Екатерина Лесина - Плеть темной богини
– Идем, идем, – Илья открыл дверь, пропуская вперед, хотя с куда большим удовольствием Юленька осталась бы снаружи, ее не отпускало опасение, что пришла она сюда совершенно зря, что если у бабушки и были какие-то тайны, то Юленьке явно не следует их раскапывать.
Но ведь Мишу убили… и шкуру подбросили…
За дверью начинался узкий коридор, ярко освещенный, но оттого кажущийся еще более узким и длинным. Белые стены, белый потолок, серая дорожка на полу и строгие черные прямоугольники дверей. Ближняя приоткрыта. Пахло… ничем здесь не пахло, стерильный кондиционированный воздух, пропущенный через мелкое сито фильтров и пылеулавливателей, избавлялся и от запахов.
– Добрый день. – Из приоткрытой двери выглянула стриженая блондинка в тяжелых очках, придающих ее детскому личику серьезность. – Чем могу помочь?
– Всем, – радостно ответил Илья, выступая вперед. Приосанился, плечи расправил… ради нее, ради блондиночки? – Скажите, милая…
– Ольга, – представилась девушка и, указав на дверь, предложила: – Вы проходите. Вы ведь от Викентия Степановича?
– Не совсем. Юля, не спи!
Она не спит, ей просто… просто не нравится здесь все. У Ольги длинные стройные ноги с круглыми коленками, которые нет-нет да выглянут из-под строгой серой юбки. И пяточки кругленькие, просвечивающие розовым сквозь паутину колгот. И локти, спрятанные в широкие рукава нарядной блузы, тоже, надо полагать, розовые.
А губы – красные. Даже алые, вызывающие и наглые. И взгляд такой же, пусть и приглушенный стеклом очков. Нет, эта девушка определенно вызывала у Юленьки реакцию неправильную и до сего дня совершенно незнакомую.
– Садитесь, пожалуйста, чем я могу вам помочь? – Ольга заняла место за столом: серая панель под дерево, черный квадрат монитора на ножке, белая подставка для ручек и карандашей из псевдомрамора, но с претензией на натуральность.
Да что же это происходит?
Юленька сжала кулачки и спрятала руки за спину. Успокоиться, в конце концов, Ольга – случайное знакомство, они с Ильей уйдут, а она останется в этой стерильной офисной клетке, обустроенной и даже облагороженной двумя фиалками и тремя кактусами.
– Скажите, Ольга, а вам не приходилось встречать здесь… – Илья вынул фотографию и протянул, коснувшись пальцами ярко-красных, в цвет помады, ноготков. Жест этот, раздражающе интимный, вызвал новый приступ раздражения.
– А вам зачем? – настороженность и любопытство. Запоздалое опасение. – Кто вы такие?
– Частный детектив.
Ну да, романтическая профессия, только бабушка бы сказала, что лишь дурочки клюют на романтику дальних берегов и аромата пороха. Интересно, Ольга дурочка или нет?
Нет, нет, нельзя так думать! Это не Юленька, это кто-то другой, до сего дня дремавший где-то на краю сознания, очнулся и теперь нашептывает гадости.
– Извините, но ничем помочь не могу. – Ольга вернула снимок и иным, строгим тоном сказала: – Если у вас нет других вопросов, то я попросила бы вас…
– Оля! – Дверь открылась, и в комнатушку заглянул мужчина. – Оля, от Викентия Степаныча еще не пришли?
Тяжелый подбородок и римский нос. Высокий лоб с тонкими светлыми бровями, залысины, оттопыренные круглые уши и даже галстук будто бы тот же.
– Здравствуйте! – Илья вскочил и, протянув руку незнакомцу, сказал: – А мы вот как раз вас искали!
Какой у него холодный взгляд. А глаза каштановые, как у Магды.
– Павел Ильич, я им говорила! Я просила уйти! – Ольга тотчас вскочила, задев локтем подставку, и на пол посыпались ручки-карандаши-скрепки. Съехала, гулко шлепнувшись о ковролин, и пухлая синяя папка, беззвучно соскользнула бумажка в файле…
Нет, злорадство это тоже не Юленькино, она в жизни не злорадствовала.
– Илья. Это Юлия. А это Стефания, – Илья продемонстрировал снимок. – У нас к вам есть несколько вопросов.
На мгновение Юленьке показалось, что этот человек просто велит им убираться, а то и охрану кликнет. Но вместо этого мужчина, скользнув по фотографии взглядом, сухо велел:
– Идемте. Ольга, будьте добры позвоните Викентию Степановичу, выясните, в чем там проблема…
Эта комната была раза в два больше прежней, а стол здесь стоял лишь один, но огромный. На столе дремали бумажные горы, протянулся частокол папок, подпертых массивным малахитовым пресс-папье, в кажущемся беспорядке стояли фигуры и фигурки…
А компьютера вот не было. Странно, сейчас у всех есть, а у этого – не было.
– Садись, – человек, проигнорировав человека-рыбу, обратился к Юленьке: – Зачем ты пришла?
– Не знаю, – Юленька присела на край кресла, которое тут же качнулось под ее весом.
– Мы пришли узнать, что у вас за дела были со Стефанией. – Илья встал сзади, положив руки на спинку кресла, и присутствие его успокоило. Еще бы этот, который напротив, за столом, не смотрел с такой насмешкой.
– А вы, значит, не в курсе?
– Были бы в курсе, не стали бы спрашивать.
– Ну да, ну да… – он потер пальцами мочку уха. Обручальное кольцо на месте… а вот костюм сегодня темно-серый, со стальным отливом. – Не рассказала, значит… вот и что теперь с вами делать-то? Послать подальше?
– Это не серьезно.
– Рассказывай, – Павел Ильич снова смотрел на Юленьку, сквозь Юленьку, примораживая к креслу. – Давай, времени у меня мало.
Ну да, он похож на того, кто следит за временем, вон и часы на запястье, не для солидности – для дела. А вот бабушка, она совсем наоборот, никогда не спешила, никогда не опаздывала, ей вообще плевать было, который час – Стефа жила по собственному графику.
– Деточка, даже с тобой я не собираюсь возиться долго, – мягко поторопил Павел Ильич, постукивая по циферблату ногтем. – Или ты заговариваешь, или вы уходите.
И Юленька заговорила, наверное, оттого, что разозлилась. Вот ведь странно на нее это место действует, прежде ей и в голову не пришло бы сердиться по пустякам, а тут… а тут вдруг нахлынуло, накрыло с головой, полыхнуло жаром в щеках и перцем в глазах, вынуждая торопливо, спешно не то рассказывать, не то просто жаловаться. И ведь понимала же, что не стоит, что не интересны ему Юленькины проблемы, что слушает-то краем уха, думая о своем, к примеру о том же Викентии Савельиче. Или Степаныче? А совсем скоро в дверь постучат, и на пороге появится Ольга, которая, победно поглядывая поверх очочков, сообщит о важном и неотложном деле, требующем всенепременного присутствия Павла Ильича.
Но это будет потом, пока же Юленька рассказывала, а хозяин кабинета слушал…
– Вот, значит, как, – задумчиво протянул он, снова дергая себя за ухо. – Старуха многим напакостить успела, а тебе отдуваться.
– Кем она вам приходилась? – не выдержал молчавший до сего момента Илья. – Клиентка? Знакомая?
– Скорее уж родственница. Могла бы быть родственницей, хотя, видит бог, подобное родство мне совершенно ни к чему, только вот… А ты ничего, симпатичная, и на нее совсем не похожа. Она-то мужиковатого типу была.
– Кто?
– Мать твоя, – совершенно спокойно пояснил Павел Ильич, откидываясь на спинку кресла. – Мы с ней познакомились… а давно познакомились, честно говоря, год уже и не припомню. Я только-только вернулся из командировки… долгой командировки, на пять лет аж услали, но ничего, не мытьем, так катаньем, но на досрочку вышел.
Он и сидел? Этот вальяжный, холеный, деловитый человек сидел? У Юленьки подобное в голове не укладывалось, как и то, что об отсидке Павел Ильич говорил как о чем-то естественном, точно и не отсидка это, а и вправду командировка была.
– Куда податься? А был у меня товарищ, широкой души человек, согласился приютить на месяцок-другой. Приютил. Там я с Ксюхой и сошелся, ох и горячая была. Нет, и вправду случается, что ни рожи ни кожи, а всех точно привораживает. Товарищ-то мой за ней щенком бегал, трясся и над нею, и над дочкой. Ну а я… нет, поначалу держался, понимал, что не по-дружески это. А потом… чего вышло, то вышло.
Вздыхает? Сожалеет? Неужели подобные ему способны на сожаление? Или Юленьке просто показалось?
– А вышла банальная интрижка, препошлейшая, надо сказать. Я вот теперь не могу понять, чем же она так меня зацепила? Стерва, идиотка, наркоманка, пьянь подзаборная, но… в общем, я сбежал.
– Зачем это все? – Илья воспользовался паузой, чтобы задать Юленькин вопрос.
– А затем, что через пару месяцев эта тварь меня нашла и говорит: здравствуй, дорогой, принимай, отцом будешь. В тот раз я послал ее куда подальше, и во второй, когда с ребенком приперлась, тоже. А она мне: тебе не нужен, так вообще на свалку отнесу. И отнесла бы, наверное, она ж совсем безголовая, бешеная, как та собака, чего в голову стрельнет, то и творит. Да и у меня, признаться, в голове не многим больше было, оттого и сказал, чтоб валила и не путалась под ногами, мол, сама залетела, сама пусть и разбирается… Да на ней пробы ставить негде было! Почем знать, мой ли это ребенок вообще!
Оправдывается и взгляд отводит. Холодно-ледяной, каштановый, а у Юленьки глаза голубые, правильные, подходящие фарфоровой кукле.
