Наталия Швец - Мой друг работает в милиции
— Поясните.
— Билет в «Антей» у нее был один, лежал в сумочке под носовым платком, под пудреницей и губной помадой. Если откинуть версию о самоубийстве…
— Она, безусловно, отпадает, — заметил Трошин.
— Категорические выводы, товарищ Трошин, требуют не категорических утверждений, а убедительных доказательств. Пока что мы таковыми не располагаем. Продолжайте.
— Если откинуть версию о самоубийстве, то есть основания думать, что Кривулина и ее убийца пришли в кино не вместе, а врозь. В противном случае у одного из них были бы оба билета, скорее всего — у мужчины, это естественно. Очевидно, убийца не хотел показываться вместе со своей жертвой. Он передал Кривулиной заранее билет, пришел в «Антей» позже ее, дождался, когда она войдет в ложу, и только тогда появился сам. Думаю, что все было так.
— Возможно. Но почему вы уверены, что первой в кино пришла Кривулина, что убийца появился в ложе после нее?
— Могу ответить. Ее билет оказался под носовым платком, под пудреницей, под губной помадой. Значит, после того как она предъявила билет контролеру, она пользовалась и пудреницей и губной помадой, иначе билет лежал бы сверху, а не под ними. Скорее всего, косметика была пущена в ход, когда Кривулина находилась уже в ложе: для того чтобы напудриться, чтобы освежить на губах помаду, женщина должна смотреться в зеркало. Проделать все это, находясь в фойе, стоя в тесной толпе, крайне неудобно.
— Ваша версия в какой-то степени обоснованна, — заметил Дробов и взглянул на Трошина. — А ваше мнение?
— Я разделяю версию Кулябки, — сказал Трошин. — Убийца был осторожен, действовал как опытный преступник. По я хочу обратить внимание на другое: в руках преступника оказался яд, да еще не какой-нибудь, а мгновенно действующий! Откуда? Ответ на этот вопрос сразу облегчил бы нашу задачу.
Дробов утвердительно кивнул головой:
— Все правильно, все правильно, дорогие товарищи. Между прочим, небезынтересно узнать, каким образом, получая восемьдесят один рубль, Кривулина могла позволить себе покупать семирублевую французскую помаду.
— А золотое кольцо с бриллиантом? — напомнил Трошин.
— Кольцо пока под вопросом. Оно найдено в углу ложи, надо еще доказать, что оно принадлежит Кривулиной. — Дробов вынул из ящика стола лист бумаги. — Тут у меня набросан приблизительный план мероприятий. На первоначальный период. Сегодня же передать соответствующее обращение по радио и телевидению. Дальше: узнать биографию погибшей, установить круг ее знакомств, друзей, родных, выяснить взаимоотношения с жильцами квартиры. Следующий пункт: выяснить, появлялись ли в продаже в ленинградских магазинах таллинские конфеты «Пьяная вишня». И, наконец, еще два важных пункта. Пункт первый. Кто тот человек, угрожавший ей в одну из суббот? Скорее всего, он живет в той же квартире или жил в ней раньше.
— Почему вы так думаете? — спросил Мохов.
— Вспомните фразу из записки: «Он это сказал в субботу вечером, когда я варила обед на воскресенье, а в доме никого не было». Посторонний человек вряд ли мог знать, что в субботу, то есть в выходной день, в квартире никого не будет и он сможет на кухне, куда может войти любой жилец, поднять скандал, угрожая Кривулиной смертью. Надо выяснить ее отношения с жильцами. Пункт второй — о нем уже здесь говорили — яд! Яд, который находится под строжайшим контролем соответствующих организаций. Надо обнаружить щель, через которую он просочился и оказался в руках убийцы. Хочу подчеркнуть, что время, как всегда, работает на преступника, а не на нас. Действовать надо без промедления! Понимаю, что нашей малочисленной группе будет трудно, но есть договоренность с полковником — людей нам дадут столько, сколько потребуется. А теперь распределим обязанности — и за дело!
* * *Переданное по радио обращение было краткое, но, как всегда в таких случаях, загадочное, интригующее: «Лиц, находившихся в четверг, пятого сентября, в кинотеатре «Антей», в ложе «Б», на сеансе, начавшемся в девятнадцать часов пятнадцать минут, просят позвонить по телефону номер 77–49–53».
Обращение, переданное по телевидению, сопровождалось показом во весь экран женской фотографии.
На другой же день на обращения отозвались по телефону два человека. Разговор с ними, попреки ожиданиям Дробова, затемнил и без того «глухое» дело. Сейчас вместе с Кулябко он прослушивал эти телефонные разговоры, записанные на магнитофон. Девичий голос в магнитофоне звучал робко:
«— Я слышала по радио… просили позвонить… тех, кто был пятого в ложе «Б»…
— Да, да, совершенно верно, — это зазвучал голос Дробова. — Очень хорошо, что вы позвонили. Значит, вы были на предпоследнем сеансе и сидели в ложе «Б»?
— Нет… У меня был билет в эту ложу, но только на последний сеанс…
— Но вы что-то хотите нам сообщить, не правда ли?
— Я хотела рассказать, что пришла в кино рано… и сидела в фойе, напротив этой ложи. Я купила эскимо и ждала, когда кончится сеанс… Вы меня слушаете?
— Да, да, я внимательно слушаю. Прошу вас, продолжайте.
— За двадцать две минуты до начала следующего сеанса из ложи «Б» вышел мужчина… Такой пожилой… в шляпе. А больше я ничего не видела…
— То, что вы рассказали, очень важно. Я прошу вас подъехать к нам на Литейный, чтобы рассказать все подробнее…
— А подробнее я ничего не знаю… я только видела, как он вышел из ложи…
— Вы видели гораздо больше, чем вам кажется, уверяю вас. Прошу вас приехать как можно скорее. Вы поможете нам найти важного преступника.
— У нас послезавтра контрольная по тригонометрии, — теперь голос звучал совсем уже по-детски. — У нас очень строгая учительница…
— Это займет не больше часа, даже меньше. Вы ведь живете совсем близко, на Загородном проспекте. Прямое сообщение любым троллейбусом».
Магнитофонная лента продолжала крутиться, но голос умолк. Видимо, удивленная школьница пыталась понять, откуда известен ее адрес. Она не могла знать, что во время разговора с ней успели засечь не только номер ее телефона, но и установить адрес абонента. Лента сделала еще несколько холостых оборотов, и вновь послышался голос Дробова:
«— Я знаю не только, где вы живете, я даже могу назвать номер вашего телефона: 14–40–36. Правильно?
— Правильно…
— Вот видите. Вы говорите с инспектором уголовного розыска. Моя фамилия Дробов, Василий Андреевич Дробов. А вас как зовут?
— Кузьмина… Надя… Надежда…
— Вот мы и познакомились, Надя Кузьмина. А как ваше отчество?
— Филипповна. Но меня так еще никто не зовет — по отчеству…
— Разрешите и мне не называть вас по отчеству. Но я должен его знать, чтобы выписать вам пропуск. Чем скорее вы приедете, тем больше останется у вас времени на подготовку к контрольной.
— Я не знаю… Родителей дома нет… Они рассердятся, что я поехала…
— Не рассердятся, поверьте мне. Сколько вам лет?
— Семнадцатый.
— Значит, вы уже взрослый человек. Вы должны понимать, как важно избавить общество от опасного преступника. Мы нуждаемся в вашей помощи, как же вы можете нам отказать? Вы, конечно, комсомолка?
— Да.
— Тем более вы должны нам помочь».
Несколько секунд лента магнитофона шелестела вхолостую, прежде чем послышался тихий голос Нади:
«— Хорошо… Только в случае чего вы объясните родителям… Я приеду к четырем часам.
— Отлично, Надя! Жду! Захватите паспорт. Пропуск будет у постового. В пропуске все сказано: этаж, номер комнаты, моя фамилия…
— Хорошо…
— Тогда — до скорого свидания».
Кулябко выключил магнитофон.
— Запомнила момент выхода неизвестного из ложи с точностью до минуты. Неправдоподобно! — усомнился он.
— Да, да, это странно, — согласился Дробов. — Приедет — выясним. Давайте вторую запись.
Кулябко нажал клавишу магнитофона, послышался старческий сиплый голос:
«— Это 77–49–53?
— Да.
— Это вы давали обращение по телевидению?
— Совершенно верно. Вас слушает старший инспектор уголовного розыска Дробов Василий Андреевич.
— Очень приятно познакомиться. Хочу вам сообщить, что женщину, фотографию которой вы показывали по телевидению, я никогда не встречал.
— Зачем же вы утруждаете себя этим звонком? Простите, не знаю вашего имени-отчества.
— Денисов Владимир Иваныч. Персональный пенсионер местного значения. Я хочу сказать, уважаемый Василий Андреевич, что этой дамы я не встречал, но я видел, как незадолго до конца сеанса из ложи «Б» вышел молодой человек и быстро пошел вниз по лестнице. У меня был билет в соседнюю ложу. Я еще подумал, что картина, должно быть, совсем плохая, если даже молодые люди не могут досидеть до конца…
— Владимир Иванович, вы нас крайне обяжете, если подъедете к нам, в управление, к восемнадцати часам.
