Аркадий Адамов - Последний «бизнес»
— В любви?!.
Андрюша чувствовал, как у него разрывается сердце от переполнявшей его этой самой любви, а она, оказывается, может говорить об этом так спокойно и так несправедливо.
— Что ты понимаешь в любви! — с тоской прошептал он. Да во все века, если хочешь знать, люди любили одинаково. И… и ревновали тоже. Мне рассказывали в уголовном розыске, как один хороший парень из-за любви…
Марина тихо рассмеялась.
— Вот ты где, оказывается, черпаешь сведения о настоящей любви… Ты все-таки очень смешной, Андрюша. Пойдем со мной. Там ты с ними поспоришь.
— Я с ними не там поспорю, — угрожающе и зло ответил Андрюша. — Не под их дурацкую музыку.
— Да ты ее не слышал даже.
— Все равно дурацкая, даже вредная. Для этого ее слышать не надо. Я и так знаю. А ты… Я в тебе очень разочаровываюсь. Все! Иди куда хочешь.
Он резко отвернулся и уткнулся в книгу.
— Пожалуйста, — с деланным равнодушием ответила Марина, но в голосе ее все же звучала обида. — Я тебя не просила ни очаровываться, ни разочаровываться. Просто у нас разные взгляды на жизнь.
Она тоже отвернулась.
Несколько минут оба пытались читать. Потом Андрюша придвинул к себе тетрадь и принялся что-то поспешно писать на чистом листе. Перечитав, он зачеркнул написанное, подумал и снова стал писатьторопливо, взволнованно и неразборчиво. Марина краешком глаза следила за ним.
Андрюша в третий или четвертый раз перечеркнул и снова написал что-то, потом вырвал лист и, сложив его вчетверо, придвинул Марине.
Марина развернула записку и с трудом прочла: «Учти, я к тебе отношусь по-тургеневски. Но твои взгляды я уважаю. Ты, по-моему, очень хорошая. Пожалуйста, я готов пойти с тобой к ним. А примут они меня?»
Марина поспешно сунула записку в сумочку и обрадованно прошептала:
— Пойдем, Андрей. Они тебя примут. Ведь ты тоже очень хороший. И там так весело!
Она встала и принялась собирать книги. Андрюша, красный от волнения, сумрачно поднялся вслед за ней.
Они сдали книги, и Андрей все так же молча спустился вслед за Мариной по лестнице, чувствуя, что презирает себя за малодушие и беспринципность.
Наконец он не выдержал и уже в дверях остановился. Марина тревожно оглянулась.
— Не могу, — мрачно сказал Андрюша, не поднимая глаз. Я все-таки не пойду. Это… это с моей стороны будет подлость.
— Ну почему же подлость? Ведь ты со мной идешь?
Марина смотрела на него жалобно и огорченно.
Андрюша собрал все силы и твердо ответил:
— Подлость по отношению к самому себе.
— Как ты все усложняешь, Андрюша! Так невозможно!
Андрюша грустно покачал головой.
— По-другому я не могу.
— Ну и ладно! — рассердилась Марина. — А я пойду.
Она повернулась и быстро выбежала на улицу.
Андрюша с тоской посмотрел ей вслед, и ему опять, в который уже раз, показалось, что все рушится в его жизни. И вообще на кой черт ему нужна такая жизнь, без Марины?
Таран встретился с Червончиком в самом начале улицы Славы, около Приморского бульвара. В густой тени огромного клена он еле различил его тщедушную фигурку. Червончик лихо сдвинул на затылок шляпу и, взяв Тарана под руку, сказал:
— Полный вперед! Нас уже ждут. А тебя персонально ждет одна очаровательная особа.
— Откуда она меня знает? — обеспокоенно спросил Таран.
— Только с моих слов. Такую рекламу выдал, будь здоров, — засмеялся Червончик. — Иначе нельзя. Без паблисити нет просперити!
— Это что же значит?
— Американский принцип: без рекламы нет процветания. Здорово?
— Вообще-то, конечно, — не очень уверенно ответил Таран.
Ему было не по себе в этот вечер. Впервые он подвел, обманул ребят. Ведь ему надо быть сейчас совсем в другом месте. Там его действительно ждут.
«В конце концов имею я право на личную жизнь? — убеждал он себя. — Некоторые другие тоже имеют».
При мысли об Ане его разбирало зло и упреки совести окончательно отступили.
Некоторое время шли молча, причем Таран старался держаться по возможности в тени деревьев, обходя людные места.
Червончик одобрительно заметил:
— Избегаешь компрометажа?
Они свернули в одну из улиц, стороной миновали ярко освещенный кинотеатр, затем оказались на другой улице и вскоре подошли к подъезду высокого нового дома.
Дверь им открыл Валерий. Увидев Тарана, он воскликнул:
— О, кого я вижу?! Рад, сердечно рад! Прошу.
Ребята вошли в большую полутемную комнату.
Только в дальнем углу ее горела настольная лампа под плотным абажуром.
На круглом столе возле дивана валялись пачки сигарет, поблескивали целлофановые обертки от жевательной резинки, стояли замысловатые бутылки с пестрыми, незнакомыми этикетками.
Таран узнал сидевшего на диване Жору, возле него полулежали, облокотившись на подушки, две девушки и еще какой-то паренек в пестрой рубашке.
В стороне на кушетке сидела Марина — ее Таран тоже узнал — и о чем-то оживленно болтала с мордастым толстым парнем в черном костюме с белым галстукомбабочкой. Рядом с ними, около радиолы, столпились еще несколько молодых людей и девиц.
В комнате было шумно, накурено. Радиола играла что-то бравурное, бьющее по нервам и совсем незнакомое.
Жора поздоровался с Тараном весело, как со старым знакомым, и представил своих соседок.
— Это Стелла, — указал он на высокую яркую девушку с капризным лицом, и та ослепительно улыбнулась ему, изящно протянув тонкую обнаженную руку. — Жемчужина Черноморья, галантно добавил Жора, целуя девушку в плечо, потом указал на вторую свою соседку. — А это Кира. Шаловливая наша малютка. Знал бы, как она ждет тебя!
И Жора многозначительно подмигнул Тарану.
Невысокая, чуть полная девушка с большими карими плутоватыми глазами и курчавой копной каштановых волос задорно ответила, смерив Тарана быстрым взглядом:
— Ваши друзья говорили о вас слишком много хорошего. Это интригует. Садитесь.
Она подвинулась, освобождая Тарану немного места возле себя. Он сел, невольно опершись рукой на ту же подушку, что и она, и чувствуя сквозь рубашку волнующую теплоту ее плеча.
— Подбалдим? — спросил Жора, берясь за бутылку.
— За новых друзей движения! За модерн! — воскликнул Валерий, приветственно поднимая рюмку.
Все шумно подхватили тост.
Валерий развалился в кресле, положив ноги на край стола, и, обращаясь к Марине и Анатолию, продолжал прерванный приходом новых гостей разговор:
— Я утверждаю: они задушат газету. И это террор, черная реакция! Где их хваленая свобода слова? Я, кажется, не поджигатель войны!
— Правильно! — откликнулся с дивана Жора. — Война мешает бизнесу!
Валерий раздраженно махнул рукой.
— Я не о том! Итак, я не поджигатель войны. Но позвольте мне иметь свое мнение о живописи, например. Меня, скажем, волнует это, — он указал на одну из висевших репродукций, нервное сплетение стрел, каких-то молний, трепещущих линий. — Это искусство нашего двадцатого века. Тебя это волнует? — неожиданно обратился он к Тарану.
Василий посмотрел на репродукцию, где в фантастическом бедламе перемешались зеленые, красные, желтые линии, кляксы и брызги, и невольно пожал плечами.
— Разве здесь поймешь чего-нибудь?
— И не надо понимать, надо чувствовать! Воображать! Ассоциировать наконец! Здесь же вся наша жизнь! Это ты чувствуешь?
Таран усмехнулся.
— Я нашу жизнь по другому представляю. А этот… узор, может, на юбку какой девчонке сойдет. И то не всякая наденет, постесняется.
— О ортодокс! — насмешливо воскликнул Анатолий. — О плоды воспитания!
Валерий убежденно продолжал:
— Абстракционизм — это модерн, это знамя века. Он рождает, к вашему сведению, новые формы всюду. Вот литература, например. Кому нужен теперь неторопливый, последовательный рассказ, копанье в душе и психологии героя? Вот я читал недавно. Все летит вверх дном! Сюжет — в клочья! Логика развития характеров — тоже! Никакой психологической волынки!
— Да, да, колоссально! — подхватил Анатолий.
Валерий иронически улыбнулся.
— А официальная критика отнеслась отрицательно.
— Чепуха! — Анатолий раздраженно махнул рукой.
— Мне тоже это не понравилось, — заметила Марина.
— Детка, — с усмешкой обратился к ней Валерий, — оставь это для собрания. Там она нам всем не понравится. А здесь будем искренни.
Марина покраснела.
— Я всюду говорю искренне. Ненавижу лицемеров, — и упрямо повторила: — Мне не понравилось. Вот и все!
Жора вскочил с дивана и, притопывая, залихватски пропел:
Дайте прочесть, дайте прочесть!Пошлую преснятину ведь надо же заесть!
Валерий, улыбаясь, вышел из комнаты и через минуту торжественно вручил ему журнал.
— Подбалдить! Немедленно подбалдить! — закричал Жора. Виват! Ура! Банзай!..
