Поэзия убийства - Наталия Николаевна Антонова
Наполеонов тихо вздохнул и спросил обиженно:
– Ты чего?
– Да вот соскучилась, – радостно объявила Мирослава и, не дав открыть ему рта, добавила: – Пирожки тебе принесла от Мориса.
– Пирожки? – недоверчиво переспросил он. Когда она положила на его стол приоткрытый пакет, блаженно улыбнулся: – От Мориса. – И тут же вскочил с места, подбежал к двери и закричал: – Элла! Будь доброй феей! Принеси чай!
– Сколько? – спросила Русакова.
Шура оглянулся на Мирославу. Та покачала головой, давая понять, что пить чай не будет. И тогда Шура крикнул:
– Побольше!
Элла принесла чай в огромной кружке с изображением довольного бегемота, запечатлённого на одной из её сторон.
– Спасибо, Элла! – воскликнул следователь.
– Шур… – тихо протянула Мирослава, и Наполеонов, опомнившись, кивнул на пакет: – Элла, угощайся!
– Спасибо, не откажусь, – ответила девушка и взяла один пирожок.
– Бери ещё, – расщедрился Наполеонов.
– Спасибо, но вы, Александр Романович, не должны забывать, что я не замужем и мне нужно следить за фигурой.
– Это правильно! – с явно преувеличенным энтузиазмом одобрил Шура решение девушки.
Элла улыбнулась и подмигнула Мирославе, детектив подмигнула ей в ответ. Секретарь скрылась за дверью.
– Ух уж эти женщины, – проворчал Наполеонов, заметивший их перемигивание, – строят заговоры на ровном месте.
– Ты ешь, Шурочка, ешь, – ласково проговорила Мирослава.
– Говори, зачем пришла, – потребовал Наполеонов с полным ртом.
Мирослава присела на стул и спросила:
– Как там твой подозреваемый?
– Какой такой подозреваемый? – сделал вид, что не понимает, Наполеонов.
– Иван Терентьевич Костомаров.
– А тебе зачем?
– За надом.
Как ни странно, Наполеонова удовлетворил такой ответ, и он ответил:
– Твердит, что не убивал Тавиденкова. При этом честит его всякими нехорошими словами. Я ему говорю, что так нельзя. Надо соблюдать приличия.
– А он?
– Он орёт в ответ: «Плевать я хотел на все ваши запреты и приличия!» – Наполеонов неодобрительно покачал головой.
– Так, может, он и впрямь не убивал?
– Тебя что, нанял, что ли, кто-то, чтобы оправдать Костомарова? – Шура вопросительно посмотрел на подругу детства.
Она промолчала. И тогда он ответил сам себе:
– Пожалуй, нет, у всей родни Ивана Терентьевича не хватит денег, чтобы расплатиться с вашим агентством.
– Шура, ты мне лучше скажи, как Костомаров объясняет наличие его пальчиков на камне с кровью Тавиденкова?
– Понимаешь ли, какое дело, – Наполеонов неодобрительно нахмурился, – этот жучила Тавиденков, хоть о мёртвых и нельзя плохо говорить…
– Не бойся, говори, там во второй части изречения говорится, что правду говорить можно, какой бы она ни была, – развеяла его опасения Мирослава.
– Ну так вот, он, как барин своих крепостных, заставлял рабочих трудиться на его собственном подворье. И Костомаров благоустраивал эту клумбу, обкладывая её новыми камнями.
– Так выходит, его пальчики и на других камнях есть:
– Есть. Но одно но.
– Какое?
– Все остальные камни прочно сидят в своём земляном гнёздышке. А этот легко вынимается. Это говорит о том, что его вынимали только что.
– И что с того? Его мог вынуть кто-то другой.
– А отпечатки пальцев?
– Преступник мог работать в перчатках.
– Тогда получается, что он знал об отпечатках пальцев Костомарова на камне и постарался их не смазать…
– Преступнику могло просто повезти.
– В смысле?
– В том смысле, что отпечатки Костомарова не стёрлись. Но меня напрягает другое.
– Что?
– Почему Костомаров ничего не помнит.
– В том-то и закавыка, – согласился Наполеонов.
– Не мог же он напиться до такой степени.
– В принципе, почему нет… – усомнился следователь.
– Если он был так пьян, то убить Тавиденкова он точно не мог. Да и убийство какое-то постановочное. Сомневаюсь я, чтобы работяга мог до этого додуматься.
– А разве надпись на стене тебе ни о чём не говорит?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что современный рабочий класс зачитывается Маяковским? – улыбнулась Мирослава.
– Откуда мне это знать, – вздохнул Шура.
– Ладно. Надпись на стене сделана краской?
– Уж точно не кровью убиенного, – подтвердил её догадку следователь.
– Вы нашли магазин, в котором была куплена эта краска?
– Нашли. Но магазин огромный. Покупатель не расплачивался карточкой.
– Откуда это известно?
– Оттуда! Карточкой за краску вообще никто не платил.
– Где находится магазин?
– На восемнадцатом километре.
– За городом, – проговорила Мирослава.
– И что? Туда может смотаться любой, у кого есть свой автомобиль.
– У Костомарова есть свой автомобиль? – спросила она.
– Нет. Но и это ни о чём не говорит.
– Ладно. Где были куплены ананасы?
– С ними вообще засада. Их можно купить в любом супермаркете.
– В таком количестве?
– Если преступник не дурак, то он покупал их в разных магазинах.
– А рябчика?
– Этого выяснить не удалось.
– Он был ощипанным?
– Нет.
– Охотников в окружении подозреваемого нет, – скорее констатировала, чем спросила Мирослава. – Но они могли быть в окружении бизнесмена.
– Ты хочешь сказать, что он сам приобрёл этого рябчика, чтобы красиво обставить свою смерть?
– Не обязательно.
– Кто у Тавиденковых закупает продукты?
– Кухарка Лидия Фёдоровна Непалова. Мы уже опросили её. Ни ананасов, ни рябчиков она не покупала.
– Горничная у них тоже есть?
– Есть, Елизавета Андреевна Куропаткина.
– И что она?
– Плачет.
– Я не спрашиваю, что она делает, меня интересует, что она говорит.
– Ничего. Ровным счётом ничего!
– А Стелла Эдуардовна плачет?
– Не замечал. Хотя трёт сухие глаза кружевным платочком. Кстати, дочь Дарья тоже не плачет, хотя с лица аж почернела вся. Смотреть на неё страшно.
– Говорят, что она любила отца.
Наполеонов кивнул.
– Дети всяких родителей любят.
– Шур, а какие-нибудь следы на месте преступления были?
– Были, – нахмурился Наполеонов.
– Чьи? – оживилась Мирослава.
– Кабы знать! Там всё было затоптано, точно стадо слонопотамов топталось.
– Я предполагала, что в этот сарай мало кто заходил.
– Я тоже так предполагал, пока не узнал, что Тавиденков заставлял рабочих вместо работы на предприятии у себя на хозяйстве батрачить.
– Сатрап!
– Ещё какой! А мы теперь ищи, кто его прищучил.
– Найдём.
– Твоими бы устами…
– Да, да, мёд пить, – перебила она его. – А Костомарова, как я думаю, тебе скоро придётся отпустить.
– Я и сам не против, – отмахнулся следователь.
– Ты работай, Шурочка, я больше не буду тебя отвлекать. – Она направилась к двери.
– Ты так и не сказала, – крикнул он ей вслед, – чего ты лезешь в это дело? Не просто же так?
Мирослава остановилась у двери, повернулась и ответила с улыбкой:
– Догадайся сам.
– Вечно ты со своими загадками, – начал он возмущаться, но Мирослава уже скрылась за дверью.
Не признаваясь в этом даже самому себе, Наполеонов лелеял надежду, что Мирослава займётся расследованием убийства Тавиденкова. Ему было всё равно, кто её наймёт.
«Да хоть бы дочь Фрола Евгеньевича Дарья!» – озарило его.
