Иван Любенко - Черновик беса

— Конечно-конечно, не беспокойтесь.

Толстяков вызвал кучера, и вскоре экипаж стоял перед домом. Лошадки били копытами в предвкушении прогулки. Им надоело долгое стояние в конюшне.

Появился Ардашев. На нём был тёмный костюм, чёрные туфли и шляпа. Не забыл он и любимую трость. Присяжный поверенный легко запрыгнул в ландо, и возница тронул лошадей.

Дождавшись, когда адвокат скроется из виду, Толстяков натужно вздохнул и пошёл в дом, с трудом вспоминая, где же всё-таки хранится оружие.

Глава 13. Пароход в Поти

Пароход «РОПиТа» «Император Николай II» принял последнюю фелюгу, перевозившую пассажиров от сочинского причала, и, издав длинный гудок, лёг на заданный курс.

Красный солнечный шар опустился над морем, озарив небо девственным нежно-розовым светом. Низкие облака зависли над водой, вобрав в себя и тёмную синеву опускающихся сумерек и тишину уходящего дня. Прибрежные горы, заросшие густой зеленью деревьев, казались карликами по сравнению с рядами снежных вершин, сиявших то лиловым, то красноватым отблеском.

Пароход имел шестьдесят одно место в каютах первого класса и тридцать девять во втором. На крытой тентом, палубе было отведено двести сорок пять мест для пассажиров третьего класса. Одна паровая машина мощностью в три тысячи четыреста лошадиных сил обеспечивала скорость в двенадцать с половиной узлов. Построенный в Англии в 1895 году «Император Николай II», считался вполне современным судном, исколесившем к тому времени не только всё Средиземноморье, но и добравшийся аж до самого Владивостока. Билет от Сочи до Поти стоил семь рублей восемьдесят копеек, но для первого класса был ещё и дополнительный сбор за ресторан.

Клим Пантелеевич Ардашев, стоявший на палубе, пожалел, что не обладает даром художника. Ведь чёрно-белый фотографический снимок не в состоянии передать всю природную красоту уходящего дня. С того момента, когда солнце спряталось, минуло всего несколько минут, а морской пейзаж изменился до неузнаваемости. И только горизонт ещё сохранял остатки солнечного света. Широкая жёлто-оранжевая полоса, будто проведённая кистью живописца, отделяла грустную рябь моря от разведённого синькой вечернего неба.

Толстяков, казалось, не замечал всей этой красоты. Он дымил папиросой и всё приставал к присяжному поверенному с вопросами о том, что тот собирается предпринять по прибытии в Тифлис. Ардашеву совсем не хотелось тратить время на бесполезную болтовню, и он, извинившись, спустился в каюту.

Через иллюминатор ещё виднелось море, и различалось небо. Клим Пантелеевич достал тетрадь и вечное перо. Настроение благоволило к творчеству, и он вывел первые два предложения: «В городе уже царила настоящая тёплая весна, какая бывает в Ставрополе только в середине апреля. Абрикос уже отцвёл, но аромат недавнего цветения ещё стоял в воздухе и манил…».

Однако что-то мешало сосредоточиться, и мысли возвращались к событиям сегодняшнего дня. Присяжный поверенный, в который раз отдавал должное изощрённости Беса, устроившего смертельную игру длиною в несколько недель и уже унёсшую три жизни. «Весьма возможно, что вся эта кутерьма с тифлисской маркой затеяна Бесом. Но как тогда быть со звонком Фогеля? Неужто он заодно с преступником? А что если Фогель и Бес — одно и то же лицо? Вопросов больше, чем ответов. Но гадать не в моих правилах. Пожалуй, лучше лечь спать. Завтра будет видно».

Ночью пароход сделал две остановки: в Гаграх, а потом, уже рано утром — в Сухум-кале. Судно стояло на рейде, и пассажиров, как почти везде на Черноморском побережье, встречали турецкие фелюги и доставляли на берег.

Временами Ардашев просыпался, глядел на часы, и вновь погружался в сон. Он пробудился от какого-то шарканья над потолком. Приведя себя в порядок, адвокат поднялся наверх. Оказалось, что это матросы мыли швабрами палубу, и целые вёдра морской воды подымались из-за борта и выливались на пол.

За кормой водопадом струились белые волны, оставляя за собой широкую дорогу шипящих пузырей. Светло-зелёная вода казалась прозрачной, а даль — голубой. Бледное утреннее небо сливалось на горизонте со спокойным морем.

Пассажиры третьего класса уже проснулись, и теперь пили чай вприкуску. Кипяток разливали из большого металлического чайника. Тут же стояли клетки с живностью: поросята, гуси, утки, куры и чья-то собачонка, отчаянно лаявшая на всю эту живность, которая её высокомерно не замечала.

Добравшись до форштевня, Клим Пантелеевич посмотрел вниз: острый нос корабля с шумом разрезал изумрудную воду, образуя по обе стороны, два шипящих фонтана. Рядом, параллельно курсу, скользили дельфины. Они выныривали, выпрыгивали наверх и снова плыли вперёд, точно соревнуясь с железной машиной. Адвокат невольно залюбовался игрой этих милых существ. А на небе уже появилась чёрная туча. Её принёс откуда-то северный ветер, и бесформенная громадина росла, будто на дрожжах.

— Вижу, вы уже бодрствуете, — раздался за спиной знакомый голос.

Это был Толстяков.

— Да, отлично выспался.

— И всё-таки, дорогой друг, вновь прошу вас: откройте мне тайну, куда вы ездили вчера вечером?

— В редакцию «Сочинского листка», поместившего на своих страницах статью об этом Чарльзе Блэкстоуне.

— Но зачем?

— Хотел узнать, откуда у них появились сведения о прибытии «The Ocean» в Одессу.

— И что же?

— Репортёр, написавший этот материал, куда-то исчез, но главный редактор заверил меня, что получил сии известия непосредственно из Одессы. Я попытался выяснить название газеты, но — тщетно. Никто толком ничего не знает. Признаюсь, но мне это кажется странным, ведь статья свежая.

— То есть, вы хотите сказать, что никакого англичанина в Одессе нет? — тревожно забегав глазами, спросил Толстяков.

— Не знаю, — безразлично проговорил Ардашев, — но что это меняет? Нам надобно продолжать вояж. Единственное, что меня беспокоит — это полная неопределённость. Я боюсь, что Бес рядом с нами. И в любой момент может произойти всё, что угодно. Поэтому, в очередной раз прошу вас быть осторожным и, по возможности, старайтесь держаться в поле моего зрения. Нелишним будет, если вы присмотритесь к первому и второму классу (про третий класс я не говорю; этих пассажиров очень много). Вдруг окажется, что вы увидите знакомое лицо?

— А что, если преступник проникнет в мою каюту? — глотая волнение, осведомился газетчик.

— Что ж, тем хуже для него.

— Позвольте узнать почему?

— Потому что вы его застрелите.

— Я?

— Да. У вас же есть револьвер?

— Безусловно.

— Надеюсь, вы его носите с собой?

— Не совсем… Я оставил его в саквояже.

— Помилуйте, Сергей Николаевич, так нельзя. Оружие всегда должно быть с вами.

— Я сейчас же схожу в каюту.

— Думаю, это можно сделать и позже. — Присяжный поверенный щёлкнул крышкой золотого Мозера и добавил: — Завтрак начался четверть часа назад. Пора и нам утолить голод.

Толстяков кивнул и проследовал в ресторан за адвокатом.

Стол для пассажиров первого класса отличался завидным разнообразием: осетровый балык, солёные грузди, маринованный судак, копчёный язык, холодные паштеты, русские блины, яйца всмятку, сосиски из щуки, макароны с ветчиной и пармезаном, венские колбаски, крепкий бульон с пирожками, запечённый картофель с селёдкой, жардиньер, кофе, чай, бисквиты и печенья. Для холодных закусок подавалась водка старая «Ерофеич», водка рябиновая, водка полынная и ратафия; в середине завтрака рекомендовалось откушать мозельвейну, рейнвенских или бургонских вин, а так же дамский пунш или глинтвейн.

Изрядно насытившись, Толстяков закурил папиросу и, сделав несколько глотков кофе, проронил:

— Спору нет — и водка замечательная, и закуски к месту, и вино… Однако пить с утра — моветон. Не находите?

— Отнюдь. Ведь всё зависит от количества. Рюмка водки под маринованные грузди лишь улучшила нам настроение, а бокал рейнского вина в конце завтрака придал наступающему дню лёгкий шарм. К тому же, часа через четыре мы доплывём до Поти, и обедать уже придётся на берегу. Кстати, вы не заметили в ресторане никого из тех, кого видели раньше?

Газетчик покачал головой.

— А среди пассажиров второго класса?

— Нет.

— Что ж, тогда остаётся предположить, что Бес едет третьим классом.

— Так давайте осмотрим всех!

— И как вы себе это представляете? Обойти почти две с половиной сотни людей, пристально всматриваясь им в глаза? Но даже, если и представить, что вы узнаете в ком-то, допустим, студента Глаголева, то какие доказательства его вины вы сможете ему предъявить?

— Собственно, никаких, — развёл руками Толстяков. — Но что же тогда делать?

— Ничего. Есть старая восточная мудрость: «Если не знаешь, куда идти, то лучше остаться на месте. Тогда не угодишь в яму». Так что пока давайте исходить из того, что этот английский нувориш действительно отправился в Одессу, а оттуда на пароходе Крымско-Кавказской линии в Поти. Но не будем забывать, что у него обязательная остановка в Ялте. Стало быть, мы, если и не опережаем британца, то, во всяком случае, и не отстаём от него.