Постоянство хищника - Максим Шаттам
– Этот след может привести к нему, – заметила Людивина.
– В отделе расследований Бордо тоже так считают, но, мне кажется, они зря теряют время. В даркнете он мог легко достать все, что нужно, достаточно было установить «Тор» на компьютер и побродить по черным рынкам, чтобы посылку бросили в почтовый ящик. Мы не сумели бы ее отследить. Доступно каждому ребенку. Ни за что не пущу дочь в интернет, клянусь!
Людивина фыркнула:
– В десять лет она станет более опытным пользователем, чем вы.
Торранс недовольно сморщила нос.
Самолет набрал крейсерскую высоту. Людивина вздохнула.
– Боитесь летать?
– Для человека летать неестественно. В противном случае мы бы рождались крылатыми.
– Если так рассуждать, того и гляди вернешь человечество в каменный век.
Людивина пожала плечами.
– У нас есть протокол вскрытия?
Торранс посмотрела на нее.
– Что такое? – спросила Людивина.
Та усмехнулась, покачала головой и передала папку под названием «Вскрытие».
– Нет, ничего. Читайте, только держитесь крепче. Метод изменился.
– Птицы есть?
– Нет. Птицы остались в восьмидесятых. Открывайте.
Первая же фотография рассказала о многом, прежде чем она прочитала сшитую пачку листов с подробным описанием.
Клер Эстажо напоминала перезрелую сливу. Казалось, что ее темная кожа вот-вот лопнет под напором раздувшейся плоти. Лицо было синим, опухшим до гротеска. Волосы неопределенного цвета пропитались кровью.
– Патологоанатом насчитал четырнадцать переломов. Сломано все. Нос, скулы, челюсти, надбровные дуги. Он забил ее до смерти.
– Она была жива, – едва слышно произнесла Людивина, отметив, что тело Клер реагировало, отвечало. Агония длилась несколько часов.
– Это подтверждает гипотезу, что ее где-то удерживали.
Торранс наклонилась к коллеге и начала листать страницы отчета, просматривая фотографии трупа, лежащего на столе под ярким светом ламп: кожу разрезали по всей длине, открыв блестящие алые внутренности. Повсюду красный цвет. Людивина поставила указательный палец на один из абзацев.
– На лбу, бровях и щеках обнаружены следы от скотча.
– Он заклеивал ей глаза?
– Вероятно. Остается один вопрос…
– Хотел ослепить или заставить смотреть на него?
– В точку. И вы отлично знаете, что это главный вопрос. По данным предварительного отчета, когда ее нашли, веки были подняты, но это ничего не значит, особенно если он продержал ее несколько часов.
Людивина осторожно листала фотографии, стараясь, чтобы другие пассажиры ничего не увидели. Взгляд задержался на снимке посиневшей шеи Клер Эстажо. Крупным планом – неровная горизонтальная фиолетовая, почти черная полоса, уходящая вглубь на добрых полсантиметра. Линия смерти. Удавку стягивали все сильнее и сильнее. Каждый дополнительный килограмм давления заставлял сердце Клер биться в горле, лишая мозг кислорода, а сознание – надежды. Одновременно усиливался страх. Напряжение в мышцах, отчаянная попытка вырваться, освободиться. Паника. Удушье. Голова сейчас взорвется. Трахея сжимается, струйка воздуха пересыхает. Абсолютный ужас. Тени сгущаются, мозг задыхается, зрение мутится, кажется, что смерть нависает над тобой. Механические конвульсии. В глазах взрываются сосуды. В последние секунды приходит понимание, что все кончено. Гаснут оставшиеся искры жизни. Тело вздрагивает. Взгляд останавливается. Мозг функционирует еще одно короткое мгновение, и ты осознаешь, что тело вышло из подчинения, а мысль заключена в саркофаге из плоти и жидкостей, которые больше не циркулируют. Последнее ощущение силы тяжести. Наваливается тьма.
Конец.
Людивина выдохнула, пытаясь избавиться от ощущения, что несколько минут умирала вместе с Клер Эстажо. Потом заметила пурпурный шарик практически в центре борозды. Отметина пошире, размером с монету в двадцать сантимов.
Она постучала по нему ногтем.
– Веки были открыты, – бесстрастно произнесла она.
– Что-что?
Людивина наклонилась к Торранс и понизила голос до шепота, несмотря на рев двигателей:
– Скотч держал ее веки открытыми. Она в безвыходном положении, он нависает над ней, сдавливает шею все сильнее, заставляет смотреть на себя, пока убивает. Круглый след посередине – отпечаток узла. Значит, он стоял перед ней. Скотч не давал ей закрыть глаза.
Торранс кивнула.
– Вывод: он берет на себя ответственность за преступление. Учитывая, что он делал на востоке страны тридцать лет назад, это логично. Никакого чувства вины. Более того, убийство – движущая сила. Сам акт. Он убивает не для того, чтобы заставить их замолчать. Он хочет смотреть, как они умрут, ему важно, чтобы они это знали. Законченный извращенец. Одновременно он их насилует.
– Он достигает оргазма, когда они испускают последний вздох, – добавила Людивина, запинаясь от омерзения. – Теперь он не засовывает внутрь птичью голову?
– Нет. Но действует грубо. Стенки влагалища сильно травмированы. Изнасилования жесткие. Судмедэксперт молодец, взял образцы. Нашел следы хлорки в вагине у двух жертв.
– Харон их моет? А как же сперма?
– Значит, он делает это до.
Людивина нахмурилась:
– Считает их недостойными себя? Он должен их подготовить к соитию?
Торранс покачала головой, у нее была другая теория.
– В восьмидесятые святилищем служила шахта. Он рисовал распятия. Теперь надобность в этом отпала. Святилище – сами девушки. Их он готовит для ритуала. Экономит время. А главное, он мобилен, не нужно везти их в определенное место.
Людивина вытянула губы, усомнившись.
– А предыдущая жертва жила в том же районе? – спросила она.
– Меньше чем в часе езды. Тела были выброшены в лесу, на расстоянии двадцати километров. Никакого ритуала. На сей раз его интересует девушка, место ничего не значит.
– Он действует иначе. Изменилась фантазия или он сам подправил ее, заметив слабые места?
Торранс перешла ко второму досье, подписанному именем «Анн Кари», и протянула коллеге фотографию. Людивину потряс выразительный взгляд женщины. Живой. Ясный. Дерзкий. Высокие скулы, улыбка, от которой разбежалось множество мелких морщинок. Ей едва за тридцать, но жизнь уже оставила на ней след. Как и спорт. Крепкие плечи обнажены. Видно, что это стройная сильная женщина.
Людивина положила две фотографии рядом.
Обе брюнетки. Хорошенькие. Плюс-минус одного возраста. Белые. Одна скорее пухленькая, другая – ее противоположность. Но характер примерно одинаковый.
– Это могло быть критерием отбора, – согласилась Торранс, перелистывая страницы. – Анн Кари – активная. Независимая. Бегает полумарафоны, ходит в походы, посещает фитнес-центр. Ее называют милой, но отнюдь не наивной… Она уж точно не легкая добыча. Понимаете, к чему я?
– Если Харону за шестьдесят, с ней он сильно рисковал, ведь ему требовался полный контроль.
– Будем исходить из следующего: он убивает почти сорок лет, в этом вся его жизнь, он существует только ради этого. Значит, физические данные позволяют.
– Этот человек поддерживает форму. Работает над собой. Упорно. Он аскет?
– Вероятно. Его тело – его инструмент, он не может пренебрегать здоровьем. Кроме того, у него такой большой опыт, что он должен чувствовать добычу, понимать,
