Марина Серова - Вперед и с песней
Я оглянулась — передо мной стоял высокий молодой мужчина с правильными чертами лица.
В черной бородке его слегка проблескивала ранняя проседь, которая еще больше придавала его облику какое-то нездешнее благородство. Одет мужчина был вполне по-демократически — в обыкновенные джинсы и летнюю белую футболку, но даже простейшая одежда выглядела на нем как-то значительно и очень красиво. Признаться, я невольно засмотрелась на это притягательное лицо.
Скорее всего это и был Лев Грымский собственной персоной.
«Да, в такого запросто можно влюбиться, — быстро прокрутилось у меня в голове. — В каком-то смысле Лилю можно понять».
— Да, ищу, — сказала я, быстро распрямляясь. — Друзья пригласили меня на дачу, на шашлыки, а я никак не могу найти, где они тут…
— Ну, здесь шашлыков вы точно не найдете, — улыбнулся Грымский, показывая целый ряд ослепительно белых зубов и собираясь снова исчезнуть за дверью.
— Но, может быть, вы мне подскажете… их зовут Дима и Катя, у них тоже дача где-то здесь, — проговорила я, думая лишь о том, как бы мне его теперь подольше задержать и хоть что-то выяснить из разговора.
— Нет, девушка, я из соседей никого, к счастью, не знаю, — ответил Грымский. — И они меня тоже не знают.
Но вдруг нахмурился и посмотрел на меня строго:
— Но все же: почему вы не постучались в дверь, а лазаете по чужим окнам, девушка? Кстати, кого вы на самом деле тут ищете?
Теперь Грымский смотрел на меня в упор, и я почувствовала, что стою перед ним как школьница, вытянув руки по швам.
— Я ищу Валентина Валентиновича Лепесточкина, — произнесла я и сама поразилась тому, что вдруг, помимо моей воли, начал говорить язык мой — враг мой.
— А, вот это уже больше похоже на правду, — как-то странно прищурился Грымский. — Это уже интересно. И почему же вы ищете его здесь, девушка?
— Потому что вы его похитили. А Лилю Костюченко жестоко избили. Вы преступник. Если пробирки попадут в ваши руки, они принесут зло всем людям.
— Очень хорошо. Но, может быть, вы, девушка, знаете и скажете мне, где сейчас находятся эти пробирки? Очень, очень интересно было бы послушать.
Грымский теперь смотрел таким взглядом, от которого, казалось, волосы на моей голове вот-вот могли вспыхнуть, как факел, хотя все мое тело почему-то от дикого напряжения, наоборот, покрылось холодным, липким потом.
Ничего себе, теперь я на собственной шкуре чувствовала неодолимую силу воздействия этого странного человека и почему-то действительно неотрывно смотрела ему в глаза. Как та самая лягушка.
А ведь Лиля меня предупреждала! Хотя, кажется, что в глазах Грымского такого особенного? Маленькие, черные, похожие на горячие угольки.
Но почему-то действительно прожигают, прожигают до самых мозгов, и совершенно некуда деться от его испепеляющего взгляда.
— Знаю, — сказала я покорно, хотя только что собиралась с духом сказать нечто совсем другое, противоположное. Да что там — я чувствовала, знала, что этого человека нужно сейчас просто схватить и связать, и основания для этого есть — он же сам недавно до полусмерти избил Лилю, да и вообще с таким типом шутки плохи.
— Знаю, — сказала я вместо этого. — Пробирки… у голодного.
— У голодного? — переспросил Грымский, по-прежнему глядя на меня, не моргая. — Это что же — фамилия такая? Знаете что, а пройдемте-ка, девушка, в дом, вы сядете напротив в удобное кресло, и мы спокойно обо всем поговорим, а потом вместе решим, как действовать дальше. Может быть, вы даже сходите к этому голодному и все принесете…
Я чувствовала, что мне ни в коем случае не надо сейчас идти в дом с мрачными шторами, что-то надо сделать, чтобы не идти за Грымским… как лягушка. Но для того, чтобы я смогла стряхнуть свое оцепенение, он должен хотя бы на минуту отвести от меня свои ужасные горящие глаза, как-нибудь отвлечься.
Но Грымский по-прежнему глядел на меня со странной задумчивой усмешкой, и я в ответ ему только послушно кивнула.
Господи, да что это со мной? Да и я ли это вообще или какой-то совсем другой человек? Непонятно, почему у меня так мелко дрожат руки и ноги, словно я сейчас несу на своей голове бетонную плиту? Теперь ясно, что имели в виду магические кости, когда выдали непонятную для меня фразу: «Радуйтесь, что ваши взгляды не совпадают».
Черт возьми, но они теперь как назло совпали, в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.
— У-у-у! — вдруг взвыл кто-то рядом так громко, что у меня еще больше задрожали поджилки.
— Ага, попался наконец-то! Ах ты сволочь такая! Клубники моей захотел! — раздался за моей спиной противный, женский визг. — Я тебе покажу мою клубничку, гадюка ползучая, вот тебе, вот тебе! Я тебя мотыгой по спине быстро отхожу!
От неожиданности Грымский вздрогнул и перевел взгляд в ту сторону, откуда доносились крики.
— Да не нужна мне ваша клубника, гражданочка, в данной вылазке я преследовал совсем иные цели, — ответил ей жалобно мужчина. — Ой, да больно же! Прекратите, гражданочка! Уберите свой рабочий инвентарь! Ой, как мне ножку больно!
Это был голос Адама Егоровича, который сейчас, по всей видимости, вступил в отчаянную схватку с какой-то разъяренной огородницей.
— Знаем мы ваши цели! — заливалась женщина. — Своровать хоть что-нибудь — вот и все цели, а потом продать за бутылку. Признавайся, это ты по весне у меня провода все со столба срезал, а потом в пункт приема цветных металлов сдал? А рассаду помидорную я из-за кого три раза сажала? Говори: из-за тебя? Получай, получай!
Услышав знакомый голос Адама Егоровича, который явно попал в какую-то переделку, и пользуясь тем, что Грымский сейчас отвернулся в другую сторону и настороженно прислушивался к крикам, я разом стряхнула с себя оцепенение и набросилась на него одним сильным прыжком.
Тоже мне, уж! Ищи себе других лягушек, на свете бывают звери и посильнее.
Грымский явно не ожидал в этот момент нападения, и мне удалось сильно врезать ему в солнечное сплетение, чтобы на время отключить все его гипнотические таланты. Человек, который только что казался вершиной могущества и непобедимости, свалился от простого приема карате в траву как подкошенный.
Быстренько сев на него верхом, я вытащила из своей сумочки-выручалочки веревку и скрутила ему за спиной руки, а потом также накрепко связала ноги. Впрочем, этому типу важнее всего было бы глаза завязать — но пока они и так были закрыты и никакой опасности для окружающих не представляли.
Я опасалась, как бы на шум голосов из дома не выскочил кто-нибудь из помощников Грымского, но в дверях пока никто не появлялся.
— Убивают! Совсем убивают! Танечка, на помощь! — отчаянно взвыл где-то рядом голос Адама Егоровича, и я, поняв, что медлить нельзя ни минуты, бросилась на зов.
Но Володька меня опередил — еще перескакивая через грядки соседского сада, я услышала его знакомый окрик:
— Милиция! Всем оставаться на своих местах!
Но бедный, разнесчастный Адам Егорович! Вот кто в переделке пострадал больше всех: очки ученого на одном глазу треснули, последние волосы на ученой голове совершенно вздыбились, но самое главное, что на его ноге висел волчий капкан.
Рядом с Адамом Егоровичем стояла крошечная женщина, поставив руки в боки.
— Вот и хорошо, что милиция! — выкрикнула она злорадно. — Таких как раз надо в тюрьму сажать, а лучше сразу расстреливать на месте.
— Володька, пошли кого-нибудь — там в соседнем саду связанный преступник. И надо обыскать дом. Адам Егорович, ну как же вас сюда угораздило? — бросилась я скорее освобождать старика. — Я же сказала — ждите меня пока в машине!
— Но я подумал, что тоже должен спасать Валечку, — сказал Адам Егорович. — Как же я мог сидеть, я вот и пополз потихоньку, ползком, ползком…
— Ага, и как раз к моей клубнике, у меня тут в парнике ранняя растет, — подхватила женщина. — Но я не дурочка, я давно уже везде капканы расставила, чтобы вора изловить…
— Какой же это вор? Это сотрудник… милиции!
— Как сотрудник? А чего он у меня ползал тут?
— Особо важное задание выполнял, а вы помешали. Сейчас мы вас саму арестуем за срыв спецзадания, — разозлилась я не на шутку на маленькую садистку.
— Ах ты, батюшки! — всплеснула женщина своими крошечными руками и сразу принялась освобождать несчастного Адама Егоровича из капкана. — Как же он попался тогда, раз сотрудник? Вон как я его тяпкой по спине-то отходила.
— Понимаете, у меня зрение не того: все зеленое, сливается, вот я и не заметил… — оправдывался Адам Егорович, глядя на меня своими огромными, беззащитными глазами. — Я и не заметил никаких капканов…
— Ты бы еще мины подложила, дура, — рассердился Володька, глядя на израненную ногу моего клиента. — И колючей проволокой под током участок оцепила. Вообще — я имею полное право сейчас тебя арестовать за членовредительство нашего сотрудника.