Карина Тихонова - Дневник его любовницы, или Дети лета
— Ладно, посмотрим, — резюмировал Глеб. — Ребят я отсюда увезу. Узнаем, какая обстановка на дороге, отсюда и будем плясать. Чего заранее кровь себе портить?
— Согласен, — сказал я.
— Согласен, — повторил Юрик.
Мы, не торопясь, допили кофе.
Не знаю, может, мне это только кажется, но знакомство с Егором не прошло бесследно. Какая-то часть его железобетонной выдержки передалась нам с Глебом воздушно-капельным путем и растворилась в нашей крови. Честно говоря, мне это нравилось. Мне нравилось ощущать себя уверенным в собственных силах. Можно сказать, что это ощущение было для меня внове.
Мы допили кофе, посудачили о том о сем. Потом Глеб отбыл искать хроников, а я удалился из кухни под предлогом того, что нужно проверить подвал на предмет окровавленных бинтов и тому подобных улик. Мыть посуду снова пришлось Юрику.
В подвале я собрал все, что имело отношение к Егору. Проверил матрац и подушку. Нет, крови на них нет. Сложил все тряпки, подлежащие сожжению, в пакет и вернулся на кухню.
— Вот, — сказал я и протянул пакет Юрику.
— Тут все? — спросил он.
— Все, — подтвердил я. — Пойду разожгу камин.
— Зачем?
— Как это? — удивился я. — Чтобы сжечь!
— Если они увидят, что ты недавно разжигал камин, то насторожатся.
— Почему? Я, что, не имею права разжечь собственный камин?
Юрик поднял брови и минуту молча смотрел на меня. Потом указал рукой в окно, за которым пел великолепный солнечный день и напомнил:
— В июне месяце?
Я молча хлопнул себя рукой по лбу. Действительно! Вот на таких мелочах разведчики и прокалываются!
— Что же делать?
— Разведем костер, — ответил Юрик. — Эти ваши… как их… хроники жарили рыбу на мангале…
— Точно!
— Так что, угли подозрения не вызовут, — заключил Юрик. — И еще…
— Да? — спросил я, останавливаясь. Расторопность парня начала вызывать у меня уважение.
— Сделаем это после их отъезда.
— Тоже верно, — согласился я.
— Пойду проверю: ты ничего не оставил, — сказал Юрик и испарился.
Через десять минут явился Глеб.
— Ну, — весело начал он, — спасибо тебе за гостеприимство, дорогой друг.
— Приезжай еще.
Глеб слегка поперхнулся.
— Нет, уж лучше вы к нам, — ответил он многозначительно. Мы посмотрели друг на друга и нервно прыснули.
— Господи, неужели выбрались? — спросил я задумчиво.
— Почти, — ответил Глеб. И тихонько повторил:
— Почти.
Я понял, что он имеет в виду Юрика.
— Ладно, мы готовы к отбытию. Пойди, простись. Хроники мечтаю поблагодарить тебя за оказанное гостеприимство.
— Да ладно! — ответил я беспечно. — Еще не известно, кто кому больше обязан!
Глеб насупился.
— Я тебе говорил про уважение к старшим? — начал он угрожающе.
Я мученически закатил глаза и ответил одним словом:
— Иду!
— То-то…
Я двинулся к выходу, но на половине пути затормозил.
— Да! Совсем забыл! Сколько я тебе должен за продукты? Ты же целый багажник приволок.
— Да ладно! — ответил Глеб, в точности скопировав мою беспечную интонацию.
— Не «ладно», — ответил я твердо. — Это серьезный расход.
Глеб наклонился к моему лицу и шепнул:
— Возместим. Сейчас самое хлебное время.
Я оторопел.
— Шутишь?
— Еще чего!
— Ты берешь взятки? — ужаснулся я.
— А как же? — удивился Глеб. — Конечно, беру! Кто не берет?
— Я не беру…
Глеб пренебрежительно свистнул.
— Тебе просто не предлагают, — сказал он со снисходительной ухмылкой.
Я отдувался, как закипающий самовар.
— Нет, — сказал я решительно. — Просто не могу представить, чтобы ты, интеллигентный человек…
— Слушай, — перебил меня Глеб, — не впадай в патетику. У меня есть свои маленькие принципы, если это тебя успокоит. Например, я не беру денег с людей, которые честно учатся. Заработал честную тройку — значит, получишь ее без всяких материальных вложений. То же самое с пятерками и четверками. А если ты, пардон, не желаешь учиться, то почему из-за этого должен страдать преподаватель? А? Почему я должен три раза ходить на переэкзаменовку в свой законный отпуск? Какого черта? Не проще ли сразу заплатить и не мотать друг другу нервы?
— Какая-то порочная философия, — ответил я, не найдя контрдоводов.
— Ты просто завидуешь.
— Ну, да, — согласился я. И попросил:
— Хроникам тройки поставь!
— Само собой, — ответил Глеб. — Получат они свое условно-досрочное освобождение, не переживай… Заработали.
Мы вышли из дома. Хроники ждали у машины и бессвязно выразили мне переполнявшую их благодарность.
— Приезжайте еще, — ответил я гостеприимно.
Но Глеб кашлянул, внушительно повторил:
— Лучше вы к нам.
И велел студентам:
— Чего стоите, недоросли? По машинам!
Хроники влезли в заднюю дверь и чинно уселись на сидении. Мне показалось, что они немного поправились за прошедшие два дня. Меня это порадовало. Сам жил в общаге, прекрасно помню, что это такое. Труден путь к диплому, но ничего не поделаешь.
— Я позвоню, — сказал Глеб. Его левая бровь многозначительно дернулась.
— Жду, — ответил я коротко.
Пошел к воротам, распахнул обе створки и пропустил машину Глеба. После этого запер ворота на замок и вернулся к дому. Юрик уже разводил рядом с мангалом небольшой костерчик.
— Уехали? — спросил он, не поднимая глаз.
— Ага.
— Хорошо.
Юрик сунул в робкий язычок пламени сухую ветку и подождал, пока она превратится в молнию. Ветка занялась, разгорелась, чуть потрескивая. Вверх поползло белое рваное кружево дыма.
— Неси вещи, — сказал Юрик.
Я притащил к разгоревшемуся огню пакет с уликами и уселся на землю. Огонь разгорался все ярче, завораживал взгляд переливным бликом.
Юрик отобрал у меня пакет, достал из него разорванную майку и бросил ее в середину костра. Пламя жадно охватило тонкую ткань, по ней побежали черные раковые метастазы. Минут десять мы сидели на земле и жгли остатки вещественных доказательств. Мы молчали. Да что тут можно было сказать? Дело сделано!
Затрезвонил мобильник, я быстро сунул руку в карман.
— Да?
В ухо проник насмешливый голос Глеба.
— В Багдаде все спокойно. Патрульные новенькие. Езжайте без проволочек.
— Отлично, — сказал я, не отрывая глаз от огненных переливов. — Проверяют тщательно?
— Машину — да.
— Понятно.
— Вас подождать? — спросил Глеб.
— Не надо, — ответил я. — Сами доберемся.
— Мало ли…
— Поезжайте! — велел я, повысив голос.
— Я волль, майн фюрер, — ответил Глеб насмешливо и отключил аппарат.
Юрик поднял голову и посмотрел на меня.
— Все в порядке, — ответил я на его не заданный вопрос. — Патрульные новые. Можем ехать.
— Отлично, — повторил он за мной.
Мы быстро собрались, сели в машину и выехали с дачного участка. Я вышел из салона, запер ворота, мимоходом подумав, что можно было бы и не запирать. Все равно заберутся. Но открытые ворота будут выглядеть как-то подозрительно. Я сунул в карман ключи от дачи, уселся в машину и посмотрел на Юрика.
— Жмут? — спросил я сочувственно.
Юрик с трудом втиснул свои ноги сорок третьего размера в мои кроссовки на два размера меньше.
— Жмут, — ответил он.
— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Не мог же ты ехать с босыми ногами!
— Не мог, — согласился он с несчастным видом.
Блокпоста мы достигли через пять минут. Место для проверки они выбрали правильное: здесь сливались две асфальтовые дороги, ведущие в Город от пляжа и от дачного поселка. Объездных путей нет, по песку, как верно заметил Глеб, не разгонишься. Тем более что пляж они тоже патрулируют.
Мы приближались к двум тяжелым джипам, припаркованным на обочине с двух сторон. Навстречу нам из машины выпрыгнул парень, лениво встал поперек дороги, преграждая путь.
— Ого, — сказал я вполголоса. — Старый знакомый!
Это был молодой парнишка в желтой майке, просивший у меня автограф. «Лучше он, чем Сеня», — подумал я невольно. Парнишка вытянул вперед руку, приказывая остановится. Я послушно затормозил. Он подошел к моему открытому окну, наклонился и осмотрел нас обоих. Его каменное лицо дрогнуло, на губах появилась неуверенная улыбка.
— Это вы, — сказал он.
— Я.
— В Город?
— Да. Продукты кончились, — объяснил я. — А у вас как дела? Поймали психа?
— Еще нет, — ответил мне голос сзади. Я высунулся наружу. Сзади неторопливо приближался Сеня. В одной руке у него была странная небольшая палка, которой он похлопывал по ладони. Электрошокер, что ли? Я открыл дверь и вышел наружу.
— Добрый день! — сказал я приветливо.
— Добрый, — откликнулся Сеня.
Он подошел ко мне вплотную и остановился, поигрывая своей короткой дубинкой. Его маленькие глазки, не отрываясь, буравили мое лицо.