Полина Дашкова - Продажные твари
Несмотря на свои семьдесят лет, Денисова была полна сил, дом сверкал чистотой, а более ухоженного садика с цветником и орешником не существовало ни у кого на Студенческой улице. Но главное, она являлась блестящим физиономистом, имела острое зрение, чуткий молодой слух и превосходную память на лица. Как бывший театральный гример с тридцатилетним стажем работы, она запоминала такие детали, могла дать такой точный словесный портрет, добавив ряд тонких психологических замечаний, что полковник Константинов, работавший с ней уже десять лет, не мог нарадоваться на свою «ореховую бабушку».
Правда, весь блеск ее наблюдательности проявлялся исключительно в устной речи, при личном общении. Тамару Ефимовну необходимо разговорить, раззадорить вопросами. А письменные ее донесения, хоть и добросовестные, отличались краткостью и сухостью…
Арсюша очень удивился, не обнаружив Тамару Ефимовну на ее обычном месте:
— Куда-то пропала «ореховая бабушка»!
— Ну мало ли, может, к ней внуки приехали или чувствует себя плохо — все-таки пожилой человек, — пожала плечами Елизавета Максимовна.
Глеб Евгеньевич промолчал. Он знал, что «ореховая бабушка», слава богу, здорова и внуки с маленьким правнуком приедут к ней только в сентябре. Тамара Ефимовна просто поменяла место по его срочному приказу. Теперь она разложила свой стульчик напротив ворот Управления торговли, офиса, в котором находился рабочий кабинет кандидата в губернаторы Вячеслава Иванова.
Ставить наружников к квартире и даче Иванова опасно — «смежники» моментально навострили бы уши. Такое усиленное наблюдение нельзя не заметить. Да и чеченцы тоже не слепые. Кроме того, Константинов понимал — никаких серьезных контактов в оставшиеся до выборов дни у Иванова не будет. А «ореховая бабушка» имела задание проследить и вычислить других наружников, главным образом чеченских. Уж они-то должны стеречь офис своей марионетки.
В том, что Матвей Перцелай прав и именно Иванов является искомой марионеткой, полковник почти не сомневался. Помимо Мотиной информации и его «метода исключения», на эту версию работало еще и собственное чутье Константинова, подкрепленное подробностями личной жизни и финансовых дел Вячеслава Иванова.
Взять кандидата можно было в любой момент, и доказать его продажность не составило бы труда. Но арест Иванова мог спугнуть куда более серьезную птицу — Ахмеджанова. Поэтому полковник не спешил. Он не надеялся проследить бандита через марионетку — Ахмеджанов не дурак, через Иванова он не станет светиться. Но вот наблюдать за своей «покупкой» должен весьма пристально — не только через служащих офиса, но и через наружников. И при таком раскладе «ореховая бабушка» незаменима. Она могла угадывать людей, вычислять на расстоянии и замечала такие детали, какие не мог заметить никто, кроме нее, — даже самые тонкие профессионалы-наружники.
Никому не приходило в голову заподозрить в сухонькой интеллигентной старушке, торгующей орехами, секретного агента военной разведки. Таких старушек не стесняются, их чаще всего не замечают — если только не хотят купить орехов.
Несколько агентов-наружников по очереди вели капитана местной милиции Анатолия Головню. Из их докладов пока удалось понять только, что Головня используется в качестве «шестерки» и контакты его замыкаются лишь на пивном баре «Каравелла»…
Глава 11
Маша проснулась и в первые минуты не могла понять, где находится. Она села и огляделась. В комнате царил полумрак, шторы задернуты.
«Интересно, сколько же я проспала?» — подумала она, сладко потягиваясь. На тумбочке у большой деревянной кровати светился циферблат электронных часов. Они показывали половину двенадцатого.
Маша встала, прошлепала босиком по мягкому паласу, покрывавшему пол в спальне, подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. В глаза ударил солнечный свет.
В гостиной на журнальном столе лежала записка. «Машенька! Доброе утро. Кофе и чай — в буфете, еда в холодильнике. На пляж ты можешь пройти через калитку за домом, только обязательно запри дверь. Ключ на полочке в прихожей. Видеомагнитофон и телевизор включаются от пультов. На всякий случай — номер телефона ординаторской. Не скучай. Вадим».
Не успела Маша дочитать записку, затренькал звонок. Сотовый телефон лежал тут же, на журнальном столе. Маша осторожно взяла его в руки и не сразу сообразила, какую кнопку нажать.
— Алло! Машенька! — услышала она знакомый голос. — Как тебе спалось? Как ты себя чувствуешь?
— Доброе утро, Вадим Николаевич. Спасибо, все хорошо.
— Ты давно проснулась?
— Только что.
— Обязательно позавтракай как следует. Ты вчера целый день ничего не ела. Я забыл тебе написать: в буфете только растворимый кофе. Есть еще молотый, в мельнице у плиты.
— Спасибо вам большое, Вадим Николаевич…
— Машенька, мы же с тобой уже выпили на брудершафт вчера вечером. Давай на «ты» и без отчества. Все, мне надо идти, у меня сейчас операция. Я позвоню тебе, когда освобожусь.
Положив телефон на стол, Маша отправилась в ванную.
Увидев на полочке над раковиной нераспечатанный футляр с новой зубной щеткой. Маша вспомнила, что пакет с ее туалетными принадлежностями так и остался валяться на полу в сарае. Когда трясли рюкзак, пакет выпал, порвался, мыло, паста, зубная щетка — все рассыпалось по полу.
Маша вдруг с удивлением обнаружила, что вчерашний кошмар сейчас кажется каким-то далеким страшным сном. Нет, она все отлично помнила, каждую минуту, проведенную в том сарае, она теперь никогда не забудет. Но исчезло чувство страха и унижения. Появилось нечто новое, совсем другое: здоровая злость.
«Что съели меня? Растоптали? Сволочи безмозглые, твари бездушные! Я вам еще покажу!» — думала Маша, пока варила себе кофе в маленькой джезве.
Что и как она им «покажет», Маша, конечно, не знала. В самом деле, что и кому она может «показать»? Она не супермен, не агент ФСБ, не умеет стрелять даже из рогатки и уж тем более — прыгать с парашютом во вражеский тыл, не владеет ни карате, ни дзюдо. «Тоже мне, бравый десантник Маша Кузьмина!» — усмехнулась она, доставая из холодильника сыр и масло и усаживаясь за кухонный стол.
«И вообще, — строго сказала она себе, — надо занять у Вадима сто семьдесят тысяч, купить билет в плацкартный вагон и ехать в Москву. Хватит, отдохнула! Интересно, с каким лицом ты будешь просить у него эти сто семьдесят тысяч? — ехидно спросила она себя. — Человек тебя дважды спас, причем вчера — рискуя собственной жизнью. Деньги, между прочим, заплатил немаленькие, пятьсот долларов. Сто семьдесят тысяч ты ему вернешь, оставишь свой адрес, телефон. В Москве он наверняка бывает. А пятьсот долларов? Сразу это невозможно, только постепенно…»
Маша почувствовала, что в ней сейчас спорят два совершенно разных человека. «Раздвоение личности, — констатировала она, — а дальше — шизофрения!»
«Ты же ничего о нем не знаешь, — говорила личность номер один, ханжа и зануда, — ты думаешь, он просто так тебя спас, из благородных побуждений? Просто так ничего не бывает. Может, он вообще с этими бандитами связан, может, он тебя купил у них за пятьсот долларов?»
«Ага, в качестве рабочей силы, чтобы ты ему здесь полы мыла. Он ведь один живет, — посмеивалась личность номер два, значительно симпатичней. — Человек отбил тебя у бандитов, привез к себе домой накормил, напоил и спать уложил в свою постель. И заметь, сам рядом не прилег, пожалел тебя, дал оправиться от шока. Ему надо спасибо сказать, а не выдумывать всякие гадости».
«Не прилег, так приляжет, — не унималась личность номер один, — приедет завтра утром со своего дежурства, поспит чуток — и вперед с песней. Ты должна сразу сказать, что уезжаешь. Ты, конечно, ему благодарна, но не до такой же степени!»
Спор с самой собой стал надоедать. Маша знала это свое дурацкое свойство — от всякого конкретного вопроса уходить в казуистику, тонуть в пустых рассуждениях, а в итоге конкретный вопрос оставался без ответа.
«Ладно, я все равно не решу сейчас, уехать мне или остаться до двадцатого, на восемь дней. Больше ведь все равно нельзя. Я обещала родителям вернуться в Москву двадцатого. Но дело даже не в этих восьми днях…»
Маша не успела додумать, в чем именно дело. Зазвонил телефон.
— Кыто это? — услышала она в трубке чужой тяжелый бас.
— А с кем, простите, я говорю? — вежливо поинтересовалась Маша.
Последовала долгая пауза, она хотела уже нажать кнопку отбоя, но услышала:
— Гыдэ докытар? — у говорившего был сильный кавказский акцент, прямо-таки пародийный.
— Может, вы сначала все-таки представитесь? — мягко предложила Маша.
— Мынэ нада докытар! — ответили ей.
— Вадима Николаевича нет дома. Если хотите что-то передать, скажите. Я передам.
