Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов
– Заткнись, потащили. Я с утра не жрал, злой как собака. – Охранник, который был за старшего в свите Маргариты Семеновой, достал из кармана связку ключей и отпер массивный замок на двери строения. – То московский опер этот, то толстяк упертый. Договоришься, и тебе достанется.
Они ухватили бак за ручки по бокам и потащили внутрь строения. Лев Иванович уже приготовился кинуться следом, чтобы вырубить парочку специальным приемом, как вдруг по асфальту застучали каблуки сапог. Маргарита, теперь в дубленке и лаковых сапогах выше колена, торопилась от заводского корпуса в сторону постройки, где был заперт пленник. За ней торопились еще двое сопровождающих. Лев замедлил шаг, четырех крепких мужчин он может не успеть отключить. И если у них есть оружие, то дело примет совсем плохой оборот.
Женщина стремительно вошла внутрь, за ней грохнула тяжелая дверь, и снова на территории завода затихли все звуки, кроме звуков движущихся при погрузке машин. Лев Иванович заторопился, бросился вдоль здания в поисках другого входа или окна. Но кирпичные толстые стены длинной постройки были глухими. Он отошел как можно дальше, разбежался и со всего размаху заскочил на крышу. Предположение было верным – крыша выше уровня глаз, поэтому ее почти никогда не осматривают и не обращают внимания на звуки сверху.
Дверь с грохотом открылась, молодой охранник выглянул наружу, покрутил головой и крикнул внутрь:
– Да никого, все спокойно. От холода это металл ведет, вот и гремит.
Дверь снова закрылась, а Гуров аккуратно пополз исследовать пространство вокруг. Если нет окон, то воздух должен поступать внутрь из вентиляционной системы, которая расположена на крыше. Если воздух может входить внутрь, то и звук тоже будет доноситься из кирпичной постройки на улицу. Даже если он не увидит, что происходит в здании, то сможет услышать, что внутри него творится. Замысел удался. Уже через пять метров Гуров наткнулся на огромную трубу, в которую он мог бы влезть практически целиком. Оттуда раздавался высокий женский голос:
– Ну что он молчит? Давай лей, не стой.
Раздались булькающие звуки и стон пожилого мужчины. С глухим стуком упало большое грузное тело, и раздались звуки рвоты и всхлипы.
– Не надо… не… н-не… пожалуйста, не надо, я не виноват.
Гуров узнал голос Дымова.
– Рассказывай, урод, как ты убил мою дочь! Давай! – закричала Маргарита.
Снова раздались звуки ударов, стоны пожилого мужчины, он с трудом выговаривал слова.
– Это не я, нет!
– Ну, лей давай, вставь ему снова шланг в рот. Сука, ты лопнешь у меня, урод! Ты сдохнешь здесь! Я тебя сгною! Пожалеешь, что сразу не сдох! Пока не скажешь, как и зачем убил мою дочь, будешь пить воду! Она со всеми чудеса творит и тебе рот развяжет. Давай лей!
И снова послышались звуки рвоты, стоны, крики разъяренной Маргариты. Стонущий все тише Дымов повторял как заклинание:
– Это не я! Я не виноват! Нет!
Только женщина была неумолима. Ее помощники вливали и вливали в бедного пенсионера литры воды через трубку во рту, пока у того не происходили спазмы и вода не начинала потоком выливаться обратно. К пытке Марго добавляла удары ногами и руками, визгливо требуя ответ на один вопрос:
– Зачем ты убил мою дочь, урод?
Льву Ивановичу казалось, что ужасные звуки длятся целую вечность. Он уж стал подумывать о том, что надо спуститься, обнаружить себя, чтобы остановить взбесившуюся Марго. Конечно, у нее горе, убита дочь, но пытать пожилого человека, чтобы выбить из него признание, – незаконно. А женщина явно не собиралась останавливаться. Да и что будет дальше, если Дымов согласится, что это он убил дочь Семеновой? Она не менее жестоким и мучительным способом, как пытка водой, отправит убийцу на тот свет, без всякой презумпции невиновности и справедливого суда. Но в здании вдруг стало подозрительно тихо, и Гуров решил повременить и пока не спускаться с крыши.
Раздались шлепки, и прозвучал голос охранника:
– Кажись, копыта отбросил, Маргарита Васильевна, не дышит.
– Нет! Он не сдохнет, пока не признается, – взвизгнула женщина. – Проверь еще раз! Врача тащи сюда, пускай откачивает его, просто так он не сдохнет.
Дымов со стоном сделал вдох.
– Не-е-е, нормально, живой еще. Думал, у старика сердечко отказало, – протянул молодой мужской голос.
– Маргарита Васильевна, повременить надо, а то и правда быстро сдохнет. И развязать лучше, а то руки раздуло вон как, тоже помереть от этого можно. Я, когда в тюрьме работал, мы…
– Молчать! Развяжи его! – Приказы так и сыпались на подручных. – Завтра устрой ему такую пытку, чтобы заговорил и во всем признался! Ты обещал, что после применения воды он признается.
– Так кто же знал, Маргарита Васильевна, что старикашка такой крепкий, «водяного» выдержал, – виновато пробасил старший.
– К завтрашнему вечеру ты должен выбить из него признание. Или займешь его место! – взвизгнула Марго.
Гулко отозвался в полупустом помещении стук каблуков, тяжелые шаги сопровождающих Маргариту людей и грохот входной двери.
– Давай руки ему освободи! – Кирпич отдавал распоряжения младшему охраннику. – И пошли воду в резервуар выльем.
Мужчины громко затопали и запыхтели, перетаскивая бак с водой дальше в глубину здания. Лев Иванович пополз следом за ними по крыше, стараясь не ударять ногами по железным листам. Через десять метров, на другом конце крыши, он наткнулся на еще одну трубу вентиляции. Оттуда несло прохладой и сыростью, слышался шум журчащей воды, плеск большого резервуара. «Место, куда стекает вода из источника, перед тем как ее разливают по бутылкам», – догадался Гуров.
– Ну давай, раз, два, три, взяли! – гудели внизу голоса.
С надсадным кряхтением мужчины опрокинули содержимое пластиковой емкости в огромный водосборник, судя по громкому плюханью, размером с небольшой пруд.
– Фу, – выдохнул молодой охранник, под его телом заскрипел стул. – Еле поднял, в следующий раз Витька́ возьму, ну так же надорваться можно.
– Чего мелешь-то, – недовольно протянул старший. – Нельзя сюда Витьку́ твоему нос совать, нечего ему знать, что мы тут делаем.
– Да он же поселковый, как и я. Знает, что здесь источник подземный. Он раньше просто из горки тек, хоть кто мог попить или воды набрать.
– Мы же, мелкие, на нем провели столько времени, пили из него воду, пока завод не построили. Вкусная была раньше водичка, не то что сейчас. Я эту розовую из бутылок не уважаю, хоть с кровью, хоть чудодейственная, а все одно противно как-то. А ты вот веришь, что эта вода живая? У него ведь капли крови текут, я сам видел, у священника. Только все равно не может быть вода такой розовой даже от десяти капель крови. Почему он тогда при нас никогда свою кровь в резервуар просто не накапает? Или она и правда святая? Или все же нас дурят?
– Слышь, язык у кого-то развязался. – Рассуждения парня оборвал окрик. – Лишнее уже болтаешь, тебе не за это платят.
– Да ладно, уж и пару слов сказать нельзя. Просто ты злишься из-за того, что старика не получилось разговорить. Москвич навалял, старик подкачал, да, Кирпич? – Молодой никак не мог остановиться и перестать дразнить своего напарника.
И тот наконец вскипел, раздался глухой удар, и загремел деревянный стул. Раздался звук от падения тела, жалобный крик парня:
– Да ты чего взбесился-то, ну пошутил я немного. Не кидайся, на старике лучше завтра свои приемчики отрабатывай. А то Маргарита тебе самому водяного устроит, весь бассейн выпить заставит.
– Устрою я ему завтра, заговорит. Понял? У меня и не такие сдавались, да я в тюрьме самых матерых зеков ломал! Плакали, мамку вспоминали, выли как девочки, и этот все расскажет, что надо! – ревел взбешенным быком старший охранник.
– Да понял, понял, не ори, – буркнул молодой. Он уже пришел в себя от удара и уточнил: – Что дальше? Жрать охота, у меня бутерброды в машине лежат, печенье и кофе есть. Может, пока ты старика покараулишь, а потом я? И перекусим по очереди.
– Пошли, никуда он не убежит, – рявкнул раздосадованный
