Домик у озера - Анна Лу
– Расскажите, каким человеком она была? – девушка пыталась собраться, успокоиться, замедлить сердцебиение, но попытки были тщетны.
Лишь краткие ответы слетали с его уст. Он нарочно отталкивал девушку всем своим духом, как будто куда-то спешил. Этого интервью могло бы и не быть после всего произошедшего, но Генрих тоже хотел понять, чего пытается добиться девушка, да и выкинуть её из дома прямо сейчас было бы подозрительно. Софи представляла, как он был зол, когда понял, что девушка, с которой ему всего лишь хотелось поиграться, для начала дала отпор, а теперь ещё и, видимо, зашла слишком далеко. С каждым ещё более провокационным вопросом, на его лице просыпались эмоции. В глазах мелькал то холод, то тревожность, то волнение и чуть ли не ненависть. Бывает, уголок губ или глаз непроизвольно дёрнется, говоря об ещё одном чувстве – презрении. Не удержавшись, Генрих вскочил на ноги и забродил по комнате. Внешне София как всегда оставалась деловой, равнодушной и спокойной, лишь внутри сердце пробивало рёбра, а живот сжимался, причиняя боль: в душе правил ураган.
– Почему вы постоянно ругались с женой? – неожиданно и резко спросила она.
– Она не желала быть со мной, не любила, не была нежной и не соглашалась быть мне супругой, а не только гостьей в моём доме, – уже руки подключились к его восклицаниям, показывая его неуравновешенность в данный момент.
Готов.
– Но зачем вы убили её? – холодно спросила Софи.
– Я не хотел! – Генрих с отчаянием упал на диван. – Она убила меня! Я хотел быть для неё хорошим мужем, но она презирала меня, не хотела даже попытаться понять, даже мой вид пугал её. Неужели я так плох?! Вместо всего этого она изменяла мне и хотела сбежать при первой же возможности. А тут ещё эти наркотики…, – Софии показалось, что глаза мужчины заблестели. В ней тут же вспыхнул стыд.
– Но откуда… откуда ты это знаешь? – завизжал Графимов, вновь вскочив с дивана. – Ты была там, ТЫ трогала мои вещи, ТЫ изучала нас! – в блестящих глазах убийцы загорелся пугающий огонёк, речь путалась, прерывалась, даже «вы» превратилось в угрожающее «ты».
Софи тут же сжалась в комок. Ей не составило труда понять, что происходит. Ужас сковал всё её тело, дрожь бежала по рукам, спине, ногам, а глаза смотрели, нет, вовсе не на приближающегося человека; они бегали по кабинету, ища пути отхода. Она вскочила с кресла, выронив свой драгоценный блокнот, но тут же упала вновь под давлением всего веса Генриха. Словно лев, он прыгнул на девушку, сдавив её горло. Под давлением кресло спинкой упало на пол, позволив девушке вновь испытать свою удачу, но и тут обидчик её опередил. Руки цепко сжали тонкое горло Софии. Девушка же окунулась в белесый мир, где ничего не было, лишь одиночество и пустота, что связали её по рукам и ногам крепкими цепями, отчего ни один мускул не смог вздрогнуть. Ей нравилось там, полнейшая пустота укрывала её от внешнего мира, позволяя не видеть маячащую на горизонте смерть и не чувствовать адскую боль. Однако вскоре мир стал окрашиваться в полутёмные тона. Тут же к ней вернулись все чувства: воздух больше не проникал в её лёгкие, а от удара об пол сильно болела голова и замедлялись движения, но она смогла разглядеть размытое лицо убийцы, скрывая в своих глазах ужас. Лицо Генриха было столь жалким: глаза, полные ненависти, но и нежелание делать это, щёки изрезали медленные и острые слёзы, а сухие губа что-то шепотом повторяли. Журналистка не собиралась сдаваться, её ожившие тело боролось с противником: колени оставляли синяки на ногах убийцы, кулаки и ногти скользили по лицу и рукам мужчины.
«Никодим, Никодим…», – повторяли губы Софии, но совсем слабый звук вылетал из сдавленного горла. Даже она сама не могла уловить эти слова. Всё, что она слышала – противный звон, не покидающий её ни на мгновение.
Удушье – самое изощрённое убийство, беззвучное, болезненное, жестокое, особенно если жертвой оказывается девушка, а убийцей более сильный физически мужчина. У жертвы просто нет шансов, если её не спасёт само чудо. У такого способа лишь два недостатка: явные следы на шее и скорость, смерть приходит медленно.
Мир побежал рябью перед глазами Софии, всё вокруг стало лишь пятнами. Вдруг тяжесть исчезла из её тела, горло тоже избавилось от давления, она почувствовала такую лёгкость, казалось, будто она парит над всем миром, как же ей было хорошо, однако мир перед ней окончательно померк.
Глава 14
Первое, что увидела Софи, когда очнулась, – взволнованное лицо Никодима. Она попыталась улыбнуться, но вышло что-то кривое, больше похожее на ухмылку. Голова сильно болела, как, впрочем, и всё тело. Увидев, что подруга пытается сесть, Никодим нежно, но настойчиво положил руку ей на плечо, останавливая.
– Скоро вернусь, – кинул он и вышел за дверь.
Лишь сейчас девушка смогла оглядеться. Она лежала на кровати в своей временной комнате.
«Как несправедливо. Одна навсегда покинула этот мир на этой кровати, а другая обрела новую жизнь», – думала с грустью Софи, понимая, что никогда не поделиться этой мыслью с другими, особенно с Никодимом, но навсегда сохранит её в своём сердце.
Девушка решила немного размять свои кости. Сначала ей было трудно пошевелить даже кончиком пальца, но вскоре ей удалось сесть, даже не испытывая боли.
Ник вернулся с врачом и, заметив, что напарница не послушалась его, кинул на неё недовольный взгляд.
Врач задал стандартные вопросы, осмотрел её и в заключение сказал, что пациентка вполне здорова. Последствий удушья нет, голова сильно ушиблена, но сотрясения и гематомы нет.
Оба поблагодарили доктора, и он поспешил вернутся к своей машине.
– Почему ты такой мастер влипать в опасные для жизни ситуации, – вздохнул Нико. – Хотя я не лучше, не догадался, что такое может произойти, пустил…
– Потому что у меня есть ты, – прервала его Софи.
Ник с удивлением посмотрел на шатенку.
– Я ведь знаю, что ты всегда меня спасёшь, – сияла, улыбаясь, девушка. – А теперь пошли прогуляемся, расскажешь мне, как поболтали с Домиником, – она поднялась с кровати и поправила слегка помятое платье. – Пошли, пошли, – схватила его за руку Софи и потянула к выходу. – Какой шанс. Мы наконец-то можем не скрывать, что общаемся! Как его упустить?
Во дворе дома стояли,