Игра в наперстки - Николай Иванович Леонов
– Вычистить его?
– Да. Вывозить тачки с навозом и опилками или соломой, а потом вымести все и засыпать свежими опилками. Эта работа хорошо развивает мышцы, а самое главное – это результат. Человек видит, что он убирает навоз, а потом приводит лошадь в чистый денник, где ей хорошо. У этой женщины было то же самое, что у третьего мужа Анны: если она не работала над очередным проектом, то начинала сходить с ума от скуки. А Анна, опять же, я могу только предполагать, свечку, как это принято говорить, не держал, скорее всего, наоборот, тянула его вниз. Отдохнуть, расслабиться. И вот однажды он понял, что сходит с ума. Но не понимал, что главный его враг – скука. Знаете, почему скука их убивает?
– Почему?
– От скуки они начинают много думать. И винить себя во всех проблемах окружающих людей и самого себя. В его семье рано все ушли, значит, скорее всего, где-то внутри его еще сидела заноза о том, что он где-то что-то сделал не так. Не сказал, не помог вовремя. Если рядом умный и, главное, любящий человек, он заметит признаки депрессии и постарается помочь. Анне, скорее всего, было все равно. Он шагнул в окно в тот момент, когда она вышла на пробежку.
– Ушла побегать, а вернулась – мужа уже нет, – Гуров еще раз посмотрел на фотографию Анны. – У нее осталась сестра. Она же и наследует все имущество. Две квартиры, дом и мастерскую. А мастерская у нее на Крымском Валу. Поеду поговорю с ней. В обед она будет как раз в мастерской.
– Тоже скульптор?
– Нет, будет отсматривать работы для выставки, посвященной ее сестре. Директор Третьяковской галереи дает ей зал и часть уличного дворика музея.
– Шустро они.
– Не то слово.
Рассолкин покачал головой и показал на трость:
– Сегодня я, к сожалению, не слишком мобилен, но я попросил моих коллег собрать все, что только можно было собрать. Когда вернетесь, предоставлю полные досье.
Гуров и Крячко переглянулись.
– С вами будет Дарья, у нее черный пояс по интернет-поиску, – ответил Станислав, правильно поймав взгляд Гурова.
Они не имели права оставить консультанта одного в своем кабинете, даже несмотря на то, что он уже неоднократно работал со спецслужбами, поэтому его проводили до лаборатории. Но, как оказалось, Рассолкину нравилось работать в лаборатории.
– Интересно. Ведь Главк ему не платит, он не сможет использовать это дело ни в одной из своих книг, но буквально живет в Главке в эти дни, – заметил Крячко. – Тебе не кажется, что это дело для него слишком личное?
– Не кажется, я это точно знаю, его же тоже пытались убить, – сказал Гуров.
До Крымского Вала они доехали очень быстро, но теперь нужно было пройти традиционный московский квест и найти парковку.
– Не знаю, но мне порой кажется, что он сам немного… того. С крайне подвижной психикой, – вздохнул Крячко.
Гуров кивнул.
Сестра убитой ждала их на парковке, чтобы проводить в мастерскую. И вот тут напарников ждал еще один сюрприз, которого точно не было в личном деле.
– Так вы монахиня? Или послушница? Простите, совсем не разбираюсь в видах облачения и ваших… рангах, – неожиданно даже для себя смутился Лев.
Невысокая полноватая женщина в простом сером платье, светло-сером фартуке и белой косынке с красным крестом весело рассмеялась.
– Что вы! Я сестра милосердия. Наш корпус базируется при Свято-Елисаветинской обители. Просто я приехала сразу из больницы, где была моя смена, и вот не успела переодеться. Мы не монахини, но тоже служим Богу и людям. Пойдемте, провожу вас в мастерскую, можете спокойно задавать мне любые вопросы, но боюсь, что мало смогу рассказать вам о сестре. Большую часть времени я провожу в обители, дел там много, сами понимаете. – Она развела руками и поспешила вперед, показывая напарникам дорогу.
Удивительное дело. На самом деле и Гуров, и Крячко впервые видели сестру милосердия. Раньше им как-то не приходилось с ними сталкиваться. И нельзя было не отметить удивительную внутреннюю силу, которая исходила от нее и расходилась волнами, заставляя людей оборачиваться и улыбаться, когда мимо них, шурша длинным платьем, с прямой спиной и спокойным, дружелюбным взглядом шествовала сестра Ксения.
– Наша тетя, схимница, она мне много рассказывала про Бога, про служение ему. Но я слишком мирская для того, чтобы уйти в монастырь. Мне больше хотелось всегда общаться с людьми, помогать. Вот и пошла в сестры. Но вы же не обо мне приехали поговорить, а об Анне. Вот ее лучшие, как мне кажется, работы.
Она остановилась в светлом большом зале и замерла, чтобы гости могли оценить по достоинству красоты работ. Да, несмотря на странное поведение, Анна Серегина была действительно талантливым скульптором, если верить Рассолкину, в свои периоды замужества. Освещенные солнцем, мужчины и женщины, «освобожденные» из камня, казались застывшими во времени. Гуров поймал себя на мысли, что хочется коснуться кожи статуи, чтобы убедиться, что она на самом деле не упругая и не бархатная.
– Удивительно, – честно признался Крячко.
– Да, – без ложной скромности за сестру согласилась с ним Ксения. – Так чем я могу вам помочь?
– Вы замечали какие-либо странности за сестрой последнее время? Что-то необычное? Вы часто общались? И, простите за нескромный вопрос, кто наследует все после ее гибели? – Гуров всегда задавал сразу несколько вопросов и с интересом наблюдал, на какой первым ответят. Обычно самый неудобный оставляли напоследок. Чтобы было время подумать, прежде чем на него ответить. Ксения не стала брать время на раздумья и сразу ответила на вопрос о деньгах: было видно, что он не смутил ее.
– Кроме меня у Анны не осталось прямых наследников.
– Значит, деньги отойдут обители?
Ксения улыбнулась:
– У Анны не было много денег. В последнее время, сразу после смерти третьего мужа, она слишком увлеклась тем, что постоянно искала себя. Уезжала в долгие поездки, дорогие. Она не работала, а очень много тратила. Осталась недвижимость, я буду ее сдавать. А деньги положу на счет. Свой. И потрачу их, когда
