Ветер из рая - Анна и Сергей Литвиновы
– А ведь меня предупреждали, что ты у нас тут появился не просто так…
Он не стал опровергать – наоборот:
– Считай как хочешь. Но разговаривая об этом с тобой, я нарушаю все законы. И присягу.
– Почему ж ты это делаешь?
– Да потому, что влюблен. И мне тебя жалко.
– Да? И что же ты предлагаешь?
– Бежать.
– Бежать? Куда?
– Страна большая. Уедем в Сибирь, поселимся гденибудь на заимке. Я думаю, денег у тебя хватит – на первое время. На второе тоже.
– Нет, я не хочу! Коротать жизнь гдето в избе, с удобствами на улице? Нет, это не по мне.
– Лучше тюрьма?
– Давай рванем за бугор.
– У нас граница на замке: как ты понимаешь, от тех, кто хочет из Союза выбраться, а не наоборот. Убежать отсюда – один шанс из тысячи, как в старом фильме говорилось.
– Но я готова рискнуть. Как Горький писал? Лучше один раз напиться свежей крови, чем всю жизнь питаться падалью.
* * *
Спустя неделю импозантная пара поднималась с пирса в Южнороссийске по трапу теплохода «Таврида»: оба во всем импортном, в темных очках, лет на вид под сорок или чуть за сорок, с парой чемоданов.
Неделя у них ушла, чтобы закруглить все дела. Перевести рублевые накопления в золото, камни и валюту: доллары и западногерманские марки. Не брезговали даже марками финскими и французскими франками, и так как покупали срочно, то по курсу вместо обычного один к трем – один к четырем или даже к пяти[22].
Искали подходящий круиз. Черноморские в ту пору отправлялись из Южнороссийска или Сочи едва ли не каждый день, но путевки, разумеется, были распроданы. Вдобавок Белла хотела непременно первым классом: ей казалось, что при подобной стартовой позиции удастся легче осуществить задуманное.
Их интересовал короткий участок пути в районе Сухуми – Батуми, когда судно оказывалось поблизости от турецких берегов. Однако, чтобы не вызывать подозрений, путевку добывали на весь рейс.
Теплоход шел из Южнороссийска напрямую в Сухуми, без остановки в Сочи. Затем был Батуми, а потом, на обратном пути, Сочи, Евпатория, Ялта и Одесса. И обратно в Южнороссийск. Пришлось еще дать на лапу, чтобы позволили одну каюту занять парочке, не расписанной в загсе: советская власть строго блюла семейную мораль.
Синичкин в силу профессии знал о случаях, когда беглецы из советского рая учесывали морским путем. Их было немного. Впрочем, это если считать случаи удавшиеся. Никто, ни одно ведомство, ни КГБ, ни МВД, не ведало в точности, сколько было неудачников: выходил гражданин в море на утлой лодочке или вплавь, прыгал с борта теплохода, какимто чудом обманывал погранохрану – но потом не добирался до благословенной западной земли, тонул или помирал от обезвоживания или истощения. Или его пристреливали погранцы, но никаких докладов наверх во избежание последующей бучи и проверок не делали.
Те, кому удавалось, – становились (на короткое время) звездами «вражеских голосов», давали интервью или книги писали.
Был Петр с удивительной фамилией Патрушев, в 1962 году вплавь ушедший из Батуми в Турцию. Прекрасный пловец, он за две ночи преодолел по морю около тридцати километров, на удивление избежал прожекторов и катеров советских пограничников, вышел на том берегу, просидел в лагере для беженцев и теперь работал журналистом гдето в русской службе Бибиси.
Был Слава Курилов, спортсмен и йог, который в 1974 м прыгнул с кормы круизного теплохода «Советский Союз» вблизи Индонезии.
Были тогда такие круизы: из зимы в лето, из Владивостока к экватору, без заходов, дабы не соблазнять пассажиров, в иностранные порты. Невыездной Курилов сиганул с высокого борта в океан, а потом три дня и три ночи плыл к берегам Индонезии.
Был Юрий Ветохин, который бежать пытался трижды, его ловили, лечили в психбольницах – а совсем недавно, в 1979 году, он всетаки повторил подвиг Курилова: спрыгнул вблизи Индонезии с корабля «Ильич» и добрался до капстраны.
Была Лилиана Гасинская, которая служила официанткой на советском круизере «Леонид Собинов» и вылезла через иллюминатор в своей каюте, когда лайнер стоял на рейде в бухте Сиднея. Потом она снялась голая для «Пентхауса».
Были Соханевич и Гаврилов, которые в шестьдесят седьмом выпрыгнули в Черном море с теплохода «Россия», надули в воде лодку и триста километров проплыли до Турции.
Всех их заочно в Союзе судили и приговорили к большим срокам, даже к исключительной мере, как Патрушева. Но все они, как знал Синичкин, прекрасно жили в то же время на западных берегах.
После побегов с советских кораблей вещи пассажиров в черноморских круизниках стали досматривать: не везут ли граждане ластымаски и надувные лодки, совершенно не нужные на теплоходах?
Однако деньги и связи, которых у Беллы Юрьевны Табачник имелось великое множество, позволили им и досмотра избежать, и вдвоем в прекрасной двухкомнатной каюте на верхней палубе поселиться.
Идея незаметно ночью выбраться через иллюминатор была обречена. Они в каютах открывались (если открывались) ровно настолько, чтобы ни один самый худой человек не мог из него вылезти. Каюты первого класса окнами выходили на палубу.
Оставался единственный способ: прыгать с высокого борта.
Белла применила недюжинное женское обаяние, чтобы войти в доверие к капитану. Тот пригласил ее на мостик, продемонстрировать, как слушается его команда и как он управляется с огромным судном. Она взяла с собой Синичкина, представила: «Мой муж» – однако кокетничать с мастером[23] продолжила напропалую. Завидев на рабочем столе открытую лоцию, защебетала: «Ой, это карта? Здесь видно, где мы плывем? А можно посмотреть? Ой, смотри, Петечка, – адресовалась она к “Звереву”, – тут видно, где мы находимся и куда дальше поплывем!»
– Как моряки говорят, плавает только гамно, – снисходительно журчал кэп, наклоняясь к шейке обольстительной гостьи. – Суда – ходят.
Страницу лоции внимательно рассмотрел и опер. Его натренированная фотографическая память намертво запечатлела документ.
Ближе всего к государственной границе – Батуми. От порта до нее навскидку около двадцати пяти километров. На надувном матрасе да с ластами доплыть можно.
Но беда в том, что подходить к Батуми они будут в девять утра: уже вовсю светит сентябрьское солнце. Оно восходит около семи. В шесть начинает светать. Значит, покидать судно, чтоб не заметили, надо как минимум в пять утра. На четыре часа раньше, чем теплоход войдет в порт.
Скорость хода у судна типа «Таврида» – семнадцать узлов. За четыре часа оно пройдет больше ста километров! Стало быть, прыгнув в ночную воду, они окажутся от границы на расстоянии сто пятьдесят «кэмэ». Даже с ластами, даже на матрасе
