Миссия в ад - Дэвид Балдаччи
Она не знала, сколько еще северокорейцев думают так. Но знала, что тех, кто высказывал подобные взгляды вслух, отправляли в трудовые колонии.
Не сомневалась в этом ни секунды.
Потому что именно за это ее родителей сослали в Йодок. Она выросла там. А ее семья погибла. Она выжила – единственная из всех.
Но заплатила страшную цену.
Ей пришлось убить всю свою семью, чтобы заслужить право на жизнь.
Глава 15
Роби смотрел на Рил.
Рил таращилась в пол.
Была полночь; с их приезда прошла неделя. После психологического тестирования их ждали новые испытания на выносливость, еще трудней предыдущих. Им дали немного воды и пищи и притащили сюда, потных и измотанных, обескураженных. В следующие дни они бесконечно тренировались, а потом валились без сил на свои койки, чтобы поспать пару часов, прежде чем их стащат с постелей и все начнется заново.
Сегодня они освободились относительно рано. И впервые за всю неделю у них появилась возможность поговорить наедине.
– Как у тебя прошло с мозгоправом? – спросил Роби, наконец прерывая молчание в их крошечной общей каморке.
– Потрясно, а у тебя? – саркастически поинтересовалась она.
– На самом деле мы говорили в основном о тебе.
Она подняла на него глаза, а потом перевела взгляд на ближайшее подслушивающее устройство. Одними губами произнесла: «Здесь? Сейчас?»
Он оглядел комнату – включая видеокамеры, вмонтированные в стены. Потом перевернул свой матрас, накрывшись им так, чтобы заслониться от наблюдения. Сделал ей знак пересесть на другой конец койки, лицом к нему. Она послушалась, с любопытством таращась на Роби.
Он начал использовать язык жестов. Их обоих обучали этому, поскольку безмолвные переговоры могли сильно помочь в полевых условиях.
Знаками он сказал: «Маркс – целиком и полностью человек Эвана Такера. Мы вряд ли выберемся отсюда живыми. Может, попробуем сбежать?»
Рил обдумала его слова и знаками же ответила: «Это даст им отличный предлог убить нас без всяких последствий».
Он вздохнул: «Значит, сидим тихо?»
«Я думаю, нас оставят в живых».
«Какой у тебя план?»
«Перетянуть Маркс на нашу сторону».
Глаза Роби широко распахнулись: «Как?»
«Мы мучаемся тут вместе».
«Ты вела себя с ней как последняя сука. А теперь попробуешь переобуться?»
«Я была с ней сукой по той самой причине, которая дает мне основание переобуться убедительно. Если она думает, что я ее ненавижу, это может сработать. Начни я подлизываться к ней, она бы сразу меня заподозрила».
Роби ее объяснение не убедило.
Рил показала знаками: «Какие еще варианты у нас есть?»
«Никаких, – ответил он. – За исключением смерти».
В этот момент дверь распахнулась и к ним ворвалось с полдюжины вооруженных мужчин. Роби и Рил сковали наручниками и выволокли из комнаты. Их погнали друг за другом по длинным коридорам с такой скоростью, что ни Рил, ни Роби не могли сообразить, в каком направлении движутся.
Открылась какая-то дверь, и их затолкали внутрь. Дверь захлопнулась у них за спиной, и другие руки схватили их. Рил и Роби оторвали от пола и уложили каждого на длинную доску.
Комната освещалась слабо, но они видели друг друга, разделенные всего парой дюймов. Оба знали, что будет дальше. Их привязали к доскам, потом наклонили доски вниз. Их головы погрузились в огромное корыто с ледяной водой. Их держали там столько, что вполне можно было утонуть.
Когда их подняли из воды, то оставили ноги выше головы. Потом положили им на лица тонкие тряпки и стали лить ледяную воду. Она быстро пропитала ткань и начала проникать им в рот и в нос. У обоих сработал рвотный рефлекс, они стали кашлять и отплевываться. Вода продолжала течь. Они кашляли и рыгали. Вода продолжала течь. У обоих началась рвота.
Тряпки приподняли и позволили им сделать три-четыре нормальных вдоха, прежде чем опустить тряпки обратно. Снова полилась вода – с тем же результатом. То же самое повторялось в следующие двадцать минут.
Роби и Рил вытошнили то немногое, что было у них в желудках. Теперь их рвало желчью.
Они так и лежали на досках с тряпками ни лице. Не знали, когда вода польется снова, – это было частью техники. Никакие тренировки в мире не могли спасти от ужаса пытки водой.
Они лежали, хватая ртом воздух, дергаясь в своих путах, с грудью, ходящей ходуном.
Обычно на этом этапе начинался допрос. Роби и Рил оба помнили об этом и гадали, какого рода допрос им предстоит.
Свет стал еще слабее, и они приготовились к тому, что могло ждать их дальше.
Голос сказал:
– Это может закончиться. Выбор за вами.
Говорила не Аманда Маркс. Голос был мужской, и они его не узнавали.
– Что надо делать? – прохрипела Рил.
– Подписать признание, – ответил голос.
– Признание в чем? – спросил Роби, сплевывая рвоту изо рта.
– Для Рил – в убийстве двух сотрудников ЦРУ. Для вас – в пособничестве ей. И в государственной измене.
– Вы адвокат? – рявкнула Рил.
– Мне нужен ваш ответ.
От следующей реплики Рил мужчина невольно прищелкнул языком. Потом ответил:
– Боюсь, я такое просто физически не смогу сделать. Но, как я понял, это можно считать ответом.
Последовали еще двадцать минут пытки водой.
Потом им позволили продышаться и задали тот же вопрос.
– Это может прекратиться, – сказал голос. – Вам только надо поставить подпись.
– Наказанием за измену может быть смертная казнь, – прохрипел Роби. Он повернул голову набок, и его вырвало желчью. Его мозг грозил вот-вот взорваться, легкие невыносимо жгло.
Рил вмешалась:
– Тогда за каким чертом это нужно?
– Нужно, поверьте мне. Вам дадут большие тюремные сроки, но не казнят. Таковы условия сделки. Просто подпишите признание. Оно уже готово. Достаточно поставить подпись.
Ни Рил, ни Роби не ответили.
Пытка продолжалась еще двадцать минут.
Когда все закончилось, оба лежали без сознания. Это был единственный способ положить мучениям конец. Тело просто отключалось. А пытать человека без сознания не имело смысла.
Зажегся свет, и мужчина окинул взглядом пару агентов, привязанных к доскам.
– Целый час. Впечатляет, – сказал он.
Его звали Эндрю Вайола. До прошлого года он работал главным инструктором в Пекле, а до того был легендарным полевым агентом ЦРУ и участвовал в большинстве самых сложных и опасных миссий за последние четверть века. Вскоре ему исполнялось пятьдесят. Он оставался спортивным и подтянутым, только в волосах сквозила