Оса Ларссон - Солнечная буря
— Спасибо, — сухо проговорил Монс. — Над имиджем бюро ты уже начала работать, как я погляжу. Почему, черт подери, ты немедленно не связалась со мной вчера, когда сбила с ног ту журналистку?
— Я не сбивала ее с ног, — попыталась защититься Ребекка, — я хотела пройти мимо, а она поскользнулась.
— Я еще не закончил! — прошипел Монс. — Сегодня я потратил полтора часа времени на совещание, которое касалось тебя. Будь по-моему, я немедленно попросил бы тебя подать заявление об уходе. Но на твое счастье, там оказались люди более миролюбивые и склонные к всепрощению.
Ребекка сделала вид, что не слышит его слов, и продолжала:
— Мне нужна ваша помощь, чтобы разобраться с этой журналисткой. Вы не могли бы связаться с редакцией новостей и убедить ее забрать заявление?
Монс хохотнул от изумления.
— Кто я, по-твоему? Дон Корлеоне?
Ребекка снова потерла стекло машины.
— Это был всего лишь вопрос. Я вынуждена заканчивать. На мне двое детей Санны, и младшая из них как раз снимает с себя всю одежду.
— Пусть делает что хочет, — раздраженно ответил Монс. — Мы еще не договорили.
— Я позвоню или напишу позже. Они на улице, и здесь чертовски холодно. Четырехлетний ребенок с двусторонним воспалением легких — как раз то, чего мне сейчас не хватает для полного счастья. До свидания.
Ребекка отключилась, прежде чем Монс успел что-либо сказать.
«Он не запретил мне, — подумала она с облегчением. — Не запретил продолжать, и я не потеряла работу. Неужели все сложилось так удачно?»
Тут она вспомнила о детях и выскочила из машины.
— Что вы там творите? — крикнула она Саре и Лове.
Лова сняла куртку, варежки и оба свитера и теперь стояла в снегу с шапкой на голове и в одной хлопчатобумажной маечке. По ее щекам ручьями текли слезы. Чаппи с тревогой наблюдала за ней.
— Сара сказала, что я выгляжу как идиотка в свитере, который ты мне дала, — прорыдала Лова. — Она говорит, что меня будут дразнить в садике.
— Немедленно надень все обратно! — нетерпеливо прикрикнула на нее Ребекка.
Она схватила Лову за руку и стала натягивать на нее свитера. Девочка безутешно рыдала.
— Это правда, — беспощадно подтвердила Сара. — Она выглядит как пугало. В школе у нас одна девочка пришла как-то в таком свитере. Парни схватили ее, опустили головой в унитаз и спускали воду, так что она чуть не захлебнулась.
— Не хочу! — выла Лова, пока Ребекка насильно одевала ее.
— Садитесь в машину, — велела Ребекка, едва сдерживаясь. — Поедете в школу и в садик.
— Ты не можешь нас заставить! — закричала Сара. — Ты нам не мама!
— Поспорим? — проговорила Ребекка сквозь зубы, запихивая двух орущих и упирающихся детей в машину.
Чаппи запрыгнула следом и нервно завертелась на заднем сиденье.
— А я хочу есть! — заныла Лова.
— Вот именно! — выкрикнула Сара. — Мы не позавтракали, а это халатное отношение к детям. Дайте мне мобильник, я позвоню дедушке.
Она схватила телефон Ребекки.
— Я тебе сейчас так позвоню! — прорычала Ребекка и вырвала у нее телефон.
Потом выскочила из машины и распахнула заднюю дверь.
— Вон! — крикнула она, вытащила Сару и Лову наружу и швырнула в снег.
Девочки мгновенно замолчали и с ужасом уставились на нее.
— Это правда, — сказала Ребекка, пытаясь совладать с голосом. — Я не ваша мама. Но Санна попросила меня позаботиться о вас, так что ни у вас, ни у меня выбора нет. Давайте заключим договор. Сначала едем на автобусную станцию и завтракаем. Вы сможете выбрать себе, что захотите, потому что утро у нас сегодня началось ужасно. Затем мы поедем и купим Лове новую одежду. И Санне тоже. Вы поможете мне выбрать для нее что-нибудь подходящее. Садитесь в машину.
Сара молча посмотрела на свои ботинки, потом пожала плечами и села в машину. Лова залезла следом, старшая сестра помогла ей пристегнуться ремнем безопасности. Чаппи слизнула слезы с лица Ловы.
Ребекка Мартинссон завела машину и задним ходом выехала со двора Санны.
«Боже милосердный! — подумала она впервые за много лет. — Боже, дай мне силы!»
* * *Красные кирпичные виллы на улице Гасельвеген напоминали детальки конструктора «Лето», лежащие ровными рядами вдоль улицы. Засыпанные снегом живые изгороди, сугробы и занавески, закрывающие нижнюю половину окна, защищали обитателей от посторонних взглядов.
«Этой семье есть что скрывать», — подумала Анна-Мария Мелла, когда они со Свеном-Эриком Стольнакке вылезли из машины перед домом тридцать пять.
— Да, прямо спиной чувствуешь любопытные взгляды соседей, — сказал Свен-Эрик, словно прочтя ее мысли. — Как ты думаешь, что могут рассказать нам родители Санны и Виктора?
— Посмотрим. Вчера они вообще отказались принять нас, но теперь, узнав, что их дочь задержана, сами попросили приехать.
Отряхнув с ботинок снег, они позвонили в дверь.
Открыл им Улоф Страндгорд. Рубашка на нем была тщательно отутюжена. Четко произнося каждое слово, он пригласил их пройти, пожал руки, взял у гостей куртки и повесил на вешалку. Он был в возрасте, но совершенно без признаков ожирения.
«У него в подвале наверняка спортивный комплекс и штанга», — подумала Анна-Мария.
— Нет-нет, ради бога, не снимайте, — сказал Улоф Страндгорд Свену-Эрику, который наклонился, чтобы разуться.
Анна-Мария отметила, что сам Улоф Страндгорд обут в начищенные до блеска ботинки.
Он провел их в гостиную. Одну половину комнаты занимал обеденный стол со стульями в густавианском стиле; серебряные подсвечники и ваза дизайнера Ульрики Хюдман-Валлиен отражались в темной крышке стола под красное дерево. Под потолком висела небольшая хрустальная люстра. В другой половине комнаты стояли угловой диван со светлой обивкой и такое же кресло, перед ними — столик из темного стекла с металлическими ножками. Все выглядело ухоженным, нигде не было ни пылинки.
В кресле сидела Кристина Страндгорд. Она с отсутствующим видом поприветствовала двух полицейских, появившихся в ее гостиной.
У нее были такие же густые светло-русые волосы, как и у ее детей, но остриженные под пажа.
«Когда-то она была очень хорошенькая, — подумала Анна-Мария. — Прежде чем огромная усталость придавила ее к земле. И это произошло не вчера, а давным-давно».
Улоф Страндгорд наклонился над сидящей женой.
— Нам, наверное, следовало бы уступить самое удобное кресло инспектору Мелле, — сказал он.
Кристина Страндгорд подскочила как ужаленная.
— Ох, простите, конечно же.
Анна-Мария с трудом уселась в предложенное кресло. Оно оказалось слишком глубоким, чтобы называться удобным, в нем приходилось сидеть, сильно откинувшись назад. Она приподняла уголки губ, пытаясь изобразить благодарную улыбку. Ребенок стал давить на диафрагму, она сразу же ощутила изжогу и боль в пояснице.
— Хотите кофе? — спросил Улоф Страндгорд. — Чаю? Воды?
Как по сигналу, его жена снова подскочила.
— Да-да, — поспешно проговорила она, бросив взгляд на мужа. — Я должна была задать вам этот вопрос…
Свен-Эрик и Анна-Мария дружно помотали головами. Кристина Страндгорд снова села, на этот раз на краешек дивана, готовая немедленно вскочить, если еще что-нибудь понадобится.
Анна-Мария рассматривала ее. Хозяйка дома совсем не походила на женщину, только что потерявшую сына: волосы были вымыты и уложены, джемпер, кофта и брюки подобраны в тон, в оттенках бежевого и песочного, макияж вокруг глаз и на губах не размазан, руки не заламываются от отчаяния, и гора мокрых платков не высится перед ней на столе. Вместо этого возникает ощущение, что она ушла в себя, прячась от окружающего мира.
— Мы благодарны, что вы смогли приехать сразу же, — начал Улоф Страндгорд. — Мы совсем недавно узнали о том, что вы задержали Санну. Вы прекрасно понимаете, что это ошибка. Мы с женой очень встревожены этой ситуацией.
— Это вполне естественно, — сказал Свен-Эрик. — Но давайте начнем по порядку. Сначала мы хотели бы задать вопросы по поводу Виктора, а потом поговорим о вашей дочери.
— Разумеется, — с улыбкой согласился Улоф Страндгорд.
«Отлично, Свен-Эрик, — подумала Анна-Мария. — Надо брать инициативу в свои руки прямо сейчас, иначе нам не удастся получить ответа ни на один вопрос».
— Вы не могли бы рассказать нам о Викторе? — продолжал Свен-Эрик. — Что он был за человек?
— Каким образом эта информация может помочь вам в вашей работе? — спросил Улоф Страндгорд.
— Этот вопрос всегда задают, — Свен-Эрик не поддался на провокацию. — Мы должны составить представление о нем, ибо не знали его, пока он был жив.
— Он был одаренный мальчик, — проговорил отец с серьезным лицом. — Очень одаренный. Предполагаю, все родители так говорят о своих детях, но вы можете спросить его бывших учителей, и они подтвердят мои слова. У него были отличные оценки по всем предметам, к тому же явное музыкальное дарование. Он умел сосредоточиться — на занятиях, на уроках игры на гитаре. А после того несчастного случая он на сто процентов посвятил себя Богу.
