Не будите спящие секреты - Юлия Владиславовна Евдокимова
— Все в порядке? — спросил Лапо.
Она кивнула. Затем, поняв, что он не может видеть в темноте, сказала:
— Ага. Не считая запаха.
Они вместе прошли по всему помещению, на голову что-то капнуло и Саша взвизгнула. Лучи фонарей ощупывали пол, стены. Это было ужасное, просто ужасное место, холодное и жуткое.
Им попались спинки кроватей, драный мужской ботинок и лишь в конце свет фонарей упал на что-то похожее на кучу тряпок, разложенных в углу.
Саша схватила мужа за руку.
— Смотри! Что это?
Он направил луч своего фонаря на пол у дальней стены.
— Есть только один способ узнать.
Там лежало что-то, завернутое в старое серое одеяло. Контур относительно плоский, но на одном конце, возле стены, просматривалось что-то круглое и твердое. Словно там была голова… скелета.
Пальцы дрожали, когда Саша протянула руку, откинула одеяло и отскочила, с трудом удержавшись, чтобы заранее не заорать.
Под одеялом оказалось старое пальто и небольшой глиняный горшок.
От облегчения Саша чуть не села на грязный пол, ноги не держали.
— Слава Богу. — Сказал Лапо. — Будь там скелет, я бы сам заорал. — Подумал и добавил: — Наверное.
На обратном пути она снова ощупали лучами фонарей пол и стены. Тела Эрнестины Грациани здесь не было.
Ночной воздух показался нектаром. Саша вдыхала и вдыхала, не могла надышаться. Сколько звезд на черном небе! В городах такого не увидишь. Их были миллионы, нет, миллиарды. Большие и маленькие, группами и одинокие они несли свой холодный свет через миллиарды лет…
— Говорят, что иногда мы смотрим на звезду, а ее уже не существует. Она погасла миллионы лет назад, а свет только дошел до нас… Я что-то такое читала. Так странно думать, что на тебя смотрит мертвая звезда…
— Не романтичная ты. У тебя даже звезды помереть успели! Давай выбираться отсюда, пока никому не попались на глаза, мало ли кто возвращается домой среди ночи.
Дома Лапо скомандовал:
— Быстро под душ, а потом выпьем кофе — и спать. И больше никаких разговоров об убийствах.
Саша с удовольствием подчинилась. И все же после полуночного кладбища ей впервые стало неуютно в замке посреди парка, вдали от другого жилья, где они были только вдвоем. Она покрепче прижалась к мужу и все равно никак не могла уснуть, прислушиваясь к каждому скрипу старого дома.
В конце концов она встала, осторожно сползла с кровати, чтобы не разбудить Лапо. Полуночные приключения пробудили такой голод, что она не могла больше терпеть.
Хорошо, что Бернадетта приготовила с вечера какой-то суп, чтобы настоялся к следующему дню. Саша разогрела целую миску густого, наваристого бобового супа и моментально его слопала. Суп был просто спасением после прогулки по холоду.
Заспанный Лапо возник в кухне:
— Ну, ты даешь!
— Супчик восхитительный! Ум отъешь!
Винодел приподнял крышку кастрюли, принюхался.
— Конечно! Любимая деревенская еда для холодного времени, fagioli e cotiche.
— Паста и фаджоли — пасту с фасолью, я люблю. А про «котѝке» никогда не слышала. Что это такое?
— Свиная шкура. — Лапо наслаждался видом изумленной Саши, с опаской разглядывающей вылизанную дочиста керамическую миску.
— В каком смысле свиная шкура?
— В прямом! Готовят фасоль с томатами, а шкуру вываривают в подсоленной воде несколько часов, чтобы стала мягкой. Тогда ее режут на полоски, и заправляют фасоль. Это придает вкус, а главное — совсем другую текстуру блюду.
— И что, это вкусно? — Недоверчиво спросила Саша. А муж захохотал, кивая на пустую миску:
— Это у тебя надо спросить!
Глава 12.
Пока Саша совершала полуночные вылазки в старые подвалы, полиция занималась рутинной работой, которая обычно и дает плоды.
Первым в отделение приехал Джильберто — садовник, плотник и мастер на все руки с виллы Бомонте.
— Не волнуйтесь, синьор, вас никто не подозревает, мы просто должны задать несколько вопросов.
— А-а… Ну, тогда чего уж… спрашивайте… — мужчина вытер о куртку вспотевшие от волнения ладони.
— Мы хотим узнать побольше о жизни на вилле, о бароне и баронессе. Это расследование убийства, синьор Джильберто, и лояльность хозяевам понятна, но отвечать на вопросы придется.
Джильберто закивал головой: — Я хочу помочь. Я когда услышал, что хозяина убили, поверить не мог. Он был такой… в общем, настоящий мужчина.
— В каком смысле?
— Он любил мужскую работу, синьор комиссар. Охотился, стрелял из лука. Природа и вилла- вот что волновало барона больше всего. Родители звали его медвежонком. Мы же росли вместе, мои родители работали на вилле, потом их место занял я… так вот, он знал каждый куст, каждую пещеру в этих лесах, с детства был настоящим лесным жителем.
— Но он часто уезжал по делам, не так ли?
— Ну, да. У него были дела. Нынешние аристократы не могут жить просто так, ничего не делая. Им нужно зарабатывать на жизнь. Сейчас не Средние века, синьор комиссар.
— Значит, барон любил природу. Что еще вы можете нам рассказать?
— Он был хорошим стрелком. Бесстрашным. Мог попасть в глаз кабану.
— Он был справедливым хозяином? Как он к вам относился?
— Моя семья не с улицы пришла, мы работали на Бомонте около двухсот лет. Мои прадеды, их родители. Он хорошо платил. Знал, что я никогда не уйду с этой работы и все равно хорошо платил.
— Что вы делаете на вилле?
— Все, синьор комиссар. Все хозяйство на мне. И работы в саду, и по дому, вот, например, упадет дерево в бурю, я его распиливаю. Окно разбилось- заменяю стекло. Ржавые петли, краны — вся мелкая работа такого рода тоже моя.
— А баронесса, вы с ней ладите?
— Баронесса совсем другая. Ну, она воспитанная, как полагается, она ж тоже из благородных, только без титула. Но она такая же, как мы, деревенская. Она сначала смотрит, не сможет ли сама что-то сделать и только потом просит меня. Однажды я застал ее, когда она ремонтировала выключатель в торшере. Вот она во всем такая. А gàmba. Крепко стоит на земле. Вся семья такая, и Лука с Мазо, это сыновья. Настоящие тосканцы! Не избалованные, как вы могли бы подумать.
— Расскажите нам о Джорджиане.
— Джорджиана… это фейерверк! Это ей надо быть баронессой. Она такая яркая, темпераментная…
— С баронессой они ладят?
— Да там искры летят! Джорджиана такая вспыльчивая. И баронесса, хотя и спокойная, тоже не выдерживала и тогда пух и перья во все стороны!
— И