Земляничное убийство - Анна Васильевна Дубчак
В шифоньере, трехстворчатом, с мутноватым зеркалом посередине, висели яркие, нарядные платья, блузки. Юбки продавщица носила узкие, темные. Потрепанная норковая шубейка, короткая, с вытертыми рукавами, была упакована в полиэтиленовый мешок, сквозь который просвечивал фиолетовый ярлык лавандового средства от моли.
Никитишна, которую Петров позвал с собой в качестве неофициальной понятой (поскольку разрешения на обыск пока не получил), скорее даже свидетельницы его осмотра, следуя за ним по пятам, комментировала все подряд, говорила много лишнего, бесполезного, а потом и вовсе расплакалась, устроившись в продавленном кресле в гостиной.
В кухне было все прибрано, дешевая посуда в небольшом количестве стояла рядком на сушилке, старые кастрюльки и сковородки прятались в шкафчиках. В холодильнике он обнаружил остатки колбасы, сыра, кастрюльку с овсяной кашей, вскрытую коробку с молоком и кочан засохшей капусты.
– Скажите, пожалуйста, какой была ваша соседка?
– Натка-то? – Женщина промокнула слезы краешком халата, обнажив жуткое, белое, в сиреневых прожилках, бедро. – Да потерялась она.
– В смысле?
– Когда-то в молодости она была красивой девкой. Прямо как актриса. Яркая, одевалась красиво. Я же помню ее, какой она была. Но как ребеночка-то ее украли, так и потерялась она.
– Какого ребеночка? – Егор сделал вид, что ничего не знает об этой истории.
– Да роман у Наташи был. Красивый такой роман. Но жила она тогда не здесь, а в нашем же дворе, но в другом доме, что построили позже нашего, там у нее и квартира была большая, и ванная, ковры, хрусталь… После смерти матери Натка поначалу убивалась, но потом взяла себя в руки, устроилась на работу в скобяной магазин, зарабатывала неплохо. Потом решила выучиться на бухгалтера. Это она мне после уже рассказывала. Но не выучилась. Повстречала в баре, это в центре, знаете, бар «Калиновка», красивого парня, командировочного, вроде из Москвы. Не знаю точно. И так влюбилась, что совсем потеряла голову. Все, что я сейчас вам рассказываю, повторяю, она говорила мне сама. Парень, видать, крепко задурил ей голову, наобещал много. Уехал, но клялся вернуться за ней и забрать с собой. А она забеременела. Вовремя аборт не сделала, все ждала своего любимого. А эта скотина и не думала возвращаться. Короче, исчез он. А Натка наша родила девочку. И вот кто-то в роддоме, кто-то, кто, видать, потерял своего ребенка или не мог родить, короче, кто-то из персонала роддома помог бездетной матери украсть девочку Наткину. Пропал ребенок, и все тут! Да весь город был в шоке от такого! Искали-искали, но так и не нашли. Натка так убивалась, потом потихоньку пить начала. Работу потеряла. Жить было не на что, вот она и поменяла свою квартиру на эту. Все там оставила – и мебель хорошую, и сантехнику… А какая там плитка была, она мне сама рассказывала… Получила деньги, ну, разницу от продажи квартиры, и вообще запила. Вот это уж точно происходило на моих глазах. Иногда напьется, сидит, уставившись в одну точку, и разные глупости говорит… Все мерещилось ей, что она сама кому-то ребенка отдала. Разные истории придумывала. То цыгане забрались в роддом утром, то вроде кто загипнотизировал ее, и она сама отдала дочку, то продала. Я вообще боялась, что она умом тронется – это же надо, такие глупости придумывать! А потом она познакомилась с одним парнем, он в гараже у нас работал. Видать, влюбился в нее. Так он отучил ее от водки. Помог ей, устроил на работу в наш магазин. Заботился о ней, шубу ей купил, правда, с рук взял, но все равно – шикарная шуба, норковая. Подарки ей тащил из города, возил ее на природу. Да они стали вместе на рыбалку ездить. Вернутся с Волги загорелые, довольные. Вот такой счастливой, получается, она была, когда с москвичом своим познакомилась, а потом – с Виталькой. Но расстались они. Он уехал в Сургут на заработки и там женился. Вот такая история. Я боялась, что Натка снова запьет, но нет. Просто она стала какая-то пришибленная. Потеряла интерес к жизни. Утром идет на работу, вечером с работы, и все. Никуда не выходит. К ней подружки заглядывали, звали ее погулять, посидеть в кафе, но она отказывалась. Она на время пришла в себя и в ней заиграла жизнь, вы не поверите, когда ее позвали помочь отремонтировать помещение в старом кинотеатре, где Атамас решила устроить женское общежитие для тех, кого, короче, мужья избивали. Жертвы домашнего насилия, вот!
– Атамас?
– Ну, Эмма. Вдова нашего известного бизнесмена, Виктора Владимировича Атамаса, царство ему небесное. Такая женщина! Вот ведь не дал бог деток, так она все свои деньги, все силы людям отдает.
– И почему, как вы думаете, Наташа воспряла, как вы говорите, духом, когда помогала с ремонтом общежития?
– Знаете, я что думаю? Просто она знала некоторых женщин, которых мужья изуродовали, понимаете? И вот на их фоне, как мне кажется, ее жизнь показалась ей не такой уж и плохой. Подумаешь, мужик бросил! «Я же не вещь какая, как меня можно бросить?» Вот так она говорила.
– А потом?
– А потом стала жить тихо, время от времени впускала к себе мужичков, да все больше женатых.
– Когда я спросил вас о вашей соседке, вы сразу, что называется, с порога, назвали ее шалавой, почему?
– Да это я так… Я же не знала тогда, что ее того, убили… Просто так сказала. Не по злобе. Характер у меня такой. Да и не люблю я, когда с женатыми якшаются. Вот и весь сказ.
Егор еще некоторое время пробыл в квартире Кленовой, после чего запер ее, вернул ключи соседке и поблагодарил ее за помощь.
– Постойте… Я кое-что вспомнила. Вот я сказала, что она с радостью помогала ремонтировать, штукатурить там, красить стены в общежитии… Так-то оно так. Но потом она резко бросила это занятие. Утром, как сейчас помню, хоть это в прошлом году было, мы с ней еще вместе из дома вышли, я двинулась на рынок, а Натка в рабочей одежде направилась как раз в сторону старого кинотеатра. И когда я возвращалась, купила капусту, силы не рассчитала, шаг сделаю, стою отдыхаю… Так вот, смотрю, Натка несется обратно. Увидела меня, остановилась. Гляжу –
