Наталия Швец - Мой друг работает в милиции

— Скоро четырнадцать.

— Она у вас от первой жены?

Сидоренко потрогал марлевую повязку на щеке, прищурился.

— А какое это имеет значение, товарищ лейтенант?

— Очень большое. Четырнадцать лет — это уже почти девушка. Вы хорошо зарабатываете, а она ходит в дрянных обносках вашей молодой жены. Ваша младшая дочь получает все — игрушки, книжки, нарядные платья. А от старшей вы все запираете на ключ. Обижаете ее на каждом шагу. Немудрено, что девочка плохо учится, бродит по улицам, подпадает под влияние всяких темных элементов.

— Мне об этом ничего не известно, — пряча глаза, сказал Сидоренко.

— Ах, не известно? А то, что вы избили Таню, когда она сломала иголку в швейной машине вашей жены, — это вам известно?

Сидоренко вспыхнул.

— Да ведь не бил я ее, товарищ лейтенант! Так — приструнил по-отцовски немного…

Петров взял со стола раскрытую папку.

— Вот акт. Здесь подписи врача и свидетелей из вашей же квартиры. Вас надо бы отдать под суд, но мы этого не делаем, потому что понимаем: от этого вашей дочери будет хуже.

Сидоренко нервно поправил повязку, которая все время сползала у него со щеки, покосился на сидящего с опущенной головой Новикова.

— Вы могли бы, товарищ лейтенант, и без посторонних поговорить со мной.

— Ничего, — спокойно ответил Петров, — пусть люди знают, какие у нас еще попадаются отцы.

В наступившем молчании было слышно, как скрипнул табурет под Новиковым.

— Я вас больше не задерживаю, гражданин Сидоренко. Идите и помните: повторится — не поздоровится вам, будут судить. Как дважды два.

— Нет-нет… Даю слово, — поспешно сказал Сидоренко. Он замялся. — Вы уж, пожалуйста, товарищ лейтенант, не сообщайте ничего на службу.

Петров оставил без внимания протянутую руку Сидоренко и, подождав, пока тот вышел, сказал Новикову:

— Ну, теперь ваша очередь. Простите, что заставил ждать.

— Ничего, ничего, товарищ начальник… — Новиков мял в пальцах лежащую на коленях форменную фуражку. Руки его подрагивали.

Петров, казалось, не замечал настроения посетителя. Он очень долго протирал очки — сначала носовым платком, затем кусочком замши; потом перебирал какие-то бумаги на столе. Тишина становилась гнетущей.

Наконец он сказал:

— Жалуются на вашего сына: говорят, болтается по улицам черт знает с кем, пропускает уроки в школе. А жаль. Ведь ваш Федор любознательный, даже талантливый мальчик. У него способности к технике. Вот я и решил посоветоваться с вами.

Новиков поднял голову и недоверчиво глянул на лейтенанта.

— Я потолковал с одним товарищем, — продолжал лейтенант. — Он руководит кружком юных электриков в Доме пионеров нашего района. Согласен взять Федю в кружок. Пусть ходит, занимается. Кто знает, может быть, наступит время, и вы станете гордиться сыном. Как вы думаете?

— Да я что… Я, извиняюсь, рад. — Новиков упорно избегал встречаться глазами с Петровым.

А тот словно не замечал этого.

— Простите, вы, кажется, работаете начальником отделения связи? Работа ответственная. Наверно, отдаете ей много времени, пользуетесь у сотрудников авторитетом? Это хорошо. — Петрову наконец удалось поймать взгляд Новикова. — Так берегите вашего сына. У него сейчас переломный возраст — легко попасть под дурное влияние. Ему необходимо спокойно проучиться в школе еще год хотя бы. А потом может поступить в училище, войдет в колею… Вот все, что я хотел вам сказать.

Петров встал. Новиков тоже поднялся с табурета. Он помялся и вдруг подозрительно спросил:

— А этот, как его… Вы и вправду не будете сообщать на службу?

— Вы про этого мерзавца Сидоренко спрашиваете? Если он не изменит отношения к дочери, обязательно сообщу, и не только на службу. В газету напишу.

Новиков испуганно моргнул, побледнел. Хотел еще о чем-то спросить, но не решился. Только пробормотал:

— До свиданья, товарищ лейтенант… — и боком, неловко выбрался из комнаты.

Петров постоял у окна, пока Новиков не скрылся под аркой, потом вышел в коридор и запер дверь кабинета. Весело пощелкивая на ходу пальцами, он поднялся на второй этаж и открыл дверь с табличкой «Начальник оперативного отдела». Там за письменным столом сидел мужчина в модном сером костюме. На подоконнике валялась марлевая повязка.

Мужчина взглянул на Петрова, усмехнулся.

— Ну, Ваня, посидел я в шкуре Сидоренко. Чего тебе еще от меня надо?

— Пока ничего, Антон Дмитрич. Пойдем, перекусим чего-нибудь. Смотри, сколько уж времени.

На Феде были новые ботинки. Они блестели и легонько поскрипывали. Полинялую футболку заменила фланелевая рубашка с «молнией» и двумя карманами.

— А, это ты, Федор Новиков? Ну, входи, входи. Чего в дверях застрял? Ты явился очень кстати. — Петров достал из ящика стола Федины плоскогубцы. — Понимаешь, что-то сделалось с моей настольной лампой. Я сунул вилку в штепсель, а оттуда вылетела искра. Посмотри-ка, ты на эти дела мастер.

Федя подбежал к столу, взял плоскогубцы и мгновенно развинтил вилку.

— Ага! Видите, волоски соединились. Потому что плохо занзолированы, а еще петельки неправильно закручены.

Петров с удовольствием наблюдал за Федей. Тот уже вытащил из кармана моток изоляционной ленты, ножик и гвоздь, быстро зачистил концы проводов.

— Вот смотрите, накручиваю на гвоздик конец провода. Теперь — раз! — гвоздик вынул. Видите, какая хорошая петелька? И нигде не торчит!

Петров смотрел, как мелькают проворные пальцы мальчика. А сам Федя оживлен, заинтересован; изменился он, однако, за эти дни.

— А хочешь, я устрою тебя в кружок — как раз по твоей части? Там даже есть модель турбогенератора, как на настоящей ГЭС.

Федя оторвался от работы.

— Правда, дядя?..

— Какой я тебе дядя? Тоже племянник выискался. — Петров взял мальчика за локти и придвинул к себе. — Правда. И не надо будет тебе тогда выслуживать отвертки, а главное — бросишь болтаться по улицам с подлецами, которые учат тебя воровать.

Федя вздрогнул. Выражение тоски появилось в его глазах. Петров встал, прошелся по комнате.

— Слушай, я тебе историю расскажу. В одном суде разбиралось дело: судили мерзавца, который заставлял ребят воровать. Этот тип присматривался на улице к мальчикам. Видит, что парнишка чем-то недоволен, обижен — посочувствует, задурит голову, наобещает с три короба, залезет, можно сказать, в душу. Много он ребят с пути сбил, а поймать его было невозможно, потому что сам он не воровал. Если мальчика схватят, уходил, а если кража удавалась, большую часть денег забирал себе. Это уж как дважды два. — Петров опять заходил по комнате. — Но все же нашелся один мальчик, который не поддавался на уговоры и отказался воровать. Тогда этот бандит ударил мальчика ножом…

Петров оборвал рассказ, посмотрел на Федю. Глаза у того были широко раскрыты, лицо побледнело.

— Что же с тем мальчиком стало?

— Он умер в больнице… Но перед смертью успел рассказать все, и бандита поймали. На суд собралось много народа. Родители пострадавших ребят требовали самого сурового наказания. — Петров провел рукой по волосам, вздохнул. — А в первом ряду сидел студент педагогического техникума, и душа у него ну просто кровью обливалась, потому что убитый мальчик был младшим братом этого студента. Вот тогда студент и дал себе слово поступить в милицию и бороться за ребят, чтобы не калечили им жизнь…

Федя схватил лейтенанта за рукав.

— Я расскажу, расскажу, дядя Петров! Он от меня отстать не хочет. Вчера грозился…

— Это тот остроносый, в клетчатой кепке? Ты за ним пошел, когда я отпустил тебя в прошлый раз?

— Да… Он теперь ходит с Митькой Рыжковым с нашего двора. Пойдемте, я знаю тот магазин…

— Погоди, Федя. Здесь начальник оперативного отдела — Антон Дмитриевич. Надо сначала с ним потолковать.

Девушка бережно прижимает к груди кожаную сумочку.

— Мне что-нибудь получше покажите, номер тридцать пять. Завтра у нас в институте бал…

Продавщица снимает с полки коробку, раскрывает ее.

— Такие?

— Да! Я примерю?

— Конечно. Садитесь, пожалуйста.

Девушка торопливо заняла освободившееся кресло, сунула сумочку за спину и, счастливо улыбаясь, принялась рассматривать маленькую изящную туфлю на высоком каблуке.

Мимо прошмыгнул подросток. В тот момент, когда девушка наклонилась, чтобы примерить туфлю, он подхватил сумочку и затерялся в толпе покупателей.

Этой ловкой кражи не заметил никто, кроме, пожалуй, одного мужчины, одетого в хороший серый костюм. Но мужчина не бросился к похитителю сумки. Он смотрел совсем в другую сторону — туда, где, небрежно облокотись на прилавок, остроносый парень в клетчатой кепке перебирал разложенные продавщицей носки.