Андрей Легостаев - Дело о давно забытой пощечине
— Вы можете идти, — кивнул ему Мейсон, усаживаясь напротив Краудера.
— Я имею право на конфиденциальную беседу с клиентом.
Надзиратель с недовольным лицом отошел к дальнему концу стола.
— Доброе утро, Дункан, — улыбнулся адвокат.
— Доброе утро, Мейсон, — кивнул тот. — Я все обдумал сегодня ночью, я почти не спал. Я решил, что от вас ничего не скроешь. Я решил просить вас кое о чем, что для меня предельно важно. И вы должны это понять. Но сперва я вам расскажу все, что произошло. Я…
— Подождите, Дункан, — внезапно остановил его Мейсон. — Вы сами заняли именно это сиденье?
— Надзиратель посадил, а какое это имеет значение?
— Резко вставайте и садитесь на крайнее место слева. Здесь наверняка спрятан микрофон.
Они оба встали.
— Эй, — закричал надзиратель, мгновенно встрепенувшись. — Что вы делаете? Это не положено.
— Мне положено разговаривать с клиентов без подслушивания, — резко ответил Мейсон. — Вы хотите, чтобы я сейчас вызвал представителей суда и они нашли под этим местом микрофоны?
Надзиратель ни слова не говоря отвернулся, словно дальнейшее его не касалось. Работу терять, даже такую, никто не хочет.
Мейсон и Краудер уселись подальше от того места.
— Надеюсь, здесь микрофон не установлен.
— Они могли оборудовать весь стол, — заметил встревоженный Краудер, которому отнюдь не хотелось исповедоваться перед кем-либо, кроме Мейсона. — Слишком легко он отступил.
— Хорошо, — согласился Мейсон. — Везет лишь тем, кто достоин, произнес он любимую поговорку. — Я вызываю представителей суда.
Он встал и вышел в комнату с телефоном.
Через три четверти часа, за которые адвокат успел выкурить семь сигарет, они смогли снова усесться друг против друга, не беспокоясь, что их подслушивают. Новый надзиратель с судебным клерком расположись поодаль, чтобы до них не доносились слова адвоката и его клиента.
— Я слушаю вас, Дункан, — предложил начать разговор Мейсон. — Так что все же произошло?
— Мейсон, вы должны дать мне слово, что выполните мою просьбу.
— Пока я вас не выслушаю, никаких слов я давать не буду, — твердо заявил Мейсон. — Я ваш адвокат, и я уже дал слово вашему отцу, что сниму с вас все обвинения.
— Ладно, — опустил голову арестованный, — я вам расскажу все как было и решайте сами. Другого выбора вы мне не оставили.
— Я слушаю, — повторил Мейсон.
— Вы знаете, что я был женат десять лет назад и ожидал ребенка? — спросил Краудер.
— Да, ваш отец рассказывал. Я сочувствую вам, Дункан.
— Сочувствуете? Если бы вы знали, что я пережил, Мейсон! Я сходил с ума, я хотел застрелиться, я чуть не взрезал себе вены! Если бы только Линда сказала мне, что тот мерзавец направляется к ней, я бы… Я бы бросил все, я бы задушил его голыми руками. Вы бы видели Линду, когда я ее нашел — на ней живого места не было, вся в синяках.
— Нападавшего поймали? — поинтересовался Мейсон.
— Что? — не понял Краудер, которому очень тяжело было вспоминать события тех дней. — А его-то? Да, поймали и осудили, по-моему дали восемь или десять лет тюрьмы…
— То есть, он недавно освободился? — переспросил адвокат.
— Не знаю. Мне нет до него дела. Я потерял Линду и ребенка. Если бы она не была беременна, Мейсон, ничего бы фатального не произошло, он не нанес ей серьезных повреждений, просто избил. Но у нее начались преждевременные роды и в больнице она родила мертвого младенца и погибла сама. Мне невозможно это вспоминать… Обессиленное, изможденное страдающее лицо Линды стоит перед глазами… — Дункан закрыл лицо руками.
— Это имеет какую-нибудь связь с настоящим? — прервал тягостное молчание Мейсон.
— Вы все поймете, — ответил Краудер. — Я после смерти Линды был в шоке, я думал, что больше никогда не смогу полюбить.
— И все-таки встретили женщину?
— Да. Почти четыре месяца назад. Ее зовут Маделин Белл. Я полюбил ее с первой встречи, она… Нет, Мейсон, я не могу вам объяснить, это надо чувствовать. У меня словно оттаяло сердце. Она такая… такая женственная. Но у нее умер муж, она была моложе его почти на двадцать лет и скрылась в нашем городе подальше от любопытных глаз. Она жила в отеле и вела очень скромный образ жизни. Я влюбился как мальчишка, я водил ее в рестораны, но она старалась не мелькать у всех на глазах и мы ездили на уик-энды в Сили или Империал, где нас никто не знал. Это было словно безумие, Мейсон, у меня и работа пошла лучше, я словно обрел второе дыхание. И я сделал ей предложение выйти за меня замуж.
— И что она ответила? — с интересом спросил Мейсон.
— Она согласилась. Она тоже полюбила меня всем сердцем. Но до окончания траура по ее мужу оставалось два месяца и мы решили подождать с регистрацией брака. Она уговорила меня не сообщать об этом никому, даже отцу. И, наверное, никто и не знал, что мы встречались. В тот вечер мы остановились в мотеле под Империалом и на самом деле стали мужем и женой, пока в гражданском браке. Это были лучшие мгновения моей жизни, Мейсон. А потом появился этот Деннен и все пошло крахом.
— Что именно случилось?
— В один ненастный вечер Маделин приехала прямо ко мне на квартиру, раньше она никогда не была у меня. Она была просто в отчаянии, не находила себе места и приехала ко мне за помощью. Конечно, я решил… Да я просто обязан был помочь ей, чтобы не случилось. Она сказала мне, что беременна. От меня, Мейсон, вы понимаете? В ней растет новая жизнь моя! Мой сын или дочь. И я обязан уберечь ребенка от опасностей любой ценой. Она не хотела мне сообщать об этом, но ее вынудили обстоятельства…
— И какие именно обстоятельства? — спросил Мейсон, увидев, что Краудер замолчал.
— Случайно ее встретил в отеле этот самый Барри Деннен. Понимаете, ей было очень тяжело мне во всем признаваться, она боялась, что я отвергну ее. Глупышка, да разве я способен на предательство?
— Кто не способен на предательство, может быть способен на глупость, — тихо проворчал Мейсон себе под нос.
— Что вы говорите?
— Ничего, Дункан. Продолжайте, я вас слушаю.
— Оказалось, что когда Маделин была совсем юной девушкой, она вышла замуж за этого самого Барри Деннена, не знаю уж чем он закружил ей голову. Он оказался подлецом и скрылся вместе со значительной суммой денег, доставшейся Маделин от умершей матери. Я сильно подозреваю, что не с одной Маделин он проделал подобный фокус…
— Да, такой тип аферистов мне очень хорошо известен, — кивнул Мейсон, приходилось сталкиваться.
— Так вот, он встретил ее сейчас, почти через пятнадцать лет, и предъявил ей старое брачное свидетельство. Она не могла выходить замуж за Белла, поскольку развод с Денненом не был оформлен. Она тогда, давно, даже не задумывалась об этом, поскольку вместе с Денненом она не прожила и недели. Это нам с вами хорошо известны все юридические тонкости, а ей это даже в голову не приходило. Почти через десять лет она вышла замуж за богатого землевладельца и скотовода, недавно унаследовав все его состояние, на которое, оказывается, теперь не имеет прав. Но ее больше пугала не потеря наследства, а позор. Деннен шантажировал ее, обещая придать огласке всю эту историю. И она пришла посоветоваться ко мне. Больше ей идти было не к кому.
— Что сделали вы?
— Я психанул, Мейсон. Второй раз моему ребенку угрожает какой-то мерзавец. Я просто вышел из себя. Я сказал ей, что сам найду его и поговорю, что, на крайний случай, у меня есть пистолет — отличный аргумент для уговоров таких беспринципных типов, как Деннен. Она испугалась. Она умоляла меня не вмешиваться, а просто посоветовать, что ей делать…
— Но ведь можно было обратиться в суд и признать брак незаконным.
— На это требуется время. А он мог покрыть ее позором немедленно.
— Как поступили вы?
— Я сказал, что разберусь с мерзавцем. Она умоляла не делать этого. А потом потребовала, чтобы я отдал ей мой пистолет.
— Зачем?
— Она сказала: чтобы я не наделал глупостей.
— И вы отдали?
— Да и это больше всего беспокоит меня, Перри.
— Хорошо, вы разговаривали с Денненом?
— Я искал его целую неделю. Никак не мог найти. Маделин звонила мне в слезах, отказывалась от встреч — она плохо чувствовала себя от волнения и почти не вставала с постели.
— Вы звонили в контору Деннена?
— Конечно. Я искал его.
— И все-таки нашли?
— В то утро Маделин позвонила мне и сказала, что уговорила Деннена встретиться с ее адвокатом, то есть со мной. Она сказала, что он ждет меня в конторе в полдень.
— Это было семнадцатого июня?
— Да, — кивнул Краудер.
— Продолжайте, — попросил Мейсон.
— Я отправился к нему в контору и спросил, что он себе позволяет.
— Вы разговаривали на повышенных тонах?
— Не помню. Я был слишком взбешен. Наверное.
