Явка с повинной - Виктор Алексеевич Пронин
— Думаю, что я понял тебя, Олег.
— Очень даже интересно!
— Ну, раз интересно... Человек ты, конечно, неважный, слабый. У товарищей авторитетом не пользуешься. Но самолюбивый, даже тщеславный. А перед тем, как очередную пакость совершить, трусишь. Верно? Но совершаешь. Что делать: откажешься — друзья засмеют. Вот и приходится... Ты, конечно, не дурак, но тебе мало понять что-нибудь, тебе на своей шкуре прочувствовать надо. А в итоге все идет к одному... Вот ты сейчас слушаешь меня и не веришь, подвоха ждешь. А напрасно. Я ведь был там, куда ты на всех парах мчишься, могу тебе все как есть рассказать. Думаешь, там есть дружба, взаимовыручка, поддержка? Нет, ничего этого и в помине нет. Да и сейчас у вас разве дружба? Одна только видимость. Оттуда тоже не все людьми выходят. При случае какой-нибудь тип за кусок хлеба на тебя с ножом пойдет. Насмотрелся я на все это. Сыт по горло. И поверь мне — уж ты-то будешь там иметь бледный вид, это точно. А ты попадешь туда, если не бросишь свои дурацкие затеи.
— Так ведь не всерьез все это... шутки. Ну, может, не совсем удачные...
— Нет, об этом и не думай. Все это шутки, пока лет тебе мало. Пройдет еще год-другой, и за эти же самые «шутки» ты получишь полный срок. После этого трудно будет к людям вернуться, ох как трудно, можешь мне поверить. А всю жизнь по задворкам маяться...
— Авось до этого не дойдет.
— Дай бог. Вот ты сейчас вроде поверил мне, пойдешь за мной, если позову. Но позовет тебя завтра вор, скажет что-нибудь о «дружбе» — и ты за ним пойдешь. Послушай меня, парень, кончай. Хватит.
Иван и не надеялся, что первый разговор даст серьезные результаты. Был и второй разговор, когда мать позвонила: Олег после короткого перерыва за старое взялся. Был и третий разговор. Но Иван понимал: одними разговорами делу не поможешь. Как бы ни относился к их встречам Олег, все равно со своими друзьями он проводит гораздо больше времени. И, даже не соглашаясь в чем-то с ними, он будет делать все для того, чтобы заслужить их одобрение. Парня надо было устраивать на работу. Влияние хорошего рабочего коллектива всегда сильнее, устойчивее, чем это вечернее «общение» в подъездах домов. Когда Олег не без помощи Ивана поступил на завод, перевоспитание пошло гораздо быстрее. Появились новые интересы, заботы, общественные поручения, новые друзья. С прежними приятелями он теперь встречался неохотно, старался побыстрее распрощаться. Их насмешки уже не трогали его, как прежде: теперь у него было что противопоставить и выпивкам, и «шуткам», которые часто заканчивались в отделении милиции. А остальное было делом времени.
Недавно в бригаду к Ивану Немировскому пришел молодой парень. Работу он знал, дисциплину соблюдал, нарушений не допускал. Единственным его недостатком было то, что, управившись со своими обязанностями, он отходил в сторонку и спокойно выкуривал сигарету. Не от лени он это делал — просто считал, что имеет право на короткую передышку, пока другие делают свое дело.
— Говорю как-то ему, — рассказывает Иван. — Петя, ну что же ты стоишь? Помоги вальцовщику, запарился человек... Пожал плечами, подошел, помог. Причем так помог, что со стороны сразу было видно, кто на своем месте работает, а кто помогает. А не скажешь — не подойдет. Будет стоять и смотреть. Человек, холодный к делу, понимаете?
— И что же, тот парень остался у вас?
— Остался. Работа, если это настоящая работа, сдирает с человека все лишнее. Самомнение, чувство превосходства отваливаются, как короста. С тем парнем вот какая история получилась. Пришлось ему как-то тяжело. Вижу — запарывается, не успевает. Кто-то из ребят кинулся было помочь, но я остановил. Подожди, говорю, посмотрим, что дальше будет. Вижу — начинает поглядывать на ребят, помощи ждет. А ребята стоят, курят, его вроде и не видят. Все. И не понадобилось больше нравоучений. Нельзя у нас быть чужаком. Не получится. Тут вопрос ставится ребром: или человеку нравится наш климат, или нет. Если не нравится — он должен уйти.
— Но почему? Если такой человек выполняет необходимый минимум работы, справляется со своими обязанностями, то что ему мешает?
— Специфика мешает. Нельзя у нас выполнять минимум. Слишком это тяжело. И дело тут не только в том, что все заработанные бригадой деньги делятся в зависимости от разряда, должности каждого... Тут есть маленькая тонкость морального плана. Если человек работает с полной отдачей, на совесть, то он уверен, что за его спиной более тридцати ребят, в любую минуту каждый из них окажется рядом, поможет. А если он выполняет лишь минимум, ему приходится рассчитывать только на свои силы. А это слишком тяжело. Говорят, супруги, прожив вместе жизнь, становятся во многом похожи друг на друга. Так вот, мне кажется, что наши ребята в чем-то очень важном начинают походить друг на друга уже через несколько лет работы. Я говорю не о внешнем сходстве. Чувство ответственности, обязательность, простота в общении, готовность помочь другу... Кстати, о сходстве. Это ведь касается не только работы в цехе...
Иван задумчиво прищуривается.
— Недавно я был в колонии... — продолжает он.
— Как в колонии?!
— А я довольно часто там бываю, — он улыбается. — Выступаю перед осужденными. А потом — вопросы, ответы. И знаете, сразу чувствуется, что аудитория не та... Нет доброжелательности, что ли. Все постоянно настороже, будто их хотят обмануть. Но если подумать... Так, как они себя обманули, вряд ли кому удастся. И вот, поверите ли, в их лицах тоже есть что-то общее. Конечно, я не хочу обобщать все и вся, в конце концов, и я там был, не исключено, что и на мне что-то отпечаталось...
Иван с силой проводит рукой по лицу, словно стирая с себя эту печать.
— Встретил я там своего «подельника». Ну, парня, с которым мы когда-то проходили по одному делу. По ограблению того магазина. Оказывается, он отбывает наказание уже в третий раз.
— Интересный, должно быть, у вас разговор получился?
— Нет. Не получилось разговора. О чем говорить? Все
