Безмолвие - Джон Харт
Чарли нашелся через четверть мили. Он стоял под склонившимся дубом, опустив руки и разинув рот. На плечах и шапке высились холмики снега. Как и Герберт, Чарли смотрел в никуда.
— Господи. — Рэндольф остановился рядом с другом, но тот лишь моргнул. Проследив за его взглядом, Рэндольф увидел деревья, тени и падающий снег. Ложа ружья примерзла к деревяшке у ног. Он наклонился и оторвал приклад, ощутив через рукавицы холод стали.
— Ты что делаешь, а? Идем.
Чарли вздрогнул, словно его вырвали из сна, и едва слышно произнес:
— Я умираю.
— Нет, ты не умираешь.
— Мне холодно. Так холодно, что ног не чувствую.
Говорил он медленно, словно едва ворочал языком. «Наверное, у него тоже замерзли губы», — подумал Рэндольф.
— Держись поближе. Не отставай. Я тебя не брошу. — Он сунул ружье в руки другу.
— Я, честно, не могу идти.
— Можешь. Давай.
Он потащил друга за собой. Сначала Чарли спотыкался и едва не падал, но Рэндольф каждый раз подхватывал его. Дальше — легче. Чарли разговаривал с собой, шевеля синими, как лед, губами, но ноги все же переставлял. Дважды он падал, а поднимаясь, тер глаза обледенелой рукавицей. Рэндольф шел рядом, стараясь не сбиться с едва заметного следа. Уже в сумерках они добрались до Герберта, который сидел на снегу, прислонившись спиной к дереву.
— Вставай. Замерзнешь. — Герберт не шевелился. Не дойдя до него, Рэндольф опустился на колени. — Вот дерьмо…
Он плохо представлял, как быть дальше, но знал, что, если не разведет огонь, все они замерзнут. Вообще-то он планировал сделать это за час до заката: достать брезент и развести костер. Теперь же быстро темнело, и Рэндольф понимал, что уже через пять минут не увидит собственных рук, даже если поднесет их к лицу.
Два часа.
Вот сколько он потерял.
— Оставайтесь здесь, оба.
Не теряя времени, Рэндольф принялся собирать валежник, скользкие от снега, но не сгнившие ветки. На болоте росли березы, и он обдирал кору, складывал ее возле рюкзака, накрывал и лез в кусты за сухостоем. Для начала нужно было немного, ровно столько, чтобы развести огонь и оглядеться. Разбросав ногами снег, Рэндольф расчистил небольшой участок. Никто из друзей помощи не предложил. Они даже не смотрели на него. Чарли сидел на снегу, и его била дрожь.
Рэндольф похлопал себя по карману, но нащупать ничего не смог — пальцы распухли и плохо слушались. Он стащил рукавицу зубами и повторил попытку: расстегнул, повозившись, пуговицу, сунул руку внутрь, нащупал спички и огниво, приготовленное из деревянной стружки, керосин и свечную стружку. Шарик размером с персик загорелся быстро, испуская черный дым и разбрасывая голубые искры. Рэндольф поджег кору, добавил прутики и кусочки дерева. Растопка зашипела, затрещала, но потом подсохла и загорелась ровным пламенем. Рэндольф подбросил веточек и прикрыл огонь ладонями. Когда костер окреп, он растянул на деревьях брезент, разгреб снег, повесил одеяла и, создав защищенную от снега площадку, притащил к огню друзей. Те уже едва шевелились и ничего не говорили.
— Сейчас вернусь.
Выбравшись из теплого уголка, Рэндольф окунулся в темноту. На этот раз ему потребовалось больше времени, но он хотел собрать столько валежника, чтобы продержаться всю ночь. Когда вернулся наконец к костру, он так устал, что едва мог поднять руку. Температура продолжала опускаться и дошла, наверное, градусов до десяти[12].
— Только б не было ветра.
Пока все складывалось в его пользу. Снег падал крупными хлопьями, соскальзывал с брезента и высоких веток с тихим шорохом, напоминающим шепот в темноте.
Придвинувшись к огню и протянув руку, Рэндольф молча наблюдал за друзьями в танцующих отсветах костра. Они выглядели заметно лучше, кожа обрела более естественный цвет, в глазах появилась осмысленность. Первым голос подал Герберт:
— Странно…
— Что? — спросил Рэндольф, но тот только покачал головой.
Чарли вскинул голову и тут же отвел глаза в сторону, стащил рукавицы и протянул руки к огню.
— Чарли?
— Я замерзаю, вот и всё. Больше ничего не знаю.
Где-то здесь была ложь. Рэндольф слышал ее в голосе друга, видел в глубине глаз.
— И всё? Ты больше ничего не чувствуешь?
— Холод, наверное, — сказал Герберт.
— Да, точно, — тут же согласился Чарли. — Холод.
Рэндольф повернулся туда, где, за костром, лежало молчаливое, полностью накрытое тьмой болото. Еще чуть-чуть, совсем немного, и ночь застала бы их там, разделила, развела и запутала. Сто раз он ночевал в лесу. Сто раз, во все времена года. И никогда ничего подобного с ним не случалось. Ни с ним, ни с Гербертом, ни с Чарли.
Неужели мы и в самом деле потеряли два часа?
— Есть кто-нибудь хочет? — спросил Герберт, и Рэндольф увидел, как Чарли вздрогнул. Проголодались все, и Рэндольф знал, что у них в рюкзаках так же пусто, как и в его собственном. Только одеяла да вощеный холст — он сам проверял. Поужинать надеялись олениной — и сейчас уже сидели бы сытые и довольные, с набитыми животами…
— Не надо так шутить, ладно? Я же заглядывал в твой рюкзак.
Герберт сунул руку за пазуху и вытащил брусок вяленого мяса, завернутого в толстую оберточную бумагу.
— Мама дала. Это последнее.
Рот наполнился слюной. В последний раз Рэндольф видел мясо три недели назад.
— Ты точно?..
Герберт взял кусочек оленины, сунул в рот и передал остальное друзьям. Пусть мало, пусть жесткое и соленое, но это было мясо. Ели молча. Мерзлая земля под ними понемногу оттаивала, и от одеял шел пар.
— Завтра, — сказал Чарли. — Завтра кого-нибудь убьем.
Никто не ответил.
За гранью света падал и падал снег.
* * *
Утро выдалось холодным, но ясным. Рэндольф проснулся и поднялся раньше других. Подошел к костру. Между деревьями просачивался бледный, жидкий свет. Похоже, они находились на каменистом выступе, окруженном с трех сторон замерзшим болотом. За деревьями ощущалось присутствие пустоты, раскинувшейся во все стороны молчаливого пространства. Снег шел почти до утра и теперь лежал вокруг лагеря глубокой белой целиной.
Подбросив в огонь валежника, Рэндольф накинул на плечи одеяло, прошел между деревьями и остановился у края казавшейся бесконечной равнины с замерзшей водой под снегом. Тут и там на ровной поверхности темнели пятна глубоких омутов. Возле одного из них, в полмили шириной, и разместился лагерь. Дальний край лежал в тени; ближний, тронутый ранним солнцем, отдавал бледной желтизной. Рэндольф поискал взглядом следы, но не обнаружил признаков вторжения на белую гладь. Тишина была такая, что он слышал, как
