Алексей Макеев - Та еще семейка
— И кто же соперник? — вернулся к «бомжовому» убийству Маслаченко.
— Один из той же компании, Григорий Гутержиков. Ну, этот ничего еще, поприличней. Интеллигента из себя строит, пряника ломает. Взяли его, говорю: «Давай колись». А он плечами жмет: «Я-то где виноват? Это Суханов, дурак, взбесился от белой горячки, будто Гулька в меня влюбилась…» Ей-богу, цирк на Цветном бульваре… Да, кстати, Андрей, тебя по телефону дама разыскивала. Говорит, по поводу Слепакова и какого-то клуба… Еще будет звонить.
— Иду. — Маслаченко торопливо допил пиво и поспешил из магазинчика, находившегося рядом с полицейским управлением, в свою комнату. Снял длинное пальто, шарф и берет. Только присел к столу, звонок. Тихий женский голос осторожно попросил:
— Капитана Маслаченко, пожалуйста. Будьте любезны.
— Маслаченко слушает.
— Это беспокоит бывшая сотрудница Всеволода Васильевича Слепакова. Покойного… — Она остановилась, очевидно, обдумывая последующие фразы.
— Да, вас слушают, — нетерпеливо сказал Маслаченко.
— В ночь, перед тем как… перед самоубийством я возила Всеволода Васильевича в Барыбино, на своей машине… — Она опять остановилась и вздохнула.
— Да, да, я вас внимательно слушаю.
— Там с ним… я вам потом расскажу подробно.
— Вы можете приехать в управление милиции в Строгино? Знаете, где это?
— Я знаю. Но сын не разрешает мне ехать.
— Почему? — невольно рассердившись, спросил капитан.
— Он опасается, что меня выследят люди из Барыбино, из феминистского клуба.
— Почему он так считает?
— Когда мы ехали после похорон Всеволода Васильевича, нас преследовали неизвестные на сером «Шевроле». Сыну с трудом удалось оторваться и… Мы от них еле избавились.
— Вы думаете, что злоумышленники организуют постоянный пост наблюдения, чтобы вас похитить?
— Сын за меня боится.
— Хорошо. Где бы вы могли со мной встретиться?
— Завтра, часов в пять, около метро «Чертановская». Или, если вас устроит, приезжайте прямо к нам на квартиру. Моя фамилия Ряузова. Нина Филипповна Ряузова. Запишите, пожалуйста, адрес.
Попрощавшись с Ряузовой, Маслаченко собрался закончить отчет по поводу убийства бездомной Гули Кармановой. Следовало затем составить свое мнение относительно рыбного магазина Агабабова и спихнуть все это в отдел, занимающийся непосредственно ограблениями.
Задрынькал внутренний телефон. В трубке прозвучал взволнованный голос майора Полимеева:
— Андрей, быстро ко мне.
Понимая, что случилась крупная неприятность, Маслаченко заторопился и уже три минуты спустя входил в кабинет начальника. Там уже расхаживал вдоль стены Сидорин с особенно раздраженным выражением на усталой физиономии.
— Ах, стерва блатная! Я сразу почувствовал тогда еще, в Склифе, когда она от Слепаковой меня оттерла и выперла из палаты… — каким-то рычащим голосом высказывался взбешенный Сидорин. — Опытным операм надо давать право: почуял что-то серьезное, в наручники и на допрос. К трубе прицепил и по почкам гладкой доской, чтобы синяков не осталось… — вдруг капитан посмотрел ледяным взглядом куда-то в сторону.
— Хватит болтать, Сидорин! — гаркнул хмурый Полимеев. — Прекрати истерику!
— А что, я не прав? Взять бы вчера по интуиции эту сестру милосердия, и Слепакова бы сейчас показания ценные выкладывала… И Сашка бы не валялся с проломанной головой…
— Что с Рытьковым? — испугавшись, спросил Маслаченко; он начинал догадываться, отчего все находившиеся в кабинете начальника взвинчены. — Жив?
Всунувшись в дверь, дежурный по управлению старлей Блазнин подобострастно спросил:
— Разрешите, товарищ майор?
— Жив, — мрачно сказал Сидорин.
— Да что теперь-то… — Не отвечая Блазнину, Полимеев достал нервным движением сигарету, щелкнул зажигалкой, пустил струей дым. — Рытькова нашли на квартире Сабло без сознания, с разбитым затылком, в его же браслетах… Вот что значит расхлябанность, несоблюдение правил при задержании… Вот что происходит при глупой, понимаешь ли, самоуверенности… Ах, к девушке поехал! Полюбезничать, поговорить, пошутить… Как это? А? Это оперативная работа! И почему он поехал один? Что за детский сад?
— Вы сами послали Рытькова, товарищ майор, — смущенно сказал Маслаченко и отвел глаза.
Сидорин злобно ухмыльнулся.
— Ну и что, что я послал… — хмыкнул Полимеев. — Сами-то понимать должны! А разве Рытьков не знал: за медсестрой Сабло предположительно убийство Слепаковой? И — ничего, никакой осторожности.
— Я ему, товарищ майор, при выходе говорю: «Взял «макарова», Шурик?» А он мне: «Там другое дело, не понадобится…» Вот тебе и другое дело. — Блазнин крутил головой, показывая особую свою озабоченность в присутствии начальства.
— Ну?! — продолжал возмущаться Полимеев. — Поехал как на свидание, а там, наверно, еще прятался какой-нибудь громила… Ишь, расслабился перед красоткой… Вот и получил! А ты почему с поста ушел? Давай на свое место! Специалисты оперативного розыска… Офицеры…
— Вместо меня Гороховский с Минаковым, — оправдывался Блазнин, еще раз, сочувствуя, вздохнул и ушел в свою стеклянную будку.
— Ты был в прокуратуре? — повернулся к Маслаченко расстроенный Полимеев.
— Так точно. Взял санкцию на проведение медицинского расследования действий, совершенных Юлией Сабло. Отвез в Склиф главврачу.
— Поезжайте с Сидориным по тому адресу, где пострадал Рытьков. Там сейчас работают сотрудники местного управления. Посмотрите, не обнаружено ли чего-нибудь интересного. Потом разыщите «Жигули», на которых был Рытьков. И заскочите в больницу узнать о его состоянии.
Оба капитана тоскливо взглянули на черное окно. Молча вышли из кабинета.
— Я на секунду, Валерий Фомич. Жене только позвоню. Через минуту догоню вас.
— Звони. Я пока в моторе поковыряюсь.
Маслаченко забежал в свою комнату, набрал домашний номер.
— Это я, Лена. Машку из сада давно забрала? А у меня срочное задание. Задержусь часа на три. Саше Рытькову голову разбили. Не знаю подробностей. Живой, но плох. В больнице. Ну, все, укладывайтесь. Целую.
Когда шел через проходную, Блазнин шутливо напомнил:
— «Макарова» не забыл? А то тут один не взял…
Маслаченко выбежал на улицу. Сидорин уже сидел в своей «Волге».
— У меня порядок, — сказал он. — Двигаем?
— А куда денешься? — ответил вопросом на вопрос Маслаченко.
Спустя неделю от начала работы Гали в салоне к ней подъехал с надоевшими комплиментами Пигачев.
— Расцветаете и благоухаете, мисс, — тонко усмехаясь, сказал прилизанный брюнет с аксельбантом.
— Вы напрасно хвалите меня, Жора. Я совершенно вымоталась. Столько работы! Кошмарный ужас!
— Но старушка Ануш вами довольна. А я терпеливо жду. Весь пылаю, кипение крови достигает предельного градуса.
— Представляю, что меня ожидает! — хихикая, обольстительно улыбнулась Галя. — Наверно, я буду пищать в ваших могучих объятиях…
— Галя, прекратите рисовать эротические картины! Иначе я изгрызу сейчас эти бронзовые перила! Кстати, есть один деловой вопрос. Не хотите ли поработать пару вечеров за городом? Оплата по высшей планке зелеными. Вы будете довольны, я уверен.
— Где это? — спросила Галя, сделав удивленно-задумчивый вид.
— В Барыбино. От станции несколько остановок на автобусе. Я напишу подробно.
— Ехать в такую даль… — Галя поморгала бледно-голубыми глазами в наигранной нерешительности. — И справлюсь ли я? Там, где очень хорошо платят, требования, наверно, такие, что ого-го!
— Пустяки, вы справитесь. Ануш Артуровна вами довольна, и даже этот ваш рыжий со скрипкой. А он-то дотошный и въедливый, все знают.
— Да, Стасик профессионал. Ну, что ж… Когда надо ехать?
— Послезавтра. Но есть одно условие. Вернее, традиция. Я как-то вам говорил. Сегодня вы оставляете ваш аккордеон в салоне.
— Зачем? — Детская наивность хорошенькой аккордеонистки рассмешила Пигачева.
— Ей-богу, я не знаю зачем. Какой-то забавный прикол администрации, черт их знает. Вообще-то мы с вами маленькие люди, Галочка. Нам нужно заработать свои деньги, не так ли? И наплевать нам на фокусы и капризы сильных мира сего. Хотят, чтобы вы оставляли аккордеон накануне отъезда, ну и оставьте. К чему вопросы, прелесть моя? На некоторые вопросы нет ответов. А иногда ответы бывают очень неприятные. Короче, вы делаете, что вам советуют, и у вас все прекрасно. Нет — и у вас проблемы.
— Жора, вы правы. В конце концов, какое мне дело, если платят зеленью. Я оставлю, лишь бы не сперли мой инструмент.
— О, какие могут быть сомнения, синьорина Галина! Послезавтра днем вы приходите. Я лично вручаю вам ваш аккордеон, и вы едете в Барыбино. Оденьтесь скромно. О’кей?
