Алексей Макеев - Та еще семейка
Спустился из зала пружинисто-легкий Белкин, на нем сиял блестками черный жилет, пылала алая рубашка с огромной брошью с изображением кенгуру.
— Джордж, кончай охмурять нашу Тихоню, — сказал он, оскалясь и остроумничая. — Девка после твоих сексуальных шарад играть не сможет. Мы провалимся, и ты будешь виноват.
— Катись, долбило-колотило. Не встревай в беседу интеллигентных людей.
— А ты, Джеймс Бонд, следи, чтобы в салон не пронесли взрывное устройство. Мировой терроризм не дремлет. Пошли, Галка, пора.
— Саксэсс, саксэсс! Успехов, ребята! — послал вслед музыкантам современно продвинутый «американист» Пигачев.
После «аргентинского» вечера, оставив в маленькой комнате оркестрантов аккордеон, Галя Михайлова оказалась на улице рядом с Белкиным.
— Валя, посоветуй, — сказала она барабанщику, глядевшему на нее насмешливо. — Мне предложено работать в Барыбино…
— Видел, как ты оставила инструмент.
— Что это за Барыбино? Ты что-нибудь знаешь?
— Вроде бы хорошо оплачиваемое, но мерзкое местечко. Мужиков не берут, только девок и дам. А вообще подробностей не знаю и не хочу знать.
— Там, по-моему, нужно играть на синтезаторе, — пожимая плечами, вздохнула Галя.
— Ты же говорила старухе, что синтезатором владеешь.
— Мало ли что я говорила. Хотела устроиться.
— У меня дома есть синтезатор. Пошли, попробуешь, тренернешься. Поужинаем. Примем душ, ляжем спать.
— Надо маме сообщить.
— Звони.
— Мамуля, я остаюсь поздно на работе, — позвонив по мобильному домой, сообщила лейтенант Михайлова. — Ночую у подруги, не волнуйся. Позови тетю Катю, пусть у нас побудет. Спокойной ночи, целую.
— А меня? — подсунув близко ухмыляющееся лицо, шепнул Белкин.
— Это обязательно? — почему-то грустно спросила Галя. — Эх, слабовольная я особа, а ты и пользуешься…
— Вспомним юность и егорьевское общежитие. — Искуситель Белкин, наклонившись, поцеловал девушку.
На другой день лейтенант Михайлова чувствовала себя утомленной. Очевидно, ударник Белкин в близких отношениях проявлял свои способности так же энергично, как при выстукивании аргентинских ритмов. Она позвонила Маслаченко, рассказала о предложении Пигачева и о том, что согласилась оставить аккордеон в салоне до отъезда в Барыбино.
— Будь осторожна, — напомнил Маслаченко. — Соберись. Серьезно ранен Саша Рытьков, но есть надежда, что все обойдется. Жаль, у тебя нет телефона сотовой связи. Гляди в оба, Галя. После Барыбино, утром, жду твоего звонка.
Еще через день, одетая в старую куртку и шерстяную шапочку «колокольцем», с аккордеоном, который ей передал в салоне прилизанный Пигачев, Галя преодолела расстояние от Москвы до «Золотой лилии».
Облицованный желтоватым мрамором вестибюль пустовал. Однако скоро к Гале подошла блондинка с большими миндалевидными глазами и протянула руку.
— Из салона Ануш Артуровны? — спросила она ласково, хотя взгляд ее показался лейтенанту Михайловой напряженным и цепким. — Я Люба, будем знакомы. Паспорт взяла?
— Ой, забыла… Жора про паспорт ничего не говорил, — огорчилась Галя.
— Принесешь в следующий раз. Аккордеон в порядке?
— Я думала, играть на синтезаторе…
— Конечно, на синтезаторе. А свой аккордеон поставишь вон там, в чулане. Утром, когда будешь уходить, заберешь. Ясно?
— Да. А где бы…
— В конце коридора туалет, душ, раздевалка. Там же комната для оркестра. А вот кабинет шефа. Она сейчас будет. Иди, сними куртку, приведи себя в порядок.
Галя вернулась через десять минут. Блондинка Люба внимательно осмотрела ее с головы до ног.
— Ты будешь иметь успех, — не скрывая ревнивого беспокойства, сказала она.
— Но я еще не играла… — смущенно произнесла Галя, тоже слегка волнуясь. Она избрала для себя в нынешней ситуации предельную естественность поведения. Убедила себя, что ее задание — это нечто далекое, туманное и как бы необязательное. А важно быть неопытной простушкой, готовой усердно сопровождать игрой на синтезаторе концертные выступления и выполнять все, что от нее потребуется. Правда, в отношении последнего у нее возникали сомнения. Может быть, для лесбийских игр дело не дойдет. Может быть, не успеют. Плевать, там будет видно. Как-нибудь уклонюсь, выкручусь, надеялась она и, поморщившись, решила пока об этом не думать.
Послышались четкие шаги. Перед Галей возникла высокая брюнетка неопределенного возраста с мужской прической и огромным перстнем на левой руке. Синий брючный костюм сидел на этой рослой женщине ладно и строго, как морская форма на капитане.
— Марина Петровна, это Галя от Пигачева, — с оттенком угодливости представила новенькую Люба.
— Работаешь у Ануш Артуровны? Аккордеон привезла? — спросила звучным голосом директриса.
— Уже на месте, — медово улыбаясь, сказала Люба.
— Я хотела бы посмотреть синтезатор… — заикнулась Галя.
— На синтезаторе поиграешь позже. А сейчас надо сообразить тебе концертное платье. Заходи ко мне.
Илляшевская с Галей, в сопровождении виляющей тазом золотистой блондинки Любы, прошли в директорский кабинет.
Пока Галя озиралась по сторонам, Илляшевская села за стол с пультом, нажала кнопку.
— Мелентьевна, ко мне. Нарядить девочку требуется. Подбери-ка всякого шелка, атласа, кисеи и прочего. А потом на сцену.
Капитан Сидорин и стажер Петраков подъехали на сидоринской «Волге» к дому, где недавно на двенадцатом этаже жили Всеволод Васильевич и Зинаида Гавриловна Слепаковы. Квартира их уже была заявлена на продажу, поскольку дом с дореформенных лет значился кооперативным, имел председателя правления и принимавшую раз в неделю наемную бухгалтершу — тучную, всегда недовольную чем-то женщину. Близких родственников у погибших супругов не оказалось. О том, что у Зинаиды Гавриловны была двоюродная сестра, знала одна консьержка Кулькова.
Полицейские имели сведения, что выписавшийся из больницы Хлупин якобы чувствует себя не вполне нормально. Поэтому майор Полимеев приказал ехать к Хлупину на дом.
После звонка дверь открыл невысокий сухощавый человек лет пятидесяти. Голова сивая, на щеках резкие вертикальные морщины. Голос глуховатый, и время от времени блеклый рот почему-то съезжает на сторону в кривоватой улыбочке. Сказать, что потерпевший выглядит болезненно, вроде бы не хотелось.
— Вы ко мне? — глуповато поинтересовался Хлупин, стоя на пороге однокомнатной квартиры.
— Уголовный розыск. Капитан Сидорин, стажер Петраков, — предъявив документ и не отвечая на вопрос, представился старший оперуполномоченный. — Войти можно?
— Пожалуйста. Обувь… — Хлупин подавился слюной и закашлялся.
«Хочет предложить нам снять обувь и надеть домашние тапочки? — ухмыльнулся про себя Сидорин. — Явно волнуется. Язык болтает до того, как сработают мозги. С чего бы это? Или просто так, полиция все-таки. На застенчивого не похож, учитывая все, что о нем известно».
Квартира оказалась аккуратно убранной, мебель обыкновенная, старая. Кровать заправлена идеально ровно, как в казарме сержантской школы.
«Ишь ты, герой-любовник…» — поглядев на постель, на невзрачное лицо бывшего прапорщика, мысленно произнес Сидорин и почувствовал к потерпевшему неприязнь. Увидел вдруг в воображении бледный образ плачущей, глядящей потухшими глазами Зинаиды Гавриловны — и неприязнь к сидевшему напротив в выглаженной рубашке Хлупину усилилась. А эта подлюга медсестра вколола больной завышенную дозу лекарства… Ну, Сабло… Погоди, красотка… Может, еще встретимся…
Сидорин неожиданно для себя скрипнул зубами и сузил глаза. Хлупин дернулся, посмотрел растерянно. Сидорин нарочно приехал в форме, тогда как стажер был в водолазке и пиджаке желудевого цвета. Приготовил бумагу, ручку — записывать ответы потерпевшего. Или подозреваемого.
После обычных официальных вопросов Сидорин приступил к дознанию по существу дела. Вернее, нескольких дел сразу.
— Такого-то числа июля текущего года от вас поступало заявление в управление полиции. Там указывалось: делая оздоровительную пробежку, вы видели гражданина Слепакова вблизи того места, где обнаружили тело убитого Ботяну. Поступало от вас заявление?
— Да.
— Слепаков с женой проживали этажом выше?
— Да… теперь не проживают… — как-то оцепенело добавил Хлупин и побледнел.
Холодно посмотрев на него, Сидорин продолжил:
— Вы бегаете по утрам для поддержания физической формы. По какому маршруту?
— Обычно через сквер и трамвайные пути, вниз, к реке. Потом вдоль берега до забора правительственных дач и обратно.
— Насколько мне известно, Ботяну нашли в противоположной стороне от вашего маршрута. Как же это вы заметили Слепакова?
— Иногда я меняю маршрут. Бегу вдоль бульвара, а потом вниз, к реке.
