Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов
– Нет, нет, я не верю вам! Нет, вы хотите засадить меня в тюрьму! Нет!
Он с грохотом сверзился по ступеням вниз, и в темноте подвала раздался шум бьющегося стекла. Лев Иванович бросился следом, осторожно нащупывая гнущиеся ступени ногами. Внизу в стене чернел проем в тоннель, который, видимо, шел под основанием дома. Права была баба Соня, есть лаз, да только такого размера, что туда смог протиснуться даже толстяк Дымов. Но Гурову путь уже был закрыт. Беглец опрокинул за собой два стеллажа с соленьями и вареньем, так что гора из разбитых банок и сломанных полок перегородила дорогу через проход. Оперативник кинулся назад, вверх по ступеням в сени. Он выбежал на крыльцо, обежал дом в поисках выхода из прохода, заметил на примятом снегу огорода следы больших ног и бросился в погоню. Бежать далеко не пришлось, Дымов с кряхтением перебрасывал грузное тело через скромную оградку. Лев Иванович прибавил шаг:
– Олег Дмитриевич, вы все равно не убежите. Зачем эта беготня? Давайте как взрослые люди сядем и поговорим. Хорошо, не поедем в отделение полиции, пока вы мне все не расскажете. Так вас устроит?
– Я не верю вам, я никому не верю! – С криком Дымов исчез за черными силуэтами деревьев.
Лев Иванович не спешил за ним, пожилой мужчина не убежит далеко в одной рубашке и брюках. Грузный и с одышкой, он не сможет обогнать спортивного и подтянутого опера. Пускай побегает, вымотается и потом спокойно, уже без фокусов согласится на разговор. Гуров легко перемахнул через ограду, раздвинул кусты и позвал:
– Олег Дмитриевич, вы где? Выходите, будем общаться. Холодно ведь, простынете. Вы взрослый человек, не ведите себя как нашкодивший ребенок. Если в чем-то виноваты, то признайтесь. А если нет, то бояться вам нечего. Я обещаю, что буду с вами весь период следственных действий.
Ему показалось, что кто-то сдавленно вскрикнул и потом прозвучал глухой удар. Гуров, проваливаясь в сугробы, бросился в сторону звуков. Следы Дымова шли параллельно. Но вот глубокие отпечатки в снегу закончились, дальше пошли две вытянутые полосы – два человека волокли большое обмякшее тело. Впереди фыркнула машина и исчезла за углом дома, оставив сизый клубок дыма в воздухе. Лев Иванович со всех ног бросился следом:
– Стой! Стой!
Но набирающий скорость автомобиль быстро превратился в сгущающихся зимних сумерках в черную тень. Гуров бросился обратно к старому домику вокзальной торговки. Без церемоний он рывком дернул дверь с улицы – закрыто. Сделал два шага назад и выкрикнул:
– Открывайте дверь, или я ее выломаю. Придется потом тратить деньги на новую.
Прислушался – в глубине скрипели половицы. Он с размаху ударил по ветхой двери, так что задрожал весь домишко, зазвенели стекла в оконце.
– Что творишь, ирод! – выругалась за дверью старуха и с лязгом откинула крючок. В щели показался крючковатый нос. – Чего хотел?
Но Лев Иванович не собирался больше следовать правилам хорошего тона. Местные жители ведут себя без всякого уважения, и он тоже будет отвечать тем же. Толчком опер открыл дверь и прошел внутрь под неодобрительным взглядом бабы Сони, сложил себе в пакет пару беляшей, бросил сто рублей на стол в качестве оплаты.
– Кто забрал Дымова?
Старуха стояла насупившись, руки в карманах передника. Сгребла купюру и сунула в карман. Лев Иванович же спокойно налил себе чай в кружку и невозмутимо принялся перекусывать. Дернул подбородком на оттопыренный карман передника:
– Много вам заплатили за то, что Дымова сдали?
Старуха от неожиданного вопроса отпрянула назад, подобрала руками передник. По испуганному лицу Гуров понял, что попал в точку. Пенсионерка от смущения и злости заметалась по своей крошечной кухне.
– Ну и чего в карман мой лезешь? Тебе-то что, приехал, уехал в свою Москву. А мне тут жить, дочери с внуком помогать надо. Не тебе в нашем поселке свои порядки устанавливать.
– Да у вас тут своя власть, – усмехнулся Лев.
– Своя, да не твоя, – буркнула баба Соня, но тем не менее подлила Гурову еще горячего чаю, хотя выражение недовольства по-прежнему не сходило с ее лица. – Тебе вот чего неймется, сами разберемся со взрывником этим. Ты вот по закону хочешь действовать, так это в Москве закон, а у нас в Туманном… Маргарита – закон. Не за просто так она награду за твоего Дымова выдала, он преступник, убийца.
– Чего же вы тогда его приютили?
Старуха снова посуровела, поникла и выдавила ответ:
– Деньги нужны. Вчера вечером, как ты от меня ушел, сразу кто-то постучал в окно. Я думала, москвич забыл чего, вернулся, а там он. В крови весь, раздетый на морозе. Рассказал мне историю о том, что с ножом на него какая-то девка бросилась. А я дура и уши развешала. Деньги у него взяла за помощь, коплю я внуку на операцию. Думала, что поутихнет все и пойду с Серегой Горшковым посоветуюсь, что с моим незваным гостем делать. Сегодня утром, когда Катю нашли, весь поселок загудел, что кто-то ее порешил. Я сразу про здоровяка этого подумала. Выдумал все он, Катерину снасильничал по пьяни и забил насмерть. Как по поселку слух прошел, что Маргарита за него награду назначала, так и стало понятно, что виноват мужик этот. Так что деньги свои я честно заработала, понял? Маргарита с ним разберется по-своему, уж получше, чем полиция.
– Зачем Семеновой с ним разбираться?
Старушка оскалила в насмешке редкие зубы:
– А еще опер московский, ничего не знаешь. Катька – дочка Маргариты, Дымов дочь ее единственную, красавицу сгубил. Она теперь устроит ему справедливый суд, он сразу все вспомнит. А тут плакался мне, что ничего не помнит. Руку показывал с порезом, я в больничке для него мазь и бинты взяла. Перевязку ему еще сделала. А то Катька, поди, его полоснула, когда напал на нее, не побоялась. Она была девка с характером, вся в мать. Он же увалень огромный, а она худышка, вот и воспользовался девушкой. – Женщина в сердцах сплюнула. – Знала бы, что такого охальника пригрела. Убивец, насильник. Пускай бы замерз в лесу.
– Вина его ведь не доказана, – попытался возразить Гуров.
Но баба Соня уже разошлась. Стукнув кулачком по столу, она возмутилась:
– Вот вы столичные только так и работаете. Навидалась я вашего – вина не доказана, – передразнила она оперативника. – Дочку тоже залетный пассажир с поезда снасильничал, когда она с работы на электричке приехала. Так я нашим не доверяю, до прокуратуры московской дошла, писала туда жалобы. Такой же, как ты, приехал и сказал, что вина не доказана. Свидетелей нет, следов борьбы нет, да еще и забеременела она от такого ирода, так что, может, все и по согласию было. Нагуляла ваша дочка, а теперь хочет прикрыться тем, что ее изнасиловали, чтобы соседи не косились. А куда ей бороться с мужиком, дочка моя тростиночка, вся в меня вышла телом. Вот и из-за вашего «вина не доказана» пришлось ей в райцентр перебираться, здесь затравили бы. Помогаю я ей как могу, только жизнь у нее теперь под откос пошла. К бутылке прикладывается, ребенка колотит, внук сильно заболел, без операции не выживет. А все ваше «вина не доказана». Так что Маргарита Васильевна получше вашего разберется, как этого душегуба наказать. Я ее, как мать, понимаю, горе страшное, когда ребенка своего хоронишь. Хоть и паучиха она знатная, кровь из людей сосет, что воду, но ребенка она своего любит. И имеет право с убийцей дочки разобраться.
– А если он невиновен? Тогда грех на душу возьмет Маргарита? – Гуров не удержался от каверзного вопроса. Как здесь в Туманном легко распоряжаются человеческими жизнями, средневековье какое-то.
Но старушка была неумолима:
– У нее грехов хватает, в рай точно уже не попадет. Одним больше, одним меньше, ей бояться нечего. – Баба Соня фыркнула: – Верный Тихон перед богом все ее грехи отмолит и ей же их и отпустит. Он служит Маргарите так, что цепная собака позавидует.
– Баба Соня, вы ведь умная женщина, не верите в эту лабуду с живой водой. Почему молчите, почему терпите вранье это? Почему
