Светлана Марзинова - Бриллиантовая пыль
ПОДКИНУЛИ! Это слово как будто обожгло ее разум. Сердце отчаянно забилось. Ведь изначально, как писали газеты, договор находился в портфеле у тети Нины! Получается, что он успел побывать в руках у преступника! Мало того — тот имел возможность подложить документ в ее сумку! Но где, когда, как это произошло? Договор — не монетка, не ключи, не какая-нибудь мелочь, которую можно незаметно сунуть в карман или опустить в сумку, просто стоя рядом. И преступник не какой-нибудь Копперфилд, чтобы творить чудеса и материализовать предметы в неожиданном месте. Чтобы вложить бумаги в Зоину папку, надо было ее достать из сумки. Открыть. Пристроить документ. Закрыть и вновь водворить на место. Для этого сумка должна оказаться без присмотра на какое-то время. Зоя лихорадочно вспоминала, когда такое могло произойти, ведь где бы она ни была, куда бы ни заходила, сумку из рук она не выпускала. Разве что только дома и… на работе! Выходило, что нигде, кроме как в конторе, подкинуть договор ей не могли. Она отчетливо вспомнила, как пошла вчера в теткин кабинет искать адрес СИЗО, как оставила свою сумку на стуле в приемной и как «эти ведьмы» о чем-то там переговаривались.
«Точно! — догадалась пораженная Зоя. — Значит, все же мымра! Или кто-то из ее подпевал — Рита или Ира. Или все вместе. Подкинули улику и стали скорее вызывать милицию — чтобы меня взяли, что называется, с поличным! Только вышло не совсем так. Это самое „поличное“ оказалось в руках милиции, а я пока на свободе. Пока… Так неужели все это задумала Заварзина? Избавилась от Легостаева, от Нины Львовны, а теперь решила и меня посадить в тюрьму? Конечно, ей это выгодно, не то я расскажу о ее махинациях!»
И Зоя снова вспомнила о бриллиантовой пыли. Если б только у нее остался пузырек! Она пошла бы и сама подсыпала этой мымре смертельного песочка в чай с молоком, который она так любит хлебать!
«Что же она за человек, эта Татьяна Николаевна? — размышляла девушка. — Какие она должна иметь связи, чтобы провернуть такое? Или на нее вышли враги Легостаева и тетки, чтобы, заручившись ее поддержкой, разделаться с обоими?» Но если так, то Зое ни за что не справиться с мымрой и с людьми, которые за ней стоят.
В голове у Зои вновь образовалась каша из предположений, догадок и гипотез. Сведения о Легостаеве, почерпнутые из Интернета, только добавляли в эту кашу перца. И то, что даже сегодня его имя не появилось в сообщениях прессы, говорило о каких-то высоких, грозных силах, которым выгодно скрывать вероятную связь совершенного убийства с его деятельностью. Или о тупости милиции?
Но что же делать ей, Зое? Жертве, случайно втянутой в коловращение больших разборок, огромных денег, теневых, а может быть, и — чем черт не шутит — государственных интересов? Так и ходить по улицам без документов, с низко опущенной головой, шарахаясь от каждого показавшегося впереди человека? Правосудия дожидаться, которое может никогда не восторжествовать?
Нет. Это не для нее.
Она уже знала, что ей следует предпринять.
Через два часа, стоя в телефонной будке и затравленно оглядываясь по сторонам, Зоя пыхтела в трубку:
— Ты видел, что про меня сегодня написали?
— Да. Я скоро приеду, и мы все обсудим.
— Я решила ехать в Архангельск.
— Удивительно, но мы одинаково мыслим.
— Что ты имеешь в виду?
— Я тоже об этом подумал. Больше того — я еду с тобой.
— Что-о-о?
— Одна ты не справишься. Я уже договорился на работе, меня отпустят.
Заморочнов уже поужинал и собирался посмотреть по телевизору какой-то боевик, когда на его мобильном раздался звонок и высветился номер Саватеева.
— Лешка, ты где? — орал Димон в трубку.
— Почти в кровати, где еще.
— Бери ноги в руки и на Ярославский вокзал! Похоже, нашу девочку задержали!
— Не может быть! — не поверил ему старлей. В глубине души он был почему-то уверен, что Зоя слишком умна, чтобы так запросто попасться.
— Почему это не может? Очень даже может! По описанию — она, наша Журавлева: стриженая, нечесаная, худенькая, в джинсовом костюме. Главное — без документов! Стояла у касс дальнего следования. И парень с ней был высокий, черноволосый, только он убежал. Журналист ее, как пить дать.
— Я еду.
— Давай, я тоже туда. Минут через сорок встречаемся в метро на Кольцевой, в центре зала.
Алексей быстро собрался, чмокнул в щеку мать и помчался бегом через пустырь к остановке метро. Ехал и ловил себя на мысли, что ему одновременно и хочется, чтобы задержанная оказалась Зоей, и не хочется. Хочется потому, что ее допрос совершенно необходим следствию, она даст новые сведения об убитой, о «Резерв-технике» и разъяснит наконец причины, из-за которых попала в число подозреваемых. А не хочется потому, что в милиции ее задавят, сломают, заставят признаться в том, чего она не совершала. Ведь им придется ее арестовать. И он не сомневался, что Никоненко в своем стремлении закрыть дело разрешит применять к ней любые, самые жесткие методы допроса. Пара дней в камере — и девчонке конец. И никакой задиристый характер ее не спасет, там она в чем хочешь признается. Никоненко с ней канителиться не будет — это Алексей чувствовал всем своим нутром. Скоро конец полугодия, и начальнику ну просто смерть как необходимо хотя бы одно громкое дело раскрыть.
С таким вот черным, мрачным предчувствием Заморочнов входил в линейное отделение милиции Ярославского вокзала.
На скамейке «обезьянника» сидела «джинсовая» девушка лет шестнадцати — сжавшийся худенький воробышек. По коленке ее оглаживал бомжеватого вида мужик и лыбился чернозубым ртом. А она сжимала в руках рюкзачок, похожий на школьный, и жалась к углу; из ее огромных глаз текли слезы.
— Наша! — обрадованно воскликнул Саватеев.
— Дяденьки, выпустите меня отсюда! — рванулась девчонка к решетке.
Заморочнов глянул в ее полные слез зеленые глаза и вспомнил другие — серые, цвета червленого серебра. От души отлегло, а сердце ухнуло куда-то вниз.
— Не наша, — обернулся он к товарищу. — Это не она!
— То есть как это? Да Журавлева это!
— Меня Таня зовут, Бобанская, — жалобно пискнула девчушка.
Она действительно была очень похожа на Зою — такие же коротко стриженные взлохмаченные волосы, такой же джинсовый костюмчик. Даже в чертах лица было что-то общее. Только глаза, пожалуй, и были основным различием.
— Ты Журавлеву близко видел? — уняв стук сердца, спросил старлей Саватеева.
— Близко — нет. Ну так фото же было!
— А я с ней лицом к лицу стоял. Это не она, повторяю! — отрезал Заморочнов.
Но Димону очень уж не хотелось прощаться с надеждой, что преступница поймана. И он, все еще в сомнении, достал из внутреннего кармана пиджака копию ее фотоснимка.
— Да ты погляди, Лешка, как похожа-то…
— У той глаза серые, а у этой — зеленые.
— Да тут же не разберешь, какого они цвета, — ворчал Димон, вглядываясь в копию, — фотка-то черно-белая. — Он все всматривался в лицо воробышка за решеткой, сравнивая его с фотографией, и наконец разочарованно признал: — Да, это не наша.
— Отпустите девчонку, — обратился Заморочнов к дежурным по отделению. — Она ведь ничего не сделала?
— Да нет, только по ориентировке и задержали. Выпустим, — отозвались те, — только личность установим.
— На что она вам сдалась, видно же — мамина дочка какая-то. — И обратился к ней: — Ты почему так поздно по вокзалам ходишь? И что за парень с тобой был, почему удрал от милиции?
— Я домой еду, в Сергиев Посад. Вовка провожал меня на электричку. У него… это… регистрация просрочена, — потупив глаза, пояснила девчушка. — Вот он и испугался — начнут документы проверять, придерутся, оштрафуют. Сами ведь знаете, — умоляющим голосом оправдывалась она.
— Оно вам надо — держать ее тут всю ночь? — повернулся Заморочнов к милиционерам. — До утра ведь придется ждать, пока по паспортному столу пробьете…
— Ой! А вы бабушке моей в Посад позвоните, она вам подтвердит, кто я такая, и паспорт привезет, — опомнилась девчонка.
Милиционеры переглянулись — перспектива звонить в другой город или ждать, пока за девчонкой приедет родня, выглядела весьма безрадостной. И дежурный капитан загремел замком и засовом:
— Ладно уж, иди, да в следующий раз документы с собой вози!
Воробышек подхватил вещички и, утерев слезы, радостно упорхнул.
Заморочнов с Саватеевым вышли на улицу. Дима закурил.
— Зря, выходит, промотались…
— Да уж… Опять неудача.
— Ну что, по домам? Время уже к полуночи.
— Ага. До завтра, Димон.
В действительности «удача» оперативников в это время была очень близко. В эту самую минуту Зоя и Гена находились совсем рядом — в двухстах метрах, на перроне Ярославского вокзала… но их словно опять охраняла чья-то невидимая рука.
