Заложник любви - Наталия Николаевна Антонова
Мирослава пожала плечами:
– Честно говоря, я никогда никем не хотела стать, мне нравилось быть собой.
Лутковская посмотрела на нее с уважением и проговорила:
– Наверное, вы изначально были цельной личностью.
– Понятия не имею, – рассмеялась детектив.
И тут им принесли заказ.
Допивая чай из округлой вместительной чашки, Мирослава сказала:
– Я только что от Крутова.
– И чем же вас встревожило общение с ним? – спросила Лутковская.
– С чего вы взяли, что общение с ним встревожило меня?
– Иначе вы бы не позвонили мне и не попросили о встрече.
– Логично, – согласилась Мирослава. – Всеволод Анатольевич сказал мне, что Леонтий заходил к нему три недели назад.
– И что?
– Леонтий, по мнению Крутова, был возбужден. А я, в свою очередь, допустила, что Свиридов мог быть чем-то встревожен. Может, Леонтий прошел обследование и у него обнаружилась какая-либо болезнь? – осторожно спросила детектив, при этом думая о том, что патологоанатом ни о чем таком не упомянул в заключении.
– Ерунда! – отмахнулась Лутковская. – Ничем он не болел. Только пару раз на бессонницу жаловался.
– На бессонницу?! – удивилась детектив.
– Да. Почему это вас удивляет?
– Рано вроде бы было Леонтию страдать от бессонницы.
– Я и сама так подумала, – вздохнула Аграфена Тихоновна. – Но мало ли что бывает.
– И все же? – продолжала настаивать Мирослава.
– Да это все Ванька! – вырвалось неожиданно пылко у Лутковской.
– Какой Ванька? – быстро спросила детектив.
– Тонин сын! Вернее, сын Леонтия от Тони, его второй жены.
– А что с ним не так?
– Вроде все так, – тихо вздохнула Лутковская. – С Ванькой никогда никаких проблем не было. Ни в детстве, ни в подростковом возрасте. Не ребенок, а просто клад!
Лутковская замолчала, и Мирослава спросила:
– Что же теперь случилось с этим кладом?
– И не говорите! – взмахнула рукой Аграфена Тихоновна. – Парню всего восемнадцать лет исполнилось, а он жениться надумал! Мать в шоке!
– Представляю, – проговорила Мирослава и, сдержав улыбку, спросила: – Леонтию это тоже не понравилось?
– Не то слово! Хотя он и сам первый раз в восемнадцать лет женился. На Анечке. Она была беременна Георгием.
– Выходит, сын пошел по стопам отца? – спросила Мирослава.
– Слава богу, не совсем, – с почти нескрываемым облегчением ответила Лутковская. – Ванька школу с золотой медалью окончил. В институт поступил. И вот приспичило ему!
– Невеста беременна?
– В том-то и дело, что нет, – покачала головой Аграфена Тихоновна. – И девочка из хорошей семьи. Но жениться-то ведь им рано? – Лутковская посмотрела на Мирославу так, словно искала у нее поддержки.
– Тут я вам не советчица, – развела руками детектив. – Зато меня интересует, как именно прореагировал Леонтий на сообщение сына.
– Сначала удивился. От Ваньки он никак не ожидал такого фортеля. Потом отговаривать начал. Потом грозить стал.
– Чем? – поинтересовалась Мирослава, хотя и догадывалась, каков будет ответ.
– Сказал, что не будет давать денег. Других аргументов, как вы сами знаете, у Леонтия не было.
– А что же Иван? – с интересом спросила Мирослава.
– Сказал, как отрезал: «Никто у тебя этих денег и не просит!» Заявил, что деньги на содержание своей семьи он сам заработает и не собирается ни у кого на шее сидеть. Короче, грубо говоря, повозил отца мордой по столу! Так что повздорили они с отцом сильно. А до этого вообще ни разу не ссорились.
– Видно, накопилось у парня, – заметила Мирослава.
– Видать, что так, – согласилась Лутковская. – Вот Леонтий и распсиховался. Уснуть не мог. Он даже брал у меня снотворное пару раз.
– Снотворное?
– Да.
– Пару раз?
– Да, у меня хорошее рецептурное лекарство. И я Леонтию давала по таблетке два раза.
– А потом он что же, успокоился?
– Вроде того. Хотел поговорить с самой Аленой.
– С Аленой?
– Да, девушку Ивана Аленой зовут. И с родителями ее, четой Ромашовых.
– А вы не знаете, как отреагировали родители Алены на предполагаемый брак дочери?
– Не знаю. Я так думаю, что Леонтий не успел с ними переговорить. – Лутковская вытащила из сумки белоснежный платок и вытерла две слезинки, скатившиеся с уголка ее правого глаза.
– Аграфена Тихоновна, – спросила Мирослава, – почему вы мне сразу ничего не рассказали об этом?
– О чем об этом? – искренне удивилась Лутковская. – О Ванькином желании жениться?
– Именно!
– Какое отношение это имеет к гибели Леонтия?!
– Не знаю. Но вы должны были рассказать мне все! Не утаивая ни малейшей подробности.
– Я ничего и не утаивала от вас, Мирослава Игоревна, – обиженно проговорила пожилая женщина, – только мне и в голову не приходило, что вас может заинтересовать предстоящая свадьба мальчишки!
– Аграфена Тихоновна! Желание Ивана жениться прямо, может, и не связано с гибелью Леонтия. Но косвенно очень даже может быть.
– Вы говорите загадками! – укорила детектива Лутковская.
– Простите. Забудем пока об этом. Вы лучше, Аграфена Тихоновна, скажите мне, вы хорошо помните, что Леонтий брал у вас только две таблетки снотворного?
– Хорошо! Я, слава богу, склерозом еще не страдаю и деменцией тоже, как этот главупырь!
– Какой главупырь? – не поняла Мирослава.
– Как какой! Американский президент Байден! Вы что, телевизор не смотрите? – подозрительно уставилась она на Мирославу.
Детектив не стала сообщать клиентке, что телевизора в ее доме нет. А новости можно узнать из интернета. Вместо этого она поинтересовалась:
– Вы следите за количеством таблеток в вашем флаконе?
– Конечно, слежу! – с некоторым вызовом вскинулась Лутковская. – Мне же врач выписывает их в ограниченном количестве, и нужно, чтобы хватило до выписки нового рецепта.
– Хорошо. Я вас услышала, – сказала Мирослава и перескочила на другую тему: – Иван был на похоронах отца?
– Был, – кивнула Лутковская, – с матерью и сестрой.
– Но без невесты?
– Без. Убивался сильно. Слезы вытирал и чего-то шептал над ним.
– Может, просил прощения?
– Не знаю, – вздохнула Лутковская. – Ванька упрямый! Мог и в последнюю минуту убеждать отца в своей правоте.
– Интересные дети у Леонтия, – тихо обронила Мирослава.
– Да, детки у Леонтия все вышли неплохие, – так же тихо ответила Аграфена Тихоновна.
Покинув «Белоснежку», женщины разъехались каждая по своим делам.
Мирослава решила, что не мешало бы наведаться к Наполеонову, и поехала в следственный комитет.
И чего скрывать, друг детства не очень-то обрадовался ей.
– Ты чего врываешься как вихрь? – спросил он, насупившись.
– Мог бы сначала поздороваться, хотя бы из приличия, – рассмеялась она, – здравствуй, Шурочка!
– Здравствуй, если тебе так нравится! Только чего мне радоваться? Не иначе как опять явилась плешь мне проедать!
– Ну что ты, Шурочка, – проговорила она ласково, – я просто хотела тебя спросить, не обнаружено ли в организме Свиридова следов снотворного?
– Обнаружены какие-то остатки, – тяжело вздохнул он.
– Тебя это не насторожило?
– Почему это должно было меня насторожить, – он сделал ударение на слове «это», –
