Наталия Швец - Мой друг работает в милиции
Дробов внутренне усмехнулся: по ее понятиям, человек в сорок два года — пожилой.
— Значит, этот человек старше вашего отца?
— Старше… У него даже виски седые.
— Только виски? А остальная голова?
— Остальная — не знаю. Он был в шляпе. Наверное, весь седой, а может быть, лысый.
— Значит, он был в шляпе. Какого цвета шляпа?
— Точно не скажу, только помню, что темная…
— Какого он роста?
— Роста? Среднего… Может, выше среднего…
— Выше меня или ниже? — Дробов встал, чтобы Надя могла увидеть его во весь рост.
— Вроде вас…
— Может быть, вы запомнили его лицо: какое оно круглое, овальное? А бывают лица, которые, выражаясь знакомым вам геометрическим языком, хорошо вписываются в равнобедренный треугольник. У нас такие лица так и называются — треугольные.
Надя виновато улыбнулась:
— Я его лица не запомнила. Видно, и вправду я могу только смотреть, а видеть не умею.
— Во что он был одет? Пальто? Куртка? Пиджак?
— Это я помню, — обрадовалась Надя. — На нем была коричневая болонья. Я запомнила потому, что мама все время говорит, что папе надо достать коричневую болонью, вот я тогда и подумала: хорошо бы папе такого цвета.
— Вот видите, значит вы умеете не только смотреть, но и замечать.
— Еще я помню, что он был в перчатках. Я даже удивилась, подумала, что у него, может, руки больные — теплый день, а он в перчатках.
— Он был в перчатках? — Дробов не спускал с Нади глаз. — Вы уверены? Вам не показалось?
— Очень хорошо помню…
Дальнейшие ответы Нади ничего нового не внесли. Девушке казалось, что Дробов недоволен ею.
— Я же говорила… ничего важного не знаю… предупреждала…
— А вот и нет! Ошибаетесь, сударыня! Все, что вы сообщили, очень важно. Надеюсь, что наш разговор поможет напасть на след преступника…
Ровно в восемнадцать часов появился Денисов — франтоватый старик с перстнем на мизинце. Закрученные колечком седые усы, ровный, словно по ниточке, пробор посредине головы, острая седая бородка — все это придавало ему забавную воинственность и старомодный вид. Денисов подтвердил свое сообщение: до конца сеанса из ложи «Б» вышел молодой мужчина. Внешность незнакомца Денисов описать не мог, не запомнил также, во что тот был одет.
— Помню только, что он был, знаете ли, в шляпе.
— Какого цвета?
— Не гневайтесь, но не помню.
— Можете вы приблизительно определить его возраст?
— Это был молодой человек.
— Никаких особенностей в его походке или одежде вы не заметили?
— Никаких, если не считать одну, так сказать, экстравагантность. В такую жару — я имею в виду температуру в кинотеатре — этот субъект, представьте себе, был в перчатках. Во всяком случае, когда он вышел из ложи, он был в черных перчатках.
Дробов с трудом удержался, чтобы не вскочить со стула:
— Он был в черных перчатках? Это точно?
— Черные, именно черные.
Дробов ощутил всем своим существом счастливое возбуждение, которое всегда охватывало его с появлением малейшего просвета в «глухом» деле. «Я даже удивилась, подумала, что у него руки больные», — вспомнил он слова Нади. Значит, оба — и молодой человек, которого видел Денисов, и старый, которого видела Надя, — оба боялись оставить отпечатки пальцев. Значит, оба они, если и не являются непосредственными убийцами Кривулиной, то все же безусловно являются соучастниками этого дерзкого преступления. Но если эти двое только соучастники, то кто же непосредственный убийца? Ответ на этот вопрос дает телефонный звонок Клофеса. В ложе находились четыре человека: двое мужчин и две женщины. Мужчины под каким-то предлогом ушли раньше конца сеанса, и в ложе остались две женщины — убийца и жертва. А может быть, женщина ушла еще раньше, и тогда — непосредственный отравитель один из этих мужчин? Кто-то из них угостил Кривулину отравленной конфетой, яд подействовал мгновенно, и, убедившись в этом, убийца спокойно вышел из ложи.
— Скажите, Владимир Иванович, вы твердо уверены, что этот субъект был в перчатках?
— Молодой человек! — Денисов воинственно вскинул голову, острая бородка его нацелилась Дробову в грудь. — Хотя мне и семьдесят три года, но я не дал вам основания полагать, что я маразматик!
— Бог с вами, у меня и в мыслях такого не было. — Желая успокоить столь обидчивого свидетеля, Дробов добавил с притворной веселостью: — Мне крайне приятно, что вы назвали меня молодым человеком. Сегодня же расскажу об этом жене.
— Простите за любопытство, а сколько вам лет?
— Сорок пять.
— Так что же вас удивляет?! Сорок пять!.. — вздохнул Денисов. — Какой прекрасный возраст… Молодость… Энергия… Здоровье… Да… — Он снова тяжело вздохнул. — А теперь, если позволите, я пойду. Сожалею, если не был вам полезен.
— Я вам признателен, Владимир Иванович. Беседа с вами, безусловно, облегчит нашу задачу.
Денисов церемонно откланялся и, стараясь не горбиться, прямой, молодцеватой походкой направился к выходу…
Соседи Кривулиной
В районное отделение милиции Куприянов был вызван телефонограммой. Прежде чем приступить к разговору, Мохов позвонил кому-то по телефону, назвал себя и произнес только одно слово: «Интересуюсь». Очевидно, там, на другом конце провода, знали, чем интересуется старший лейтенант милиции, — разговор был недолгий, две-три минуты, на протяжении которых Мохов не произнес ни одного слова. Слушая, он изредка кивал головой, наблюдая исподволь за сидящим у стола Куприяновым. Опытному Мохову нетрудно было заметить, что Куприянов нервничает. Узловатые подагрические пальцы его беспокойно шевелились, левая нога непрерывно подрагивала.
«Чем он так напуган?» — недоумевал Мохов, продолжая слушать незримого собеседника.
Не переставая подрыгивать ногой, Куприянов вынул из кармана сигарету, чиркнул спичкой и тут же наткнулся глазами на лаконичное предупреждение: «Не курить!» Дунув на спичку, он смял сигарету и сунул в карман.
— Все понятно. До завтра, — сказал Мохов собеседнику, положил трубку и обратился к Куприянову:
— Я вызвал вас в связи с убийством гражданки Кривулиной. Вы живете с ней в одной квартире?
— Да… в одной…
— Сколько времени прожили вы в одной квартире с Кривулиной?
— Семь лет.
— Можете вы обрисовать круг ее знакомств, ее образ жизни, с кем она постоянно общалась? Может быть, она упоминала в разговоре с вами о своих врагах, высказывала опасения за свою жизнь?
По мере того как Мохов задавал вопросы, лицо Куприянова теряло испуганно-напряженное выражение, бледно-голубые глаза смотрели спокойно, нога под столом перестала выбивать судорожную дробь. Отвечая на вопросы, он поглаживал широкой ладонью срезанный подбородок.
— Что я могу сказать, гражданин начальник? — Голос Куприянова оказался высоким, резким. Медленно и с трудом, точно пасту из засохшего тюбика, он выдавливал осторожные слова: — Лично мне покойница Зинаида Михеевна ни на кого не жаловалась… нет, не жаловалась… Насчет образа жизни… так ведь какой образ жизни у служащего! Утром к девяти на работу, а я вот, например, к восьми… Вечером придешь, пока то да сё — газетку пробежишь, телевизор посмотришь, с женой поговоришь, — уже и спать пора…
— Безрадостная картина получилась, товарищ Куприянов, — заметил Мохов. — Непонятно, кто же каждый вечер заполняет наши театры, концертные залы, стадионы, кинотеатры?..
— Бездельников хватает…
— Но неужели вы сами никогда не бываете в театре или в кино? — искренне удивился Мохов. — Когда вы в последний раз были в кино?
— В кино?.. Я?..
— Да. Когда вы были в кино?
Узловатые пальцы Куприянова снова зашевелились.
— Не помню… Может, год… а может, и больше. Мне запоминать ни к чему. — Он заговорил вдруг торопливо, без пауз. — Кривулина жила скромно, только вот разве недавно франтить стала. Вернулась из дома отдыха в июле — на ногах туфли импортные, кофта тоже заграничная.
— В каком доме отдыха она была?
— Где-то в Прибалтике, а где — не говорила. Я не спрашивал, она не говорила. Про врагов своих мне лично тоже не говорила. Гостей у нее не бывало. Пока муж не умер — приходили, а после — не замечал. Может, и были, а только я не замечал. Тут надо Скрипкину Антонину Ивановну спросить, у них комнаты рядом, а Скрипкина — пенсионерка, всегда дома. Может, она что и заметила, в смысле гостей…
— В дни, предшествовавшие убийству, вы не заметили какой-либо озабоченности, изменения в обычном повелении гражданки Кривулиной?
— Ничего не заметил. Утром, в день, когда это все случилось, мы как раз вместе из дому вышли. Зинаида Михеевна совсем веселая была, даже загадку мне смешную задала, вроде анекдота.
— А именно?
