понятно. Значит, на вопрос — где провела эти дни Далия Меерович, мы получили ответ, — сказал Натаниэль. Он еще не решил, устраивает его этот ответ или нет. — Что еще?
— Ты спрашивал у меня — есть ли у Мееровича партнеры?
— Спрашивал.
— Есть. И звонил он своему партнеру из Димоны, при теще. В день убийства. Судя по разговору, партнер — мужчина. И Меерович назначил ему встречу у себя в квартире на семь часов вечера.
— На сколько?
— Ровно на семь. Кстати говоря, по мнению тещи, разговор был достаточно напряженным. Нервным. Суть пожилая дама не поняла, но точно помнит, что в конце разговора зять сказал: «Хорошо, это мы утрясем.» И дальше назначил время встречи. Ну как?
— Замечательно, — мрачно ответил Натаниэль. — Просто здорово. Лучше не бывает. Версия номер тысяча четыреста тридцать два. По количеству версий мы скоро сравняемся с количеством резолюций ООН. Ну это ладно. Лишь бы результативность хоть немного отличалась. Дай-ка мне номер домашнего телефона тещи Мееровича. Надеюсь, ты не забыл поинтересоваться этим?
— Не забыл, — Маркин продиктовал Натаниэлю номер.
— Ладно, спасибо, Алекс. Ты молодец. Отдыхай, — Розовски положил трубку. — Итак, Зеев, — сказал он послушно молчащему Баренбойму, — чему обязаны визитом? То есть, я очень рад, но ты же не приезжаешь без дела?
— Я просто решил, что утром наш разговор получился скомканный, — объяснил Баренбойм. — Вот, решил поздравить тебя по-человечески.
— С чем? — спросила Сарра, подозрительно посматривая на сына.
— А он вам не сказал? — Баренбойм был страшно удивлен. — О нем же написали в газете!
