Ветер из рая - Анна и Сергей Литвиновы
А искать их непременно будут. Бегство с советского корабля – «чепэ», какого бы ранга ни был гражданин, совершивший сию попытку. Тем более пассажир первого класса и член бюро горкома.
Был и другой вариант: рискнуть, когда судно выйдет из Батуми. Но отдавали швартовы в шесть вечера. Заход солнца обещался в семь с копейками. В восемь будет совсем темно. И отойти они успеют от порта километров на пятьдесят. От границы окажутся ближе, чем в первом случае.
Однако на теплоходе в восемь вечера – самый тусняк. Люди сидят в барах, танцуют, смотрят кино. Как беглецы проберутся на корму – голые, с ластами и матрасом? А каждый час промедления будет удалять их от границы километров на двадцать пять – тридцать.
Вечером они прогуливались по палубе, и он сообщил Белле расклады.
– Наплевать, – отвечала она. – Я хочу рискнуть. Больше пятнадцати лет мне все равно не дадут, а на пятнадцать я у советского государства уже наворовала.
В Сухуми пассажиров круизника приглашали на экскурсию в ботанический сад, на водопады, по городу. Однако они ото всех отбились, погуляли сами по себе, позагорали на пляже. Вернулись на «Тавриду» и в ожидании ночной вылазки решили отоспаться днем.
– Неужели мы с тобой делаем это в последний раз? – прошептала она.
Он не стал успокаивать ее и лукавить. Сказал напрямую:
– Очень даже может быть.
– А какие вообще шансы погибнуть? Или что нас возьмут?
– Погибнуть – процентов тридцать. Мы можем об воду убиться, попасть под винт, утонуть, умереть от голода и жажды. Что нас возьмут – наверное, процентов пятьдесят. На то, что уйдем, остается двадцать.
На самом деле он лукавил. В уме ставил на вариант выбраться на турецкий берег как три или пять из ста.
– Давай тогда ты напряжешься, я хочу еще один раз.
– А мне и напрягаться не надо, я готов.
На ужин они не пошли. Около десяти приходил вахтенный по поручению капитана, спрашивал, все ли у них нормально. Они не открыли, но Белла прожурчала через дверь, что все хорошо: «Немного обгорели на пляже и спим».
В четыре утра тихонько выскользнули из каюты на палубу. На обоих – купальные костюмы и пояса, куда зашиты доллары и драгоценности. В сумке – две пары ласт и надувной матрас.
К ночи поднялся ветер. На всей черной поверхности моря, до горизонта, были видны белые барашки. Волны плюхали в корпус. Судно перевалилось и подрагивало. Слева темной громадой виднелся советский берег. Временами там вспыхивали огонечки: машина неслась по Сухумскому шоссе.
Вдруг от берега засветился, зашарил по поверхности моря мертвеннобелый ярчайший прожектор. Погранзаставы здесь стояли едва ли не в каждой бухте. В его свете стала заметна каждая водяная складка. Ослепительный луч нащупал их корабль. Задержался на пару минут – он здесь был хозяином положения, и удобства пассажиров круизника в расчет не принимались. Всю палубу залило светом фотографической вспышки. И хоть беглецов вряд ли можно было заметить на палубе на таком расстоянии, оба инстинктивно нырнули вниз, спрятались за борт.
Наконец, в очередной раз напомнив всем, что граница на замке, прожектор погас.
Они прошли на корму. На ветру трепетал и полоскался красный советский флаг.
Первым делом надо было перелезть высокий леер.
– Давай прыгнем вместе, – предложил он. – Буду держать тебя за руку.
Она перегнулась через заграждение.
Мощный белый след шел по воде от работающих винтов.
– Я не могу, – прошептала она. – Я не справлюсь. Разобьюсь. Здесь метров десять, наверное.
Он не стал ее уговаривать. На минуту возникла предательская мысль: «Ято могу в любой момент соскочить с этого мероприятия! Брошу Беллу, и мне ничего не будет, наоборот. Вернусь домой, к Люсе с Пашкой!»
– Значит, не будем рисковать? – переспросил он.
– Нет. – Она вся побелела и дрожала. Холодный ночной ветер покрывал тела гусиной кожей и заставлял стучать зубы. – Я не сумею. Я боюсь. Пусть лучше арестовывают.
Для него прыжок в ночное море тоже стал казаться безумием, смертельной авантюрой.
– Может быть, завтра? Вечером? Когда отойдем из Батуми?
– Нет. Я все равно не смогу.
– Ладно, – сказал опер.
Он размахнулся и широко зашвырнул сумку с двумя парами ласт и матрацем в море.
Лететь до воды действительно оказалось долго. Сумка опускалась, словно в замедленной съемке. Потом высекла из черного моря сноп белых брызг, булькнула и пошла ко дну.
– Зачем ты все выкинул? – подивилась она.
– Чтобы не было у нас больше искушения поплавать по ночам.
– Пошли лучше спать.
* * *
На самом деле у него имелся запасной план.
В Батуми они сошли с борта «Тавриды» с вещами.
Белка нашла капитана и, как артистка, плача, рассказала ему, что у нее умерла мама и они срочно должны уехать на похороны в город Черновцы.
В реальности мать Беллы давно покоилась в земле, и ее скоропалительная выдумка никого не могла сглазить.
Батуми – особый, режимный, пограничный город. Каждый приезжий вызывал, рано или поздно, пристальное внимание милиции и КГБ. Значит, задерживаться здесь никак нельзя.
Квартирной биржи, подобной суджукской, здесь не было. Но деньги и во времена СССР решали если не все, то многое. Через час они заселились в сталинскую трехэтажку на набережной, в квартиру с высокими потолками.
– Что мы будем здесь делать? – спросила она.
Привыкшая командовать, с Синичкиным она охотно покорялась его воле, следовала туда, куда он велит, и не задавала лишних вопросов. Казалось, Белла устала руководить и подчинять себе других, соглашалась на роль женщины, послушной спутницы.
– Мы? Посидим пока тут. Подождем.
– Чего?
– Окна на границе.
Даже сейчас, более чем через сорок лет, он не был готов подробно рассказать, кто, когда и как перевел их через советскотурецкую границу: может быть, эти люди живы, а если не они, так их дети, внуки или родственники, и его рассказ может им навредить.
Может, они и сейчас занимаются тем же самым, по тем же тропам доставляют контрабанду, теперь через грузинскотурецкую границу.
Да и ему самому хотелось забыть то время: как они с Беллой и проводником пролежали целый день напролет, не шевелясь, в грязи, скрываясь от советских пограничных патрулей. И как их на жаре в лесу жрали москиты. И сколько долларов и камней пришлось отдать провожатому.
Потом еще требовалось зайти в глубь турецкой территории, не сдаваться местному пограничному патрулю – нередки бывали случаи, когда турки передавали под конвоем советских беглецов назад, в
