Неле Нойхаус - Живые и мертвые
– Точно нам известны три вещи, – сказала Пия. – Наш снайпер совершил третье убийство, он ориентируется в этом районе, и он убивает из мести.
– Но, к сожалению, у нас нет ни малейшего представления о том, за что он мстит, – добавил Кай.
– В любом случае в своих извещениях о смерти он указывает совершенно конкретные причины, – размышлял вслух Боденштайн. – Уж не возомнил ли он себя в некотором роде Робин Гудом?
– Нет, – возразила Ким в тот самый момент, когда в комнату вошла доктор Николя Энгель. – Тогда бы он предал дело гласности, но он этого не делает. Это что-то личное.
– Интересно, – сказала Николя Энгель, смерив Ким взглядом. – И кто вы, позвольте спросить?
Ким и Пия поднялись одновременно.
– Я – доктор Ким Фрайтаг, – представилась сестра Пии и протянула Николя Энгель руку, которую та после короткого колебания пожала. – Я сестра фрау Кирххоф и приехала к ней на Рождество.
– Понятно. Но у нас не принято посвящать родственников наших коллег в расследования убийств. – Руководительница Региональной уголовной инспекции бросила на Пию полный упрека взгляд. – Или в скором времени здесь будут сидеть мамы, братья, бабушки и дедушки, которым в выходные дни нечем заняться?
Ее ядовитый тон не предвещал ничего хорошего, и Пия, которая думала, что сможет обеспечить своей начальнице квалифицированную поддержку, пала духом.
– Я… э-э-э… я… – запнулась она.
– Ваше имя мне знакомо, – сказала доктор Энгель, не обращая внимания на смущенное бормотание Пии, чуть склонила голову к плечу и испытующе посмотрела на Ким.
– Я заместитель директора по лечебной работе судебно-медицинской клиники Оксенцолль в Гамбурге и работаю в масштабах федерации в качестве эксперта в судах и прокуратурах. – Ким достала из внутреннего кармана оливковой куртки свою визитную карточку. – В последний раз я занималась делом убийцы, орудовавшего на автотрассах Карлсруэ. В основном меня вызывают, когда речь идет о серийных убийцах, насильниках или случаях издевательств.
– Вы, кажется, в начале декабря на конференции в Вене читали доклад о психобиологических признаках насильников, не так ли?
– Верно. На конгрессе судебной медицины во Дворце юстиции. – Ким улыбнулась. – Когда моя сестра вчера сообщила мне коротко о деле, которым она сейчас занимается, я вспомнила похожее дело в США, в расследовании которого я принимала участие.
– Только не Джон Аллен Мухаммад! – воскликнул Кай Остерманн, не отрываясь от своего ноутбука.
– Да, именно он! – ответила Ким удивленно. – Откуда вы знаете?
– Да наш глубокоуважаемый коллега Нефф из земельного уголовного ведомства несколько дней пудрил нам этим мозги, – объяснил Остерманн. – Если его послушать, то можно подумать, что он в одиночку раскрыл дело, когда работал в ФБР.
– Вот как! – Ким, казалось, была несколько удивлена. – Я два года работала в Куантико [17], но я не помню, чтобы в расследованиях принимал участие какой-нибудь немецкий полицейский.
– Как бы там ни было, – прервала дискуссию Николя Энгель, – сейчас мы продолжим, а потом, фрау Фрайтаг, я хотела бы с вами поговорить.
– Договорились, – улыбнулась Ким.
– Фрау Кирххоф, доложите, пожалуйста, настоящее положение дел, – сказала советник по уголовным делам и села на стул Пии.
Пия быстро перечислила факты, начертила на доске схему места преступления и возможный путь побега преступника.
– Что касается пули, то это была опять экспансивная пуля крупного калибра. И снайпер опять использовал глушитель, – завершила она свой доклад. – На сей раз он впервые оставил след, точнее, отпечатки обуви. Его видела женщина, которой он передал письмо. К сожалению, она дала довольно неопределенное описание этого человека.
– Я нашел отца нашей жертвы в Википедии, – сказал Остерманн. – «Фридрих Герке, родился в 1931 году в Кёльне. Учился на медицинском факультете. В 1953 году женился на Марианне Зайц. В 1955 году защитил кандидатскую диссертацию. В 1958 был принят на работу в фирму своего тестя. И так далее… и тому подобное… Жена умерла, фирма переросла в концерн… бла-бла-бла… В 1982 году женился во второй раз. В 1998 году фирма была продана американскому инвестору. Множество наград, среди которых Крест за заслуги перед Федеративной Республикой Германией первой степени».
– Меня как раз интересует «бла-бла-бла», – перебил его Боденштайн. – Чем занималась эта фирма?
– Первоначально это была фабрика по изготовлению гастроэнтерологических препаратов, – прочитал Остерманн. – Называлась она «Зайц и сыновья». Но поскольку у Зайца не было сыновей, она была переименована в «Зайц и зять». Герке много и усердно работал, и мелкое предприятие превратилось в фармацевтический концерн «САНТЕКС», специализирующийся на производстве дженериков. В 1998 году он продал концерн за два миллиарда долларов другому американскому концерну. Так что он не бедный человек.
– Я считаю, что еще одна деталь заслуживает внимания, – сказала Ким. – Своих двух первых жертв снайпер лишил жизни, произведя выстрел в голову, а Максимилиан Герке был убит выстрелом в сердце. Его отец рассказывал, что у Максимилиана было больное сердце.
Боденштайн поднял взгляд.
– Пока ему пару лет назад не пересадили донорское сердце, – сказал он.
– Возможно, преступник знал об этом и целенаправленно намеревался разрушить донорское сердце, – предположила Ким, – чтобы показать, что может все.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина.
– Возможна связь между жертвами! – Боденштайн вскочил и подошел к доске. Его глаза горели от волнения. – Первый след!
Он указал на имя Маргарет Рудольф.
– Ее муж – хирург-трансплантолог, а нашей последней жертве пересадили донорское сердце! Это не может быть случайностью!
Пальцы Остерманна бегали по клавиатуре.
– «Профессор Дитер Пауль Рудольф, родился в 1950 году в Марбурге», – прочитал он вслух и свистнул.
– Он корифей в медицине! Среди прочего работал вместе с Кристианом Барнардом [18] в Кейптауне, потом в Университетской больнице в Цюрихе и в Университетской клинике Гамбург-Эппендорф. Он разработал несколько новых методик и считается одним из лучших специалистов в области трансплантации сердца в Германии. С 1994 года он был главврачом Франкфуртской клиники неотложной помощи. В 2004 году он начал работать в частной клинике в Бад-Хомбурге и продолжает там трудиться до сих пор. Он написал десятки книг и получил массу наград.
– Сколько больниц имеется в этом округе, которые производят трансплантацию сердца? – размышлял вслух Боденштайн. – Надо поговорить с профессором Рудольфом. Может быть, он вспомнит пациента по имени Максимилиан Герке.
* * *
Серое утро сменилось серым безветренным днем. Боденштайн взял на автобазе ключ от служебного автомобиля и задумчиво побрел через двор к гаражам. Он нашел нужный автомобиль, открыл дверцу и сел за руль, чтобы подождать Пию и ее сестру, задержавшихся в кабинете Николя Энгель.
После разговора с матерью Козимы накануне ночью Боденштайн чувствовал себя как-то странно. Доверие Габриэлы льстило и радовало его, но в то же время вызывало озабоченность. У династии Боденштайн никогда не было много денег. Кроме усадьбы с замком между Шнайдхайном и Фишбахом, Боденштайны не владели ничем, что представляло бы собой хоть какую-то материальную ценность. Он не имел ни малейшего представления об экономике и банковских сделках, но ему придется этим заниматься, даже если он не согласится на предложение Габриэлы, так как в своем завещании она указала его как основного наследника имущества, завещанного его детям, и, следовательно, он должен будет нести ответственность за это имущество. Ее адвокаты, представители банка и Фонда, которые уже много лет занимались ее делами, в кратчайшее время заметят, что он абсолютно ничего в этом не смыслит, и путем обмана присвоят себе деньги. Кроме того, он совершенно не мог представить себе, какова будет реакция Козимы на планы ее матери. Часто он думал, что состоятельность для нее ничего не значит, но, разумеется, можно спокойно делать вид, что деньги тебе безразличны, если у тебя их столько, сколько у Роткирхов. После смерти отца Козима получила большую сумму из Фонда по доверительному управлению и из этих денег финансировала свои съемочные проекты, поездки и вообще всю свою жизнедеятельность. Его зарплата служащего по сравнению с этим выглядела смехотворной. Совершенно естественно, что он никогда бы не смог позволить себе дом в одном из лучших районов Келькхайма, который они построили двадцать лет назад, и дорогие частные школы для детей. Любому мужчине нелегко быть женатым на женщине, которая не знает финансовых ограничений, но Боденштайн, благодаря воспитанной в нем скромности, никогда от этого не страдал. Теперь все могло бы измениться. Ему не пришлось бы больше работать полицейским. Но чем он будет заниматься, если оставит свою профессию, которая была для него значительно большим, чем просто работой? Во всяком случае, вчера ночью, возвращаясь из Бад-Хомбурга, он решил пока никому об этом не говорить, даже Инке. Ей – тем более. Она часто реагировала слишком эмоционально, если он разговаривал с Козимой по телефону, или встречался с ней, когда она передавала ему Софию. И несмотря на то что он постоянно уверял Инку, что их отношения с Козимой давно закончились, она, кажется, этому все равно не верила. Если он примет предложение Габриэлы, то будет более тесно связан с семьей своей бывшей жены.
