Заложник любви - Наталия Николаевна Антонова
– Ничего подобного! – возмутился Шура. – И вообще, чего вы ко мне пристали?! Захочу и вас обоих дылд перерасту.
– Ладно, расти, – разрешила Мирослава. – Мы тебя из лейки поливать будем.
– Не надо меня поливать! – воспротивился Шура. – Меня только кормить нужно.
Мирославе надоели разговоры, крутящиеся вокруг да около еды, как и иллюзорные рассуждения о наполеоновском росте, поэтому она схватила Шуру в охапку и бросила его на диван рядом с котом. Дон недовольно заворочался и передвинулся на другое место.
– Я тебе говорил! – громко закричал Шура, обращаясь к Морису. – Что Славка меня на руках носит!
– Сиди спокойно, – велела Мирослава и сказала: – Ты лучше ответь на вопрос, который меня очень волнует.
– Отвечаю ли я тебе полной взаимностью? – перебил ее Шура.
– Отвечаешь, отвечаешь, куда ты денешься, – отмахнулась она. – Ты интересовался завещанием Леонтия Свиридова?
– Опять она пристает ко мне со своим утопленником, – жалобно пожаловался Наполеонов окружающему его пространству.
– Так поинтересовался или нет? – настаивала Мирослава.
– А ты как думаешь?
– Я думаю, что должен был поинтересоваться. Но сделал ли ты это, я не знаю.
– Сделал! Я свой хлеб отрабатываю честно!
– И что же? Тебе открылась истина?
– Открылась! Открылась! Свиридов распределил все свое движимое и недвижимое между всеми своими детьми.
– А женам он что-нибудь оставил?
– При разводе он покупал каждой своей жене большую квартиру и новую машину!
– А до развода у его жен не было машины?
– Была!
– То есть он старую менял на новую!
– Ничего он не менял! Вернее, менял старую жену на новую! А машина и старая, и новая доставалась разведенной жене.
– Денег он женам не оставил?
– Он создал фонд, из которого в случае его смерти женам будет выплачиваться приличное содержание до тех пор, пока они не скончаются или не выйдут замуж.
– Выходит, что и коттедж, в котором Леонтий жил с последней женой и сыном, поделят на всех детей?
– Ничего подобного! – ответил Наполеонов и торжествующе ухмыльнулся.
– Шура! Договаривай! – потребовала Мирослава.
– Дом завещан Аграфене Тихоновне Лутковской!
– Весь? – усомнилась детектив.
– Весь!
– А где же будут жить Лия и Кирилл?
– На их имя куплена квартира. Туда они и должны переехать.
– Ужас!
– Не понимаю, что в этом ужасного, – пожал плечами Наполеонов. – Квартира шикарная и огромная. В ней можно на велосипеде кататься и забеги устраивать. Чтоб я так жил! – подвел он итог своего разглагольствования.
– Но Лия и ребенок привыкли жить в коттедже, – возразила Мирослава.
– Ерунда! – отмахнулся Наполеонов.
– Лутковская знает о завещанном ей доме?
– Подозреваю, что знает, – ответил Шура.
– И на что она будет содержать эту громадину?
– По завещанию Лутковская получает содержание, в три раза превышающее ежемесячное содержание жен. Плюс к этому Аграфене Тихоновне отходит часть акций Свиридова.
– Неплохо, – сказала Мирослава и вспомнила, что Крутов предлагал Аграфене Тихоновне оплатить гонорар детективного агентства, а она отказалась. Знала ли она о причитающемся ей наследстве.
– Шура! А детям содержание предусмотрено?
– Да, – кивнул Наполеонов, – но до совершеннолетия. Те, что его достигли, просто получат причитающуюся им часть наследства и смогут делать с ним все, что захотят.
– Сумма большая?
– Достаточно большая, – серьезно ответил Наполеонов. – Главное – не промотать отцовские деньги, а правильно ими распорядиться.
– Не отцовские, – машинально поправила Мирослава, – а дедовские.
– Ну да, дедовские, – согласился Шура и спросил: – А мы чай пить будем?
Но вместо чая ему вручили гитару. Поглядев на нее широко раскрытыми печальными глазами, Наполеонов прищурился, небрежно пробежал по струнам рукой и запел:
Сидели три коровы
На жердочке в саду!
И были все здоровы!
И с совестью в ладу.
Картинка вот такая!
А может, натюрморт!
Не верите, я знаю.
Тогда проверьте! Вот!
По узенькой дорожке
Идите прямо час!
Потом еще немножко.
Сверните пару раз.
И вот оно! Здорово!
Входите прямо в сад!
На жердочке коровы!
Все три на вас глядят!
Закончив петь, он показал детективам язык и с гордо поднятой головой удалился в комнату, которая в коттедже Мирославы называлась Шуриной.
– Что это было? – спросил Морис.
– Это была песня про коров, – ответила ему Мирослава с самым серьезным видом.
– Ну вы даете, ребята, – протянул Миндаугас и принялся складывать в мойку грязную посуду со стола.
Перемыв ее, детективы разошлись по своим комнатам. Дон, проскользнув между рук Мориса, запрыгнул на плечо хозяйки.
«Хорошо, что еще язык не показал, – вздохнул Миндаугас и подумал: – Может, мне собаку завести?»
Глава 11
А потом была ночь. Загадочная февральская ночь.
Месяц возлежал на небе, почти полностью опустив свои рожки к земле, и напоминал серебряную дугу на вороной шее ночи. Вокруг звезды рассыпаны, точно бубенчики. Если прислушаться, то можно услышать их тихий и далекий звон. Отсветы и туманности разметались, точно грива. Так и хочется, вспомнив о тройке великого Гоголя, обратиться к ночи его словами, некогда обращенными к Руси: «Куда ты мчишься, Ночь?! Не дает ответа…» Остается только закрыть глаза и заснуть до утра. А там, может, и ответ найдется, если не на все, то хотя бы на часть не дающих нам покоя вопросов.
Когда Мирослава проснулась и спустилась вниз, на кухне пахло овсяной кашей, сваренной на курином бульоне. Дон завтракал на окне, с удовольствием поедая кашу из своей чашки.
Шура уже уехал на работу.
Мирослава спросила:
– И как Наполеонов отреагировал на поданный тобою завтрак?
– Наморщил свой нос, – ответил Морис, – и процедил презрительно, что он не англичанин. Я успокоил его тем, что разъяснил всеобщее заблуждение, что овсянка – любимая еда не англичан, а шотландцев. В английском словаре восемнадцатого века об овсе и, следовательно, овсянке говорится так: «Злак, который англичане дают лошадям, а шотландцы едят сами».
– Чудесно! И Шура смирился? – рассмеялась Мирослава.
– Или смирился, или сделал вид, что смирился, но тарелку с кашей опустошил. Правда, заел ее тремя пирожками с яблоками и утащил с собой оставшийся рулет с маком.
– Премило, – улыбнулась Мирослава, – а я с удовольствием поем кашу.
– Я так и думал, – удовлетворенно произнес Миндаугас и, наполнив овсянкой две тарелки, поставил их на стол перед Мирославой и собой.
– Чем собираетесь заняться сегодня? – спросил Миндаугас.
– Надо бы прощупать жен Леонтия Свиридова.
– Да, неплохо, – согласился он.
– Вот и начну по порядку, то есть с первой его жены – Анны Геннадьевны Свиридовой. На ней Леонтий женился, когда девушка забеременела, что называется по залету.
– Но, вероятно, она нравилась ему? – предположил Морис.
– Да, я тоже думаю, что
