Игра в наперстки - Николай Иванович Леонов
Это был, наверное, самый правильный на этот момент ответ от сестры милосердия.
Ксения тем временем продолжила, степенно расхаживая между скульптурами. Некоторые из них она гладила, кого-то просто касалась, но в этих жестах не было ни капли чувственности, которой было с излишком, пожалуй, в некоторых из скульптур. Скорее ободрение. Ксения этим жестом хотела сказать каменным детям сестры, что, к сожалению, ее уже не вернуть, но она, Ксения, их не бросит.
– Ответ на ваш второй вопрос – нет. Мы не были близки, тем более что мы родились от разных отцов. И на ваш третий вопрос: кое-что странное было. Анна в последнее время стала ходить к психологу. Посещала какого-то специалиста, с которым познакомилась во время групповых сеансов. Если честно, я думала, что у нее просто с ним роман. Раньше она никогда не вела дневников. Вообще не любила писать от руки. Но тут она стала вести очень интересные записи. Анна была не самым счастливым человеком и, видимо, боялась пойти вслед за своим третьим мужем.
Ксения подошла к рюкзаку, стоящему у стены, и достала оттуда большой блокнот.
– Признаться честно, мне стало интересно, и я заглянула.
– И как?
– Она пишет о том, что было хорошего в ее жизни каждый день. И либо моя Анна в самом деле умела радоваться мелочам, либо она была настолько несчастным человеком, что даже то, что она смогла встать и приготовить себе манную кашу с черникой, было настоящим событием. Можете забрать блокнот. Если это поможет делу, я буду рада.
Гуров кивнул, и вместе с Крячко они ушли, поблагодарив сестру Ксению.
– Ну, теперь мы знаем, что пила она не от скуки, – заметил Гуров, пролистывая блокнот. – Наряду с хорошим она писала и плохое. Смотри. Почти на каждой странице есть записи. «Он ненавидел меня и сделал это назло мне. Оставил меня одну».
– Интересно, о котором из мужей она это?
– Думаю, что о третьем. Кто у нас из самых близких?
– Петербург – писатель, Владимир – поэт. Кого выбираешь?
– Ну, мне всегда нравилось во Владимире, а тебя в Петербург давно заманивает в гости бывший главком Северного флота, – ответил Крячко.
– Бывших главкомов не бывает, – назидательным тоном сказал Гуров и добавил: – Тогда как приедем, пойду на ковер к Орлову выбивать нам местные командировки. Тебе по Золотому кольцу, а мне в Северную столицу.
А в лаборатории экспертов царила настоящая идиллия. Лаборатория Главка на самом деле состояла из нескольких помещений, и одно из них идеально подходило для того, чтобы можно было устроить мозговой штурм, разложив на большом столе бумаги.
Сейчас, облокотившись на стол, Петр Николаевич зачитывал заголовки прессы. Матильда Давтяновна грозилась всех выгнать из кабинета за ересь, а Рассолкин давал каждому из блогеров и журналистов короткий диагноз, но при этом не отрывался от бумаг.
– Представляете, какое интересное чтиво я тут раскопал про нашего поэта, – сказал он сыщикам, как только они вошли. При этом непонятно было, как консультант увидел их, ведь он сидел спиной к двери.
– Какое? – устало спросил Гуров, у которого уже начинала гудеть голова от количества людей в этом деле. Слишком много людей, слишком много участников и не так много времени.
– Два уголовных дела. Прекращены за недостатком улик, но тем не менее они есть. Василий Черкасов поменял фамилию после того, как женился. Раньше он был Василием Карбаускисом. Родился в Висагинасе в Литве. Потом переехал вместе с родителями по новому месту службы отца во Владимире. А Андрей Олежко у нас имеет идеально чистое дело. Настолько чистое, что в случае с общественным деятелем это начинает пугать. Черных Сергей, писатель, которому прочат Нобелевскую премию, оказывается, у себя на Сахалине личностью был очень известной. Сеня Сахар. Крышевал кондитерские фабрики в девяностых.
– О как, – рассмеялся Гуров, который по долгу службы часто бывал именно в девяностые на Сахалине. И несмотря на то, что бандитов там было много, такие выдающиеся личности, как Сеня, встречались редко. Настоящий, каноничный бандит. Хоть кино снимай по его биографии, хоть картины с него пиши.
– Пропал в начале двухтысячных, думали, погиб в очередной разборке. Ходили слухи, что его автомобиль выловили из реки недалеко от очередной кондитерской фабрики, которая по документам принадлежала городу, а на самом деле владел ей Сахар. Труп был опознан вдовой, которая, получив отличное наследство, сразу превратилась в новую русскую интеллигенцию и уехала жить в Ниццу. Там она стала издавать мемуары. Тема русских бандитов там была всегда очень популярна. Кстати, сейчас она еще и консультант на съемочной площадке. Если хотят добавить в кино русских хулиганов, то зовут ее.
– Ушлая вдовушка какая, – восхитился Крячко.
– Ну, на дурах они и не женились. Брали в любовницы, использовали как могли и потом бросали, – отозвался Гуров. – А женились всегда на умных, чаще всего на тех, кто был с ними еще чуть ли не со школы. Женщины были сильные, умные, держались в тени и были самым надежным и правильным тылом.
– А как же множество традиционных фото и историй с малиновыми пиджаками, цепями в палец толщиной и блондинками в мини и с пустым взглядом рядом? – поинтересовался Рассолкин, который еще с начала расследования признался, что был очень далеко от бандитской среды. Этот феномен интересовал его чисто гипотетически, как источник вдохновения для новых диагнозов.
– По отпечаткам пробили? – хмуро спросил Гуров, проигнорировав вопрос Льва.
– По фрагментам. У него сожжены кончики пальцев. Остались только фрагменты. Даша смогла их собрать буквально как мозаику и прогнать по всей базе. Зубы, кстати, он тоже себе поменял. Полностью. Есть следы пластики, притом достаточно серьезной. Изменил линию лба, нос, подбородок. Пересадил себе волосы. Даже разрез глаз подкорректирован. Пластика очень дорогая, качественная. Если бы Даша не зацепилась за руки, то и не начала бы дальше смотреть.
Гуров кивнул:
– Очень сильно хотел кому-то насолить. Когда, согласно документам, писатель Черкасов появился в Санкт-Петербурге?
– В две тысячи седьмом году. Жил на Васильевском острове, жена
